Держи меня крепче (СИ)

– Дурак, звони ей и просто поговори, – благодушно сказал ему Илья и сел в машину.

Через некоторое время и Шер занял свое место, он повелся на треп друга и вовсю пытался связаться со своей малышкой, но не получалось, так что он связывался с другими людьми, которые, по идее должны были помочь, а вот позвонить родным фанки-манам, ни он, ни Илюха как-то не догадывались. Так и получилось, что на счету Шера закончились все сбережения, пришлось звонить с номера Ильи и посылать со своего запросы на перезвон, который в конце концов осуществился, а благодаря ему Артем, зарулив на парковку, сейчас сидел на водительском кресле, и держал на коленях свою фею, а Илья лежал под задним сидением, прислушиваясь к их романтичному трепу, накрытый вымокшей толстовкой в насквозь мокрых одеждах и изо всех сил старался не пыхтеть, не чесаться и не чихать.

Зачем мне тебе врать, мой пустоголовый муженек?.. Ты говоришь, что нас связывает с Оливером? Просто дружба… А с тобой… Что нас связывает с тобой, кроме штампа в паспорте?

Его горячие пальцы коснулись моих холодных губ – обжигающий коктейль:

– Не молчи, малышка…

Кажется, нас с Артемкой связывает… страсть?..

– Ничего… Нас ничего не связывает с Олли.

Мои слова послужили катализатором к тому, что он придвинул с бешеной скоростью свои пылающие губы к моим, а я в самый последний момент сумела вставить руку, потому что меня тоже огрел по макушке один «замечательный» вопрос. Я заерзала на его коленках.

– Что-то не так, детка? – недовольно спросил Артем.

– Мне тоже надо кое-что узнать, – я отвела глаза, скинула его руку со своего сердца, так как она почему-то уже ползла выше, игнорируя всякую добропорядочность, и, дождавшись его положительного ответа, я вновь устремила свой взор на него: – Та девушка, с которой мы пересеклись на вечере у мэра. Она ведь много для тебя значит, – Шер не менялся в лице, просто внимательно слушал, – скажи, ты ведь ее… любишь?

Я зажмурилась, сказав это слово. Почему-то в его присутствии оно звучало нереально интимно и даже сексуально, но было, как всегда это бывает, одно великое «но»: звучало оно не в отношении меня…

Не знаю, чего я пыталась добиться, зажмурившись, может, лучше следовало заткнуть уши, чтобы не слышать его ответа, от которого мое сердце просто на просто разбилось со звоном стекла из серванта, которое было неудачно задето пробегавшим мимо ребенком:

– Да, люблю.

Это было… как ножом по сердцу, как если делать операцию без наркоза или варить в кипящем котле – больно и одновременно с этим неизбежно.

Надо было попросить его соврать. Он бы сделал это, ведь сам просил меня о том же. Но я не солгала. И он не солгал.

– Ясно… – прошептал кто-то, но точно не я. Кто-то внутри меня, потому что я уже смело причислила себя к числу мертвых, но слезать с его колен не спешила – меня словно разбил радикулит или огорошил паралич, но я не могла и шелохнуться. Лишь мои губы прошептали это безжизненное: «Ясно». Как глупо, какая же я дура…

– Ты такая глупая, – словно прочел мои мысли улыбчивый голос Тёмы. Как голос может улыбаться? Но, несомненно, так оно и было. Я даже глаза открыла, чтобы убедиться, что на его губах блуждает улыбка. И – та-дам! Она присутствовала, образуя симпатичные ямочки, которые формировались на его личике, только когда он улыбался от сердца, а не скалился из-за тупых бредовых шуточек, лишенных гуманности. А далее он вновь меня ошарашил: – Вика моя сестра.

Толи он вновь прочел мои мысли и решил соврать, толи это была правда – я не знала. Знала лишь, что хочу в верить его словам. И я верила.

Но не нашла ничего лучше, чем переспросить:

– Правда? – а на сердце стало так легко-легко, что я готова была улететь в небо накачанным аргоном шариком

– Правда, – он доверительно таранил меня своими тающими айсбергами. Боже, на свете около трехста двадцати тысяч айсбергов, и все они сконцентрированы на Северном и Южном полюсах, но вот мои две персональные льдины настойчиво преследуют меня в средней полосе.

