Эксперимент (СИ)

– Ну, теперь мне не за едой бегать надо, а за тобой, чтобы тебя не украли! Ты похожа на осенний кленовый лист! – улыбнулся Левиафан и все-таки встал с кресла. – Пойдем?

Лилит улыбнулась, кивнула в ответ и пошла к дверям. Левиафан почуял аромат сладких духов, перемешанных с какой-то неясной перчинкой, чтобы все так приторно не казалось.

Вид сзади чуть не свел его с ума. Убранные волосы оголяли чудную шею. В глаза бросились все семь позвонков шейного отдела, особенно один из них. Он так привлекательно выпирал, образовывая крохотный бугорок, который так и просил дотронуться до него кончиком пальца. Разрез на спине был почти до самой поясницы, подчеркивал бесподобную талию и нежную впадину самого позвоночника. Он лежал между двух маленьких лопаток и казался совершенным. Округлые бедра, красивые ноги в очередной раз доказывали, что природа создает только истинную красоту.

Все, что природа творит сама имеет округлые формы. Деревья – круглые стволы, моря – круглые формы, планеты – круглые…Все, к чему прикоснулась природа, без помощи человека, имеет плавные очертания и самый яркий пример этого – женщина. Сама природа сотворила эту красоту, от которой сильный пол теряет рассудок. И даже гипс не смог ее испортить.

Левиафан дошел глазами до длинных черных каблуков, выдохнул, облизал губы и рысцой побежал за уходящей девушкой.

Лилит шла, как королева, не обращая ни на что внимания, и когда вампир открыл перед ней дверь машины, она всего лишь улыбнулась и села вперед, полная уверенности, что так и должно быть. Левиафан прыгнул за руль и поехал в сторону города.

– Мы поедем в самый центр, найдем самый большой клуб и будем там веселиться до самого утра? – вопросительно посмотрел он на нее.

Лилит повернулась к нему и улыбнулась нежно, по-доброму.

– Да куда скажешь, туда и поедем! Мне абсолютно наплевать! Я так давно не была в клубе, хочу просто отдохнуть и развлечься. Возможно, даже забыться…Привлечь к себе внимание, почувствовать на себе взгляды всего клуба. Твой я уже вполне прочувствовала, пока дошла до машины. Но я, как и любая особь женского пола, люблю, когда на меня смотрит не один мужчина. Еще забавнее, когда он сам не один! У девушек такие лица! Как только где-то появляюсь, они моментально начинают искать во мне какие-то нелепые недостатки. И как же им становится обидно, когда они их не находят, и тогда в ход пускаются всякие нелицеприятные слова. Женская часть всегда так делает, стоит только увидеть действительно красивую девушку. Им настолько слабо сказать «да, она красива», что эта мысль доводит их до трясучки!

– Я знаю! – рассмеялся Левиафан. – Не первый день знаком с женщинами. Такая как ты мгновенно становится врагом номер один. Потому что каждая привыкла считать себя неповторимой, да и вообще самим совершенством. И внезапно, на ее пути появляется не такая же, а намного красивее, и тут начинается! Ты не можешь слышать того, что слышу я в клубах, когда появляюсь там с тобой. Столько гадостей, яду, ненависти, агрессии выливается в твой адрес.

– Я не слышу, но я вполне могу догадаться, что творится в головах и на языках у девушек при встрече со мной. Но мне всегда было на это наплевать. Я знаю, что во мне и на мне нет ни одного искусственного штриха, кроме косметики. Я знаю, что я не проститутка, и не сплю со всеми подряд! Я знаю, что я далеко не дура и не глупая овца, какой меня называют, даже не пообщавшись со мной. И я знаю, что со мной рядом идет самый красивый мужчина, и что принадлежит он только мне! – Лилит положила голову на подголовник и улыбнулась. – А, правда, поехали в самый большой клуб, хочу, чтобы они отравились собственным ядом!

– Да я только «за»! – воскликнул Левиафан и подбавил газу.

Солнце потихоньку пряталось за горизонт, пряча свои лучи, как ползущая пол своей жизни по одной травинке улитка, и чуть что, прячущая свои рога. Но «осенний кленовый листок» совсем от этого не померк. Наоборот, темнота опускала на нее еще больше различных теней, и девушка становилась все более сказочной, словно яркий и нереальный коллаж. Сама ночь рисовала эту удивительную картину, разбрасывая куда надо тени, подливая в некоторые места света и повышая резкость и контрастность.

