Гадюки в сиропе, или Научи меня любить (СИ)

Иногда родительская любовь не знает границ. В определенные моменты родители готовы привязать отпрыска к себе, только бы он никуда не делся. Не выпал, как неразумный птенец из гнезда. Но рано или поздно все дети вырастают и улетают навстречу лучшей жизни.

Шанталь жалела, что Эшли практически не видел её любви. Она долгое время неправильно расставляла приоритеты, отдавая предпочтение своим кавалерам и пагубным привычкам. Но сейчас наиболее четко осознала, что у нее есть только Эшли, и именно им она должна дорожить. Перед отъездом он сказал, что все время, пока будет находиться в турне, будет думать о ней, никогда не забудет. И играть будет не только для зрителей в зале, но и для нее, хотя она не услышит.

Она расплакалась, и Паркер утешал Шанталь, как мог. Бережно стирал с её лица слезы и говорил, что все будет хорошо. Просил пожелать ему удачи, и она желала, старалась улыбаться. Ей сложно было отпустить его. Только сейчас она поняла, что Эшли совсем ещё ребенок. Да, он очень самостоятельный, и временами любого взрослого переплюнет в плане независимости, но... Но для нее он так и остался ребенком, которому она уделяла ничтожно мало времени.

Услышав от своего сына ободряющие слова, Шанталь поняла, что все это время он старательно носил маску недовольства жизнью, стремясь замаскировать свои истинные чувства. На самом деле, не было в его душе никакой ненависти, он сам её нагнетал, внушая себе мысль, что жизнь - жестокая игра, в которой выживает лишь сильнейший, и к участию в этой игре нужно готовиться.

Дитрих, провожавший Керри, стал тогда свидетелем трогательной сцены прощания. После он пытался понять, что заставило их с Эшли на первых порах враждовать? Что они делили? Ведь оба относились к школьной власти равнодушно, не имели желания стать объектами преклонения у местного контингента, и, тем не менее, столько времени выставляли друг друга на посмешище, словно других забот не было.

Вражда помогала им обоим держаться в тонусе, разбавлять унылые будни сильными чувствами, истинной ненавистью. Потом, когда у Дитриха появилась Люси, у Паркера - Керри, а вместе с девушками и желание заботиться о них, оба позабыли о былых недомолвках. Поняли, что выяснять отношения нет никакого смысла. Им и без дурацкой нервотрепки хорошо.

Хлопок двери за спиной заставил Дитриха вздрогнуть и обернуться. Аманда тоже оглянулась. На пороге стояла Лота в неизменном фартуке. От нее сегодня пахло ванилью.

- Ты напугала меня, мам, - произнес Дитрих.

- Прости, - отозвалась она. - Почему вы здесь сидите? Шли бы в дом.

- Нам и тут неплохо, - проворчал Ланц. Теперь ему вряд ли удастся вернуться к своим размышлениям. Нить их потеряна безвозвратно. - Кстати, почему от тебя пахнет ванилью? Экспериментируешь со вкусами овсянки?

- Я испекла кекс.

- Правда? - Дитрих удивленно вскинул бровь.

- Хотите попробовать? - оживилась Лота.

- Нет, - покачал головой он.

- Да, с удовольствием, - мигом отозвалась Аманда.

- Тогда идите в дом, - улыбнулась фрау Ланц.

Дитрих покачал головой.

- Ты сумасшедшая, - тихо шепнул Аманде.

- Все так печально?

- Посмотрим. Если выживешь, я тоже рискну отведать сей шедевр.

- Да ты просто благороднейший из рыцарей, - хмыкнула девушка. - Кстати, а почему твоя мама готовит именно овсянку?

- Предрассудки, - отозвался парень. - Наслушалась рассказов о том, что англичане жизни своей не мыслят без этой каши, вот и совершенствует мастерство.

Посреди стола стояло блюдо, в центре которого возвышался кекс, щедро присыпанный сахарной пудрой. Аманде вспомнилась статья из какого-то журнала, где говорилось, что подгоревшую или же наоборот непропеченную корку можно замаскировать с помощью сахарной пудры или глазури. Аппетит резко испортился, но Лота так мило улыбалась, что у Аманды даже мысли не возникло - отказаться от предложенного яства.

