Дневник В. Счастье после всего?

На сегодня все.

В.

17 июля

Позвонила Омару, чтобы известить его о поездке в Междугорье: пусть перенесет слушание по поводу опеки. Его не было в офисе, я оставила сообщение. Хочется как можно быстрее разобраться с опекой, но сейчас не вижу другого выхода. Надеюсь, Роджер больше не будет пытаться похитить Пита.

Позвонила моей новой подруге Донне Голд и пригласила ее с семьей на обед. Редкая для меня непосредственность! Обед заказала с доставкой на дом. В Донне, как всегда, жизнь била ключом, но ее муж оказался совсем не таким, какого я ожидала от своей элегантной подружки-южанки. Кристофер оказался флегматичным лысеющим мужчиной в очках. Эти двое настолько не похожи друг на друга! Наверно, он приставучий, как осел, и классный в постели. После обеда Кристофер собрал ребятишек и пошел играть с ними в пат-пат.

— Чтобы дать вам возможность поболтать, сударыни, — подмигнул он.

— Ни на волос не верю! — Донна кинула в мужа скомканной бумажной салфеткой. — Кристофер — взрослый ребенок. Хочет поиграть в пат-пат, а дети — это просто предлог.

— Ладно, ладно, сдаюсь. — Он шутливо прикрылся ладонями.

Когда они ушли, мы с Донной стали убираться в кухне и разговаривать. Я поведала ей мою семейную историю в слегка облагороженном виде, и она призналась, что с Кристофером у нее были те же трудности. Их удалось преодолеть с помощью «удивительного» семейного терапевта. Оказалось — Бониты Лёб. Я не стала ей говорить, что Бонита Лёб отказалась от нас с Роджером. Донна не вдавалась в детали своих семейных проблем, а я не расспрашивала. Думаю, со временем все само выяснится.

Рассказала о последней выходке Роджера.

— По крайней мере, скоро у меня будет постоянная опека.

— Ты так уверена? — Она покачала головой.

— Да ладно! Какой судья даст этому ублюдку опеку? После всего, что он сделал?

— Ну, может быть, не полную, но совместную опеку вполне могут присудить. — Донна заметила скептическое выражение на моем лице. — Слушай, это бывает. Особенно в наши дни. Отцовские права и все такое. — Она рассказала мне о Тамаре Паркер, знакомой мамочке. — Ее бывший муж был хуже некуда. Ну, может, не хуже некуда, но твоего красавца обставил почти вдвое. Обрюхатил их няньку. И жену оставил практически без гроша. Сейчас ему присудили совместную опеку на детей. Ему и его новой жене. Няньке то есть.

Я сказала, что не хочу даже говорить об этом.

— Поговорим лучше о чем-нибудь приятном, — например, о Майкле Авила. — С ним я чувствую такую заботу, такое спокойствие и внимание. Но…

— Что «но»?

Даже себе я не признавалась в том, что сказала Донне.

— Никакой феерии чувств, ну, ты понимаешь. Чего-то не хватает, ферромонов каких-то. По крайней мере, мне.

— Слишком пресный для тебя, да?

— Что?

— Ну, смотри. Не обманщик, не бабник, не прячет в домиках других жен, не кидается на малолеток… еще бы он тебя зацепил! — Донна уперла руки в бока. — Слушай меня, детка, слушай внимательно. Если этот твой детектив на самом деле такой милый, добрый и симпатичный, как ты говоришь, будет несусветной глупостью упустить его только из-за того, что он не вызывает в тебе страсти. Это мое скромное мнение. — Она сунула салатницу в посудомоечную машину. — Думаю, тебе стоит пересмотреть свои постельные вкусы.

Может, и стоит. Только как?

На сегодня все.

В.

21 июля

Мама сказала, что последние несколько месяцев папа стремится к Богу «как поникший цветок жаждет дождевой воды». Он читает Библию, слушает проповеди по телевизору, однажды даже позвонил и просил «друзей Господа» помолиться с ним и за него. Мне кажется, это скорее жест отчаяния, чем истинное обращение к религии. Лучше не говорить об этом маме.

