Рапсодия

Они не смогли сделать ни того ни другого.

Утром на лестнице, ведущей к их квартире, послышались тяжелые гулкие шаги. В дверь забарабанили тяжелым кулаком. Соня встревожено вскинула глаза на Дмитрия. Тот лишь пожал плечами, хотя сразу понял, в чем дело. Да… он сразу все понял. Молча поставил чашку с недопитым кофе, промокнул губы салфеткой, встал с места. Внутри все стянуло тугим комком страха, но он не подал вида. Ободряюще сжал плечо жены, прошел к двери, с улыбкой, словно примерзшей к губам.

— Что это, мама?

— Ничего, Миша. Ничего особенного, доедай завтрак.

Она взъерошила сыну волосы, придвинулась к нему ближе в инстинктивном стремлении защитить. Однако большие темные глаза ребенка следили за отцом.

Дмитрий отпер замок, открыл дверь. Перед ним стояли два чиновника в одинаковых дешевых темно-серых костюмах и коричневых кожаных дождевиках, с потертыми кожаными портфелями в руках. На лицах непрошеных гостей застыло выражение угрюмой непримиримости, типичное для советских бюрократов. Мелкие чиновники, которым доставляет удовольствие ощущение собственной власти над другими людьми, подумал Дмитрий. Позади них он увидел четверых вооруженных милиционеров — молодых, совсем еще мальчиков — в мешковатой, плохо подогнанной форме.

— Можно узнать… — начал Дмитрий.

— Дмитрий Левин? — пролаял один из чиновников и взмахнул перед его носом какой-то красной книжечкой.

Он убрал ее прежде, чем Дмитрий смог разглядеть, что это такое. Дмитрий попытался взять себя в руки. Хоть бы голос не дрожал!

— Да, я Дмитрий Левин.

Не дать этим ничтожным функционерам почувствовать его страх… Однако он не смог скрыть дрожь в руках. На лице выступил холодный пот.

Не дожидаясь приглашения, чиновники прошли мимо него в комнату. Милиционеры — следом за ними. Дмитрий медленно закрыл дверь, прошел в гостиную, стараясь сохранять достоинство, насколько возможно в таких обстоятельствах.

— Что вам здесь нужно?

В глубине души он уже знал ответ.

— Меня зовут товарищ Казаков, Владимир Сергеевич, — проговорил тот, что покрупнее, с багровым лицом пьяницы. — А это товарищ Кузнецов, Иван Михайлович.

Глаза Кузнецова шарили по комнате — по стенам, увешанным картинами, по дорогим подсвечникам, фарфору, антикварной мебели. На Дмитрия он даже не взглянул.

Соня, сидевшая за столом, напряженно вглядывалась в незваных гостей. Сразу заметила выражение лиц молодых милиционеров — светловолосых, голубоглазых, неаккуратно подстриженных. На них застыло тупое удивление. Даже рты раскрыты.

Наверное, бывшие крестьяне. Невежественные и подозрительные. Таких лучше обходить стороной. Нельзя показывать им свой гнев.

Тот, что назвался Казаковым, бесцеремонно, с громким стуком, поставил портфель на рояль. Соня подскочила, непроизвольно прикрыв спиной Мишу.

— Что вам здесь нужно? — спросила она царственным тоном. Казаков, не глядя на нее, достал из портфеля какие-то документы, перелистал.

— Вы Софья Левина?

— Да.

Он продолжал листать бумаги.

— Что вам здесь нужно? — повторила она, не сумев скрыть раздражение.

Дмитрий бесшумно прошел по бессарабскому ковру, встал рядом с женой, взял ее руку. Она, казалось, его не замечала, продолжая смотреть на Казакова.

Тот наконец встретился с ней взглядом. На лице его появилась довольная ухмылка.

Поросячьи глаза, подумала Соня. Как у большинства таких, как он. Маленькие поросячьи глазки выглядывают из багровых складок лица пропойцы.

— Довожу до вашего сведения, что жилищная администрация забирает у вас эту квартиру. Вот бумаги. Вам придется переселиться в Другое место, более подходящее для вас.

— Что?! — выдохнул Дмитрий.

Он почувствовал, как Соня сжала его руку, словно черпая в нем силы. Он знал, что она лишь огромным усилием воли сдерживает себя.

— Милиционеры, — Казаков указал на молодых парней, — останутся здесь, пока вы не закончите упаковывать вещи. Вы должны сделать это за сегодняшний день.

