Журавлик - гордая птица (СИ)

Пока Белла любовалась своим возмужавшим и вытянувшимся за эти месяцы на целую голову первенцем, она чуть не пропустила момент, когда пальчики Даниэля разжались, выпустив игрушку, а сам он устало прикорнул к брату и принялся негромко хныкать и тереть глаза. Оставив гостей на попечение мужа, она подхватила сына на руки и отправилась в детскую, чтобы уложить малыша в кровать. Белла еле успела переодеть Дэни в пижаму и опустить его в колыбель, прежде чем его веки сомкнулись, и он тихо засопел, устав от дня, наполненного суетой и кучей новых впечатлений.

Среди звуков, еле долетавших до Беллы из-за закрытой двери в детскую, вдруг послышался один, более громкий и резкий — у кого-то зазвонил телефон. На вызов ответил Никита, и по его резковатому, официальному тону было понятно, что звонят майору Дубову с работы. Никита что-то встревоженно бубнил в трубку. Что именно, разобрать Белла не могла, да и не пыталась, не видя причины, по которой могла бы интересоваться чужими разговорами.

Оставив крепко спавшего Даниэля, она уже держала путь обратно в гостиную, когда с кухни до неё донесся голос Эдварда:

— Я против того, чтобы Белла узнала об этом, — твердил он, обращаясь к кому-то. — По крайней мере, не сегодня. И потом, она только начала приходить в себя после всего этого ужаса. Как ты не понимаешь?!

— Но Эдвард, — прозвучал в ответ голос Никиты, — твоя жена всё равно узнает рано или поздно, и вряд ли ей понравится, что ты утаил от неё этот факт. Она имеет право знать.

Не собираясь больше быть невидимкой и подслушивать, прячась за косяком, Белла показалась в дверном проёме.

— О чём я имею право знать? — требовательно произнесла она, сложив руки на груди и уставившись на подпрыгнувших от неожиданности мужчин и на Женьку, которая, как выяснилось, тоже была здесь.

— Crane, — растерянно пробубнил Каллен, — понимаешь… Ты только не волнуйся…

— Эдвард! — перебила его Изабелла. — Я УЖЕ волнуюсь. Думаешь, если будешь медлить с ответом или вообще оставишь меня в неведении, это добавит мне спокойствия? Что ещё случилось? Пожалуйста, хватит тянуть, — на последней фразе резкость в её тоне сменилась нотками мольбы.

— Мне только что позвонил мой коллега из управления, — решил взять дело в свои руки Никита. — Сегодня пришла информация о смерти Корнева.

— О смерти?! — Белла вытаращила на Дубова глаза. — Как это произошло?

— Его нашли повешенным на собственной простыне, — Никита отвёл взгляд. — Полотно было разорвано на фрагменты, которые были связаны между собой… Вместо верёвки, в общем… — Дубов кашлянул, чувствуя себя неловко от того, что сообщает такие нелицеприятные подробности.

— Боже! — выдохнула Изабелла. — Он… Он сам это сделал?

— Согласно официальной версии — да. Но по факту… — Никита замялся. — Я не говорил раньше, но до меня уже давно доходили слухи: Дима был на особом счету у работников зоны за то, что имел большие уши и хорошую память. И часто, то ли от дури, то ли по неопытности, козырял этим обстоятельством перед товарищами по несчастью.

— Но одного, в силу излишней самоуверенности, он не учёл — на зоне такого не прощают. Вот и поплатился за длинный язык. Только виновных не найдут, спишут всё на то, что ещё один впечатлительный товарищ наложил на себя руки, не выдержав тягот заключения, — невесело хмыкнула Женька.

Не чувствуя под собой ног, Белла тяжело опустилась на табурет. С минуту она просто сидела, шокировано уставившись в одну точку, а потом, взглянув на Дубова, спросила:

— Он точно м…мёртв?

— Мертвее некуда, — удивлённо моргнув, ляпнул тот.

Белла кивнула, а потом, съёжившись и спрятав лицо в ладонях, затряслась в беззвучных рыданиях.

— Белла! Белла! — начал взывать к жене Эдвард, бухнувшись перед ней на колени.

— Это очень плохо — чувствовать облегчение от того, что кто-то умер? — она подняла на мужа заплаканное лицо.

— Если этот кто-то — человек, который на протяжении нескольких лет превращал твою жизнь в кошмар наяву, то — нет. Это вполне нормальная реакция, — уверенно возразила Евгения, с состраданием глядя на подругу. — Я примерно представляю, что ты сейчас ощущаешь — будто с тебя свалилось как минимум полтонны дерьма.

— Что-то в этом роде, — Белла виновато кивнула. — И всё же…

— Иди-ка сюда, — Каллен уселся на стул и притянул жену на свои колени. Она тут же прильнула к нему и снова зарыдала.

— Я понимаю, что это тяжело — узнать такое. Просто поплачь, родная, освободись от эмоций.