Она наводит справки о Междугорье. Оказывается, есть специальные молитвы для исцеления болящих, их нужно прочитать семь раз: Символ Веры, Молитва Господня, «Богородице, Дево, радуйся» и «Слава» (Господню молитву я знаю, но во всем остальном полная невежда). Мама распечатала для нас эти молитвы. Правда, папа уже знает их наизусть. Ему нужно будет поститься, есть только хлеб и воду, и священник помажет его каким-то священным маслом. Принципиально важно, чтобы это был правильный священник — «дар исцеления» есть не у всех. Говорят, что Бог слышит только тех, кто молится со смирением и твердой верой. Остается только надеяться, что мы наняли именно такого.

Я все еще настроена скептически, но в глубине души что-то шевельнулось. Может быть, у папы действительно есть надежда.

На сегодня все.

В.

22 июля

В пять утра я подняла Пита, мы доехали до родителей на такси. Я попросила водителя подождать.

— Мы мигом.

— Хорошо. Не спешите, у меня завтрак с собой, — сказал он, доставая пакет с эмблемой «Макдоналдса». Мне есть не хотелось.

Мама встретила меня на крыльце. Она была в пальто и в перчатках.

— Папа не очень хорошо себя чувствует, — сказала она.

Я прошла в дом мимо двух чемоданчиков у двери. Пит пробрался вниз покопаться в старом папином шкафу. Там было полно подушечек для печатей, маркеров и прочей канцелярской мелочи, всяких игральных карт и книг о Корейской войне. Пит весь день может там рыться, даже ни разу перекусить не придет.

Папа сидел на кушетке и тяжело дышал. Его ступни в носках казались хрупкими и маленькими. Он с трудом улыбнулся и прошептал:

— Вэлери…

— Это так неожиданно случилось. — Руки у мамы дрожали, как два мотылька. — Вчера он вставал, все было нормально.

— Папа, пора ехать, — сказала я. — Водитель нас ждет.

Он покорно сидел, пока я надевала на него шляпу и повязывала шарф. Острое худое плечо торчало под бежевой шерстью свитера. Полупрозрачная кожа, глаза совершенно другого цвета — не зеленого, к которому я привыкла, а бледного серо-голубого, как летнее небо на рассвете. Уже застегивая пиджак, я знала, что мы никуда не поедем.

— Расскажи мне о Пречистой Деве, — заговорил он. — Расскажи о чудесах… — тихий и легкий голос, как дым. Рот раскрылся, он хватал воздух, как рыба.

Я взяла его за руку, костлявую и холодную. Папа закрыл глаза. В окно было видно машину с водителем. Он показал на часы и вопросительно поднял брови.

— Мам, скажи водителю, чтобы ехал. — Я дотянулась до кошелька и вытащила двадцатку. — Отдай ему.

— Ты о чем? Мы не можем отослать водителя! Он нам нужен! Нам надо в аэропорт!

— Пусть уезжает, мам. Мы не поедем в аэропорт. Мы никуда не поедем.

— Но Тереза! Надо встретить Терезу в аэропорту. Надевай на него ботинки и пошли отсюда.

Папа сжал мою руку.

— Ты была очаровательной малышкой, — сказал он, ловя ртом воздух.

Огромное горе сжимало горло. Я не хотела плакать. Мама стояла в углу не двигаясь, впившись зубами в пальцы.

— Не знаю, почему ты заставила меня отослать водителя, Вэл, правда не знаю. Мы опоздаем на самолет.

— Милая Вэлери, самая лучшая, самая милая малышка. — Папа открыл глаза. — Как там Питер?

— Я вызываю врача, — сказала мама.

— С Питером все хорошо, пап. Он внизу. Ты же знаешь, он обожает рыться в твоем старом барахле.

— Он прекрасный молодой человек…

Я вытянула из рукава носовой платок и вытерла слюну с его подбородка.

— Вэлери… — Он уже задыхался. — Отдайте ему… мой фотоаппарат… — Папа был фотограф-любитель. Все мои любимые снимки он сделал своей «Лейкой».

Папа смотрел мне прямо в глаза. И улыбался.

Что-то произошло.

— А где Джек? Мне нужен Джек.

— Кто это — Джек, папа?

— О! — У мамы вырвался сдавленный всхлип. — Его пса звали Джеком. Когда он был еще ребенком.

— Сюда, Джек. Сюда, мальчик мой.

Я положила ладони на узкие папины плечи, голову ему на грудь.

— Джек здесь, пап. Он здесь.

— Хороший Джек… — прошептал он.

Мама с ужасом смотрела на нас. Я махнула, чтобы она подошла поближе.