Но ночь не забыла и о Левиафане. Педантичная натура, любящая порядок во всем, придирчивая до мелочей, никак не могла полюбить порядок в одежде. Чем беспорядочнее была его одежда, тем больше Левиафан наслаждался. Низ был идеален. Черные брюки и туфли, казалось бы, все как положено, но есть одно «но». На нем была надета белая рубашка, на которой красовались расстегнутые на половину пуговицы. С шеи свисал галстук, завязанный, словно в спешке, сикось-накось. Но на самом деле Левиафан провел около зеркала где-то час, завязывая этот несчастный галстук. К помощи Лилит он не стал прибегать, потому что она бы сделала это ровно, а ему хотелось кавардака, как обычно.

Лилит давно уже привыкла к такого рода странностям в стиле вампира. Для него не составляло труда надеть майку-алкоголичку под шикарные брюки. И с его головы практически никогда не сходил соломенный взрыв. Вампир ненавидел беспорядок в доме и в машине, но обожал носить его на себе.

Для ночного времени и уличных фонарей также не было проблемой принарядить бардак природной красотой. И какая ведь кому разница, кто в чем одет и где у кого беспорядок? Это сугубо личные проблемы каждого человека.

Лилит никогда не обращала внимания на его одежду, и он старался поступать также по отношению к ней, разве, что только восхищаться. Такая смиренная гадость, названная правилами приличия, стандартность и банальность, типа «черный низ, белый верх». Ведь главное, чтобы было удобно и комфортно. Но слово «комфорт» в наши дни почти забыто. Сейчас, главное, чтобы было лучше, чем у всех, и плевать на то, что в этом невозможно ходить, и, например, по вечерам на ногах сверкают кровавые мозоли. Стадное чувство: одна овца или баран белый, значит, я должен быть белее, и неважно, что я должен лезть в воду, которой боюсь больше всего на свете.

А вот надевая белый низ и черный верх, надо быть готовым к проклятьям и различного рода обвинениям. Это значит быть одному против стада, значит готовиться к тому, что могут затоптать, забодать и запачкать моральной грязью. А от дурной славы отмыться тяжелее всего, хоть и очень хочется. И лишний раз приходится задумываться, а хочется ли снова удариться головой о твердую стену из баранов, одеваясь как нравится и как удобно, или надо подчиниться дурацкой цивильности «белого верха и черного низа»?

Потом, так называемые высокоморальные люди, одевшиеся с утра для выхода в «высший свет», валяются грязные и пьяные в метро, или кроют матом бабушку, которая попросила уступить ей место. Подделка, жалкая подделка красоты общества. И все, как умалишенные, несутся за этой подделкой, хотят стать ее частью, большей частью и наслаждаться этим жидким месивом, в котором уже перетопталась не одна тысяча людей.

Но к счастью находятся некоторые, кто не боится баранов и считает себя не чистейшей овцой, а пастухом. А пастух у стада один, и он в любом случае индивидуален, в отличие от баранов и овец. Он не облачается в белую шерсть, а идет, в чем ему нравится идти. Между тем, овцы и бараны дерутся, кто из них лучше, забывая о том, что они одинаковы. Найти между ними разницу равносильно тому, чтобы найти разницу между двумя заглавными буквами «В». Даже у близнецов больше отличий, чем у «членов» стада.

Левиафан помог Лилит выйти, припарковавшись около огромного здания, которое чуть ли не насквозь светилось неоновыми вывесками, блестящими лучами и разноцветными огоньками. Около входа в клуб, как всегда, толпились небольшие кучки людей. Из здания доносилась громкая музыка, из стоящих рядом машин также тарахтела музыка, у всех разная.

Левиафан взял Лилит за руку, и они пошли к клубу. И все началось как обычно, то почему они так соскучились. Пылкие взгляды, страстные вздохи, тихие проклятья, безумные желания, гнусавые перешептывания. Их двоих, неважно, что было на них надето, всегда можно было отделить от толпы по божественным лицам, словно два ярчайших луча в не просветной мгле.