И Белла плакала, уткнувшись в шею мужа и заливая слезами воротник его рубашки. Каким бы отморозком не был её бывший муж, она никогда не желала ему такой смерти. Хотя и не отрицала того обстоятельства, что до этого дня просто сходила с ума от страха, зная, что Корнев до сих пор топчет эту землю и когда-нибудь, когда закончится его срок, может снова объявиться где-то поблизости. Но так уйти из этого мира — с петлёй на шее в обшарпанной лагерной душевой… Нет, будучи от природы совсем не мстительным человеком и не находя удовольствия в чужой, пусть и заслуженной, боли, Белла просто была слишком потрясена случившимся, чтобы справиться с потоком слёз. Она ревела и ревела, пытаясь таким образом справиться с шоком, а Эдвард только молча гладил её спину и с нежностью целовал в макушку.

— Прости, — еле смогла вымолвить она, когда рыдания прекратили сотрясать её грудь, превратившись в тихие всхлипывания. — Я — просто истеричка. К тому же залила тебе слезами всю рубашку.

— Ерунда, — Каллен махнул рукой. — Я переоденусь, только и всего… Как ты? Стало легче? — обеспокоенно спросил он, отводя в сторону прядь волос Изабеллы, прилипшую к её мокрой щеке.

— Ага, — она вымученно улыбнулась. — И намного. Только физически чувствую себя вымотанной, словно кросс пробежала. И Никиту с Женькой, наверное, напугала. Прошу прощ… — Белла обернулась, но не обнаружила на кухне ни Дубова, ни подруги.

— Они оставили нас одних, — усмехнулся Каллен. — Думаю, Женя нашла, что сказать гостям, объясняя твой внезапный срыв. А слабость — это последствия сильного эмоционально всплеска, — успокоил её муж. — Отдохнёшь, и всё пройдёт. Главное, чтобы вот здесь, — он приложил ладонь к её сердцу, — был порядок.

Захватив её голову обеими ладонями и притянув к себе, Эдвард принялся покрывать лицо жены легчайшими поцелуями. Он по очереди прикасался губами к её припухшим от недавней истерики векам, к кончику носа, скулам, потом поцеловал уголок рта.

— Кхм-кхм, — раздалось тихое покашливание Эммета. — Поцелуи — лучшее лекарство от стресса, — как-то натянуто хохотнул он и, подойдя ближе, присел на корточки. — Как ты, сестрёнка? — спросил Эм уже другим, абсолютно серьёзным, тоном.

— Нормально, — выдохнула та. — Теперь — нормально. А как ты, Эммет? — не могла не спросить Белла, понимая, что тот не мог остаться равнодушным к новости, касающейся человека, некогда перевернувшего его жизнь с ног на голову.

— Ты хочешь знать? Тогда слушай, сестрёнка. Шок, потрясение и, как ни странно, жалость… Я попытаюсь объяснить, — поспешно произнёс Эм. — Помните тот день, когда Дмитрия арестовали? Так вот, прежде чем мы с Эдвардом покинули квартиру Ольги, я подошёл к Корневу, ничком лежащему на полу с наручниками на запястьях. Не скрою, я мечтал о времени, когда мой кулак, наконец, поздоровается с его физиономией. Но свою мечту так и не осуществил, потому что, посмотрев на него, корчащегося от злости и выкрикивающего фразы, которые, как он рассчитывал, должны были привести меня в бешенство, я вдруг испытал странную смесь жалости и презрения — за его ненавистью скрывался дикий страх. Понимая, что проиграл, он буквально обезумел от невозможности изменить что-либо. И всё, что ему оставалось — это валяться на полу, выплёвывая наружу остатки яда. Бить лежачего? Нет, это не по мне. И ещё об одном я тогда подумал: нас с братом на улице ждали наши любимые, а его встречали хмурые парни в полицейской форме, точно не испытывавшие к нему тёплых чувств. Впереди у нас была свободная, наполненная семейным уютом жизнь, а Корнева ждала зона со всеми её «прелестями» и собственными суровыми законами. Ему грозил приличный срок, и даже если бы он остался в живых, вышел бы на свободу больным, никому не нужным стариком. Когда-то он высоко взлетел, пойдя на поводу у амбиций и неуёмной жадности, а потом упал, чего, впрочем, и следовало ожидать. Я смотрел на него, до омерзения жалкого, ненавидящего весь мир, и понимал, что ничего ему не сделаю. Я просто встал и ушёл оттуда, предоставив судьбе право миловать и наказывать. Как оказалось, кара свалилась на голову Дмитрия даже раньше, чем кто-то из нас мог предполагать, — Эммет тяжело вздохнул. — Но абсолютно никакого удовлетворения я не чувствую. Человек поставил себя выше Бога и сделал всё, чтобы испоганить свою жизнь, найдя в итоге такую ужасную смерть. Чему тут радоваться?