Больше Соня не могла молчать.

— Сегодня?! Но это невозможно!

Несмотря на гнев, прозвучавший в ее голосе, Дмитрий уловил в нем и нотки растерянности. Кинул на нее быстрый взгляд. Заметил страх, признаки отчаяния. Кажется, она наконец начала понимать, что происходит. Весь ужас происходящего.

Дмитрий ободряюще сжал ее руку, обнял за плечи.

— Папа… что…

Миша, казалось, сейчас разрыдается. Он понял лишь одно: случилось что-то очень-очень плохое. Что именно, он понять не мог.

— Ш-ш-ш… — Дмитрий сжал свободной рукой пухлую ручонку сына. Попытался улыбнуться. — Тихо, тихо. Надо послушать, что скажут наши гости. — Он повернулся к Казакову: — Нас никто ни о чем не предупредил. Мы…

— Я вам сообщаю сейчас. Вам надлежит немедленно начинать упаковывать вещи и к вечеру покончить с этим. На ночь эта квартира будет опечатана. Завтра сюда вселятся новые жильцы.

— Но это преступление! — выкрикнула Соня. — Вы не понимаете, что делаете. Я обращусь с жалобой в Союз.

— Именно ваш Союз и забирает эту квартиру для других жильцов, — ровным тоном проговорил Казаков. Желтые от табака зубы обнажились в улыбке. Он, как видно, наслаждался своей ролью. — Так что можете жаловаться кому угодно, это вам не поможет.

Соня и Дмитрий поняли: спорить и возражать бесполезно. Положение, по-видимому, еще более серьезно, чем они могли ожидать. До сих пор они чувствовали себя надежно защищенными членством в могущественном Союзе, профессиональными успехами, карьерой. Сейчас все это развеялось в один миг.

— Упакуете только одежду и личные вещи, — продолжал Казаков. — Мебель и все остальное оставите как есть.

— Да вы с ума сошли! — не выдержала Соня. — Это наши вещи! Они принадлежат нам!

— Можете сами убедиться.

Казаков театральным жестом разложил на обеденном столе какие-то бумаги.

Соня и Дмитрий бросили взгляд на документ, понимая, что читать его нет смысла. Они уже знали, что там.

— Рояль! — воскликнул Дмитрий. — Это же наша жизнь. Мы не можем…

— Упакуете все, что войдет в чемоданы и коробки, и покинете квартиру. Внизу ждет грузовик. Милиционеры помогут вам погрузить вещи и отвезут на новое место жительства. Товарищ Кузнецов будет вас сопровождать.

Его напарник в это время с кровожадным блеском в глазах рассматривал антикварную вазу из порфира, украшенную золоченой бронзой.

У Сони слезы подступили к глазам. Еще секунда, и она не сможет их сдержать. Разрыдается в присутствии этих извергов… Нет, ни за что! Она устремила на Казакова взгляд, полный ненависти.

— Но куда мы поедем? Что мы будем делать? О, как презирал себя Дмитрий за эти беспомощные нотки в собственном голосе!

— Ваш новый адрес указан на странице номер три. Вот здесь. — Казаков повернулся к напарнику: — Иван Михайлович.

Тот вскинул глаза, быстро поставил вазу на место с виноватым выражением на лице.

— Да?

— Проследите, чтобы переезд состоялся сегодня до вечера. — С этими словами Казаков повернулся и направился к выходу.

Дмитрий взял Мишу на руки. Через плечо отца мальчик наблюдал, как чужой человек вышел из их комнаты и оставил дверь открытой. До сих пор маленький Миша еще ни разу не сталкивался со злом и не понимал, что это такое. Однако сейчас он, по-видимому, почувствовал, что жизнь их меняется. Глаза его наполнились слезами.

Соня без сил опустилась в кресло, обхватив голову руками. Это все ее вина! Сейчас она себя ненавидела. Если бы она оставила все как есть… Если бы удовлетворилась тем, что есть… И пусть бы Миша учился здесь. Но нет, ей понадобились выездные визы! Она едва не задохнулась. Выездные визы… В этом все дело. Теперь их не оставят в покое… никогда.

Она подняла голову. Встретилась глазами с Мишей. Тот смотрел на нее с тревогой. Ей захотелось кричать, визжать, рвать на себе волосы. Но она собрала всю свою волю и улыбнулась сыну. Поднялась на ноги, поцеловала его в щеку.

— Дима, надо спешить. Мы должны собрать все, что сможем.