Любовники и лжецы. Книга 1

– Я тоже, – встал из-за стола Паскаль. – Пустая трата времени. Раз в месяц? Николас, я тебя умоляю! Этот человек – посол. А раньше был американским сенатором. Для того, чтобы организовать что-нибудь подобное, не обойтись без посторонней помощи. У него есть помощники, телохранители… Таких людей, как Хоторн, охраняют круглые сутки, он почти не бывает один. И никому никогда не удалось бы держать в секрете такие фокусы. Ну два месяца, ну три, и об этом узнает весь город.

– Я тоже так думаю, – самодовольно улыбнулся Дженкинс, – и все же мне сказали, что это продолжается уже четыре года. Четыре года – это значит очень много блондинок.

– Ты, видно, выжил из ума, – Паскаль уже не пытался скрыть свое раздражение. – И только ради этого ты вызвал меня в Лондон? Думаю, мне надо возвращаться.

– Не торопись. Я же еще не закончил рассказывать. Просто послушай. И поверь, поначалу я реагировал точно так же, как ты. Когда мне впервые выложили все это, я тоже не поверил ни единому слову. И, конечно, не стал бы вызывать тебя попусту, не такой у тебя калибр. – Паскаль вспыхнул, а Дженкинс знаком велел ему сесть обратно. – Садись и будь хорошим мальчиком. Позволь мне все объяснить. Остается один очевидный вопрос, не так ли? Кто был моим источником?

– Ладно, даю тебе пять минут. – Паскаль сел на стул. – Так кто был твоим источником? Одна из девушек?

– Конечно же, нет, – оскорбился Дженкинс. – Неужели ты думаешь, я стал бы так реагировать на рассказ дешевой уличной метелки? Мой источник находится прямо там, рядом с послом.

– Ты лично говорил с этим источником?

Впервые за всю беседу энтузиазм Дженкинса частично угас. Он отвел глаза.

– Нет, – признался он, – я не говорил. Пока не говорил. Информация поступила ко мне через вторые руки.

– Через кого?

– Это имя вряд ли что-нибудь скажет и тебе, и Джини. Это мужчина. Джеймс Макмаллен. Мы вместе учились в школе, как это часто бывает. Я знаю его много лет.

– Макмаллен? – Паскаль посмотрел на Джини, но та отрицательно покачала головой. – А что он собой представляет, этот твой школьный друг?

– Да, в общем-то, ничего особенного, – ответил Дженкинс, постепенно обретая уверенность. – Достаточно умен, имеет хорошие связи. Изучал историю в Оксфорде, но, видимо, оказался слабоват – нерешительный, не очень энергичный. Ушел из Оксфорда без ученой степени, стал армейским офицером, потом вышел в отставку. Работал на разных должностях в Сити, превратился в эдакого бродягу – мужественного обаятельного бродягу. У парня доброе сердце, он честен. Немного не от мира сего, никак не может ужиться с современным обществом. В первый раз он появился у меня три месяца назад. Словно из-под земли вырос. Я не видел его уже многие годы.

– И это он рассказал тебе про блондинок? – спросила Джини, внимательно глядя на Дженкинса. – Он хотел продать эту информацию? Сколько он просил?

– Нисколько. Мой друг Джеймс не из таких. Он джентльмен, один из последних представителей этой вымирающей породы. Вряд ли ему вообще известно, что газеты платят за информацию, а если бы узнал, то ужаснулся. Нет, деньги ему были не нужны. Ему нужно нечто гораздо более утонченное. Он хотел, чтобы правда о Хоторне вышла наружу.

Над столом снова повисла тишина. Джини видела, что Паскаль задумался и что-то прокручивал в мозгу. Его раздражения как не бывало.

– Ну хорошо, – сказал он, убедившись, что Дженкинс не собирается продолжать. – Твой друг Макмаллен явился посредником, сообщив тебе информацию, полученную им от третьего лица. Насколько близок этот третий к послу?

– О, чрезвычайно близок!

– И ты убедился в том, что твой Макмаллен действительно знаком с этим человеком?