Дитрих с кислым видом пил чай без сахара. Аманда с энтузиазмом нахваливала кекс, откусывая от него небольшие кусочки. То ли, действительно, ей нравилось, то ли просто примерила на себя роль и пыталась польстить горе-кулинару, коим была Лота. Мать Дитриха была на седьмом небе от счастья, слушая комплименты, и на губах у нее не переставала играть улыбка. Грант тоже благодарно улыбнулась.

Дитрих тяжело вздохнул. Ему она так не улыбается. Ему она вообще не улыбается.

Лота и Аманда мигом обернулись в его сторону, и хором спросили:

- Что-то случилось?

- Всё отлично, - ответил Ланц.

Грант, сидевшая рядом, не удержалась, положила ладонь на его бедро. Почувствовала, как он напрягся, а потом посмотрел на нее вопросительно.

- Я не отравилась, - шепнула она, воспользовавшись тем, что Лота отвлеклась. - Правда, вкусно.

Руку тут же убрала, и Дитриху захотелось побиться головой о стол. Он тут проблемы мировой важности решает, а она ему о каком-то пироге говорит.

- Мам, можно мне тоже кусочек? - попросил он.

Раз уж ничего, кроме пирога, ему здесь предложить не могут, то пусть хоть пирог будет.

- Ты передумал? - улыбнулась Лота.

- Да.

Она отрезала немного, положила кусок на тарелку и передала её Дитриху. Он поблагодарил мать и, всё ещё сомневаясь в правильности своего поступка, попробовал её творение. Странно, но Аманда не обманула. Это, на самом деле, оказалось съедобно и даже вкусно. О чем он и сообщил матери, вызвав у нее ещё одну улыбку. С сахаром, конечно, переборщила, но общей картины это не портило.

Они просидели еще некоторое время в кухне, потом с работы вернулся Якоб. Пирогом торжественно кормили его, и он тоже оказался приятно удивлен творением супруги. Хотя, Дитрих знал, что отец при любом раскладе стал бы нахваливать стряпню Лоты.

- Уже поздно, - задумчиво протянул мужчина, отодвигая чашку, подходя к Лоте и целуя её в щеку.

Аманда сразу поняла, что ей недвусмысленно намекают, что пора бы и честь знать.

- Да-да, - суетливо произнесла девушка. - Я, пожалуй, пойду. И так слишком задержалась.

- Одна? - недоуменно спросил Дитрих.

- Да, - кивнула она.

- Но...

Он вновь вспомнил о её прошлой самостоятельной вылазке, закончившейся довольно плачевно. И сейчас собирался её проводить, даже, если она будет упираться руками и ногами, а потом скажет, что уже не маленькая и сама несет ответственность за свою жизнь.

- Мам, пап, можно Аманда останется? - выдал он, прежде чем понял, что именно произнес.

- Но мои родители будут переживать, - все еще сопротивлялась Аманда.

- Позвонишь им и скажешь, что ночуешь у подруги.

- Ты - подруга? - хмыкнула Грант.

- Ладно, у друга, - Дитрих успешно проигнорировал её сарказм. - Так что, можно?

- Но я... - в очередной раз начала Аманда.

- Можно, - кивнула Лота, бросив красноречивый взгляд в сторону мужа.

Тот усмехнулся, но ничего говорить не стал. Если Лота не возражает, он тоже не станет противиться. Тем более, его совсем не смущает присутствие в доме посторонней девушки.

- Но я же... - вновь начала Грант.

- Что? - непонимающе спросил Дитрих, надеясь хотя бы сейчас вогнать её в краску.

Но Аманда гордо вскинула голову и произнесла:

- Я не взяла с собой пижаму и зубную щетку. Это осложняет ситуацию, - посмотрела подозрительно на Дитриха. - Зубы не почищу и спать лягу голой, - шепнула ему на ухо. - Будить меня утром не приходи.

Дитрих удивленно моргнул. Издевается что ли? Конечно, издевается. Если бы она не острила, потеряла львиную долю своего очарования.

- И щетку, и пижаму я тебе дам, - произнес он. - Так что можешь не переживать.

- Эх, - вздохнула девушка. - Вот так всегда. Только захочется список требований предъявить, как тут же выясняется, что всё есть, и даже придраться не к чему.

Она позвонила домой, несколько минут разговаривала с Сарой. Та достаточно прохладно восприняла новость о ночевке в доме подруги, как и всегда. Одобрила решение не возвращаться по темноте и, попрощавшись, положила трубку.