Во мне из-за создавшегося момента открылся великий оратор, и я стала быстро болтать всякую чушь, словно мне алкоголь в голову стукнул, ага, и правда, я была пьяна Шериданом:

– А я думала, что у тебя нет сестры, а есть только брат, но это здорово, что у тебя есть сестра, знаешь, у меня тоже много братьев и се…

Он вновь приложил палец к моим губам, сказав при этом: «Тсс!« Я заткнулась. А далее было то, чего я вообще никогда и в жизни себе представить не могла: хриплым до невозможности, возбужденным и страждущим голосом он пропел мне шепотом на ухо всего две строчки, но этого мне хватило:

«Пеплом сигаретным я упаду к твоим ногам,

Стану дымом нежным и прикоснусь к твоим губам…"47

Как гласит «Газпром» мечты сбываются… Вот и моя мечта идиотки сбылась.

Канистра для заправки бензином моторчиков автомобилей опустела, став монументом к нашему иссякнувшему потоку слов, который был прерван отстроенной, словно по волшебству, плотиной – поцелуем. Его горячие губы накрыли мои, обжигая своим жаром, как раскаленная кочерга при соприкосновении с кожей. Я не пыталась вырваться, у меня и в мыслях не было, что что-то не так – нет, все именно так, как и должно быть, а мои ладошки крепко сжимали его футболку, в области груди, словно я держалась за нее, боясь упасть в омут с головой и прочими конечностями. Я таяла, как самая распоследняя тупица, закрыв глаза, и наслаждаясь моментом. Наверное, я сейчас напоминаю девицу из рекламы йогурта, вечно они там все такие расслабленные, пребывающие в эйфории.

Артем крепко держал в своих руках мои плечи и больше (по крайней мере, пока) не предпринимал опустить их на эрогенную зону. Но что я мелю вообще? У меня все тело – сплошная эрогенная зона. Вот он меня держит безобидненько так за плечи, а учитывая факт, что сам он мокрый от дождя и я, прижимаясь к нему тоже вся промокла, то создается некий совсем не безгрешный союз…

А его поцелуй, между тем, был жестким и даже властным. Так целовал бы уверенный в себе человек. Хотя, что я понимаю в этом вопросе? У меня было-то оно с одним человеком (это я считаю только те, что происходили, когда я пребывала в сознании), и то по-детски, как у мультяшных героев, без всяких французских штучек… Шер не наседал и не сдвигал меня с места, просто крепко держал, когда вершил свое темное дело, а я была податлива, как маргарин. Мои губы под его напором разомкнулись, и он легонько укусил меня за нижнюю, призывая к содействию. Я, конечно, жутко стеснительная, но сейчас об этом забыла, так что на призыв Артема ответила с удовольствием. Ага… И понеслось…

У меня кружилась голова от его настойчивых, алчущих ответной страсти губ. Его руки, выпустив плечи, стали гладить мой чувствительный затылок, я мурлыкала и даже (о, бог ты мой, в лучших традициях порнофильмов, нет-нет, я их не смотрела, но знаю)… постанывала… Но муженек и сам хорош – он вторил мне и, кажется, летал где-то на частотах нирваны. Я осмелела и, сняв руки с его отвердевшего грудного мышечного массива, тоже переместила свои руки: одну на его щеку, другую – на затылок, и стала водить пальцами по выбритым «дорожкам» эмблемки «FJB». О!.. Это вызвало бурную реакцию. Не только у него, но и у меня, так как наши туловища желали большего… Это было ощутимо. Тем более, мокрая одежда…

Но границы мы не пресекали, держа себя в рамках. Один раз уже нарушили – второго раза, думаю, будет слишком много.

Не знаю, как долго мы целовались, время просто текло, как песок утекает сквозь пальцы, но останавливаться казалось смерти подобно. Я думала, что если оторвусь от его губ – то все, момент канет в Лету и станет историей, а мне хотелось чувствовать их солоноватый вкус и протянуть поцелуй как можно дольше. Но я уже задыхалась, тупо захлебывалась и не могла остановиться, как ненасытное животное в засуху, нашедшее оазис в пустыне. И все продолжала тыкаться в чувственные губы, пока, неожиданно для себя, не оторвалась – сама – и не уперлась щекой ему в плечо. Его сердце, кажется, хотело вырваться на свободу, может, у него там тоже живет колибри? Хотя это не брутально, скорее всего у него в грудной клетке живет горный козел, скачущий на реактивной скорости с пропеллером, работающим на уране, в попе по горам, по долам – это больше похоже на правду. А его «широкоформатная» грудь все продолжала вздыматься, но он молчал. Может, ждал, что я первая заговорю?