– Ну конечно, Паскаль, о чем ты говоришь! Я потребовал этого с самого начала Черновая работа уже сделана специально для меня, чтобы я смог убедиться, был устроен ужин Макмаллена с этим источником. В том, что они знакомы, не может быть никаких сомнений. Они старые друзья. Кроме того… – он помолчал и улыбнулся, – кроме того, опять же по моей просьбе, Джеймс записал на магнитофон их телефонный разговор. Пленку сейчас копируют. Завтра я предоставлю ее вам. Прослушав ее, вы поймете, что Джеймс не лгал и что у него действительно очень близкие отношения с его источником.

– Ну что ж, – пожал плечами Паскаль, – давайте пока примем это за данность. Макмаллен близок к этому источнику, а источник близок к Хоторну. Но насколько близок? Кто-то из обслуживающего персонала или сотрудников посольства? Горничная? Шофер? Один из помощников? Телохранитель?

– Еще ближе.

– Кто-то из членов семьи Хоторна? Его брат? Одна из табуна его двоюродных сестер? – стала перечислять Джини, но сама с сомнением покачала головой. – Нет, в это я ни за что не поверю. Их семья – это единый кулак. Никто из них не стал бы рассказывать ничего подобного.

Дженкинс не слушал. Его взгляд был направлен в сторону окон, за которыми серел зимний полдень. Джини видела, как наслаждался он происходящим. Дженкинс обожал сорвать банк, нанести coup de grace, [13] поэтому интуиция подсказывала Джини, что самый вкусный и самый крепкий коктейль он приберег напоследок.

– В какой-то степени, – начал он размеренно, – можно сказать, что источник это почти сам посол. Дело в том, что эти ежемесячные ритуалы имеют еще один аспект, о котором я не упомянул. Судя по всему, когда Хоторн возвращается со своего очередного «мероприятия», он любит описывать его во всех подробностях, не упуская ни одной детали. Видимо, он рассматривает это в качестве завершающего этапа ночных развлечений и, как мне кажется, наиболее пикантного из всех.

– Ты действительно хочешь сказать, что он обо всем этом кому-то рассказывает?! – изумленно уставилась на Дженкинса Джини. – Этого не может быть! Ты имеешь в виду, что он возвращается, садится у камина и описывает все, что он вытворял? Николас…

– Насколько мне известно, не у камина, – Дженкинс одарил ее одной из своих самых лучезарных улыбок. – Как мне сообщили, он больше всего любит делать это в постели.

– В постели? Это значит…

– Это значит, мои дорогие, что наш источник – жена посла, Лиз Хоторн собственной персоной. Все это она рассказала Макмаллену, своему старинному другу, наперснику и добровольному защитнику, а он затем пересказал мне. Довольно наивно, вы со мной согласитесь, вручать динамит редактору газеты. Но что поделать, мой друг Джеймс действительно наивен, и мне начинает казаться, что жена посла – тоже. Наивная, запуганная, пойманная в ловушку и впадающая все в большее отчаяние… И еще изумительно красивая.

Наконец-то Дженкинс дождался от собеседников той реакции, к которой стремился. Несколько минут он купался в волнах их изумления, а затем поднялся.

– Миссис Хоторн хочет, чтобы все это было обнародовано, – продолжил он уже более жестким тоном. – Поскольку она католичка, развод исключен. Бракоразводный процесс, конечно, вытащил бы на свет Божий всю правду, но, поскольку для нее такой вариант невозможен, она решила обратиться к прессе. То есть к нам. – Он помолчал. – При одном условии. Мы должны подготовить статью без всякого участия с ее стороны и не имеем права указывать на нее как на наш источник.

– Значит, мы даже не можем с ней поговорить? – перебила его Джини. – Мы не можем обратиться напрямую к основному источнику?

– Ни под каким видом! Ни при каких обстоятельствах! Это первое и главное условие, которое выставил Макмаллен. Никаких интервью с прекрасной Лиз, – Дженкинс одарил обоих милостивой и в то же время злорадной улыбкой. – Тяжелый физический труд, дорогие мои. Никаких звонков в резиденцию посла. Никаких tete-a-tete с Лиз. Никаких расспросов обслуги, которая через три секунды после того, как вы повесите трубку, побежит к послу.

– Черт! – выругалась Джини, открывая календарь в своем блокноте. – Я смотрю, как ложатся в этом месяце воскресенья. До третьего воскресенья остается одиннадцать дней.