Бумажный лебедь (ЛП)

— Скай? — он словно был загипнотизирован тем, как поднимается и опускается моя грудь.

Я сглотнула.

— Не играй со скорпионами, если не хочешь, чтобы тебя ужалили, — он дернул ткань.

Круглые стеклянные пуговки запрыгали по полу и покатились, словно глазные яблоки, удивленные видом моей груди, прикрытой кружевом.

— Мы суровые, хищные и очень ядовитые, — он заскрежетал зубами и разорвал мою блузку на две части.

Затем оторвал кусок и связал им мои запястья, а висящий кончик использовал как поводок и повел меня к кровати.

— Ты пыталась завлечь меня в течение нескольких дней. Теперь же, когда ты привлекла мое внимание, что ты собираешься делать? — он наклонился вперед так низко, что я упала на матрас, пытаясь уйти от него. — Или ты хочешь, чтобы я сделал всю работу, и твоя избалованная киска ощутила другой вкус, а ты могла сказать себе, что у тебя не было выбора? — он медленно подполз ко мне, пока наши носы не соприкоснулись.

Я чувствовала, что ад собирается поглотить меня. Я могла услышать крики людей на улице — они готовились заполнить баки. Услышат ли они мои крики?

— Хочешь пригласить их? — Дамиан привязал мои запястья к изголовью кровати. — Неужели ты думаешь, что с ними тебе будет безопасней, чем со мной? — он оторвал еще одну полоску, давая мне возможность закричать, заорать и позвать на помощь. И когда я не сделала этого, он завязал мне рот.

Он опустился на пятки, расположив колени у меня между ног, и провел пальцем от моей шеи к передней застежке лифчика. Я перестала дышать. Он двинулся дальше, вырисовывая круги на моем животе, пока не коснулся пояса моих шорт. Он играл с замком, наслаждаясь тем, какой эффект это производило на меня.

— Такая маленькая, напуганная птичка, — сказал он. Потом обвил мои ноги вокруг своих бедер, чтобы я почувствовала его растущее возбуждение. — Тебе следовало подумать, прежде чем провоцировать меня.

Он навалился на меня полностью одетый, перенеся весь рост и вес на меня. Потом встал с кровати и раздвинул мои ноги, привязывая их к углам. Я зажмурилась, когда он подошел и проверил узлы, убеждаясь, что они удержат меня. Все внутри меня задрожало и затрепетало. Я была всецело, всецело в его власти.

— Возможно, теперь ты будешь вести себя лучше, — сказал он.

Мое сердце заколотилось.

Я ожидала почувствовать его руки на себе, но он надел свою бейсболку, выключил свет и вышел, заперев за собой дверь. Я слышала, как он говорил с людьми, а затем услышала я звук небольшого двигателя, когда лодка поплыла к берегу.

Интересно, взял ли он с собой мой отрезанный палец и поехал на почту?

Уоррен Седжвик: Специальная посылка.

Я должна была чувствовать облегчение за эту задержку, но чувствовала только опасение — что ждет меня, когда он вернется. Мой разум метался по темным закоулкам, и самой худшей из позорных возможностей была возможность того, что я не буду бороться, когда Дамиан придет.

Линии подачи топлива все еще работали, когда Дамиан вернулся. Он был не один. Я узнала этот тук-тук-тук высоких каблуков, он пришел с женщиной.

Мои мышцы напряглись, когда я услышала шаги за дверью. Я обливалась потом, а палец начал ныть. Я подскочила, когда услышала громкий удар в дверь, и ожидала, что она откроется, но она была заперта. Потом последовал приглушенный вздох и еще больше шорохов.

Сначала я подумала, что он привел очередную жертву, и она изо всех сил боролась, чтобы уйти, но звуки стали ритмичными и чередовались болью и удовольствием.

Дамиан трахал ее под дверью. Жестко. Быстро. Этот больной ублюдок хотел убедиться, что я знаю, что он делает — он выбрал ее, а не меня. Выпуская то сексуальное возбуждение, которое возникло в нем из-за меня. Он лучше снимет местную проститутку, чем признает похоть и желание, что я вызываю в нем. Я была никем, пустышкой, сосудом мести. Все время, которое я провела думая о том, как он зациклился на мне, было жестоким умышленным наказанием. Он заронил это в мои мысли, а я лишь переняла эстафету и побежала дальше. Я позволила ему осквернить и сломать меня самыми отвратительными способами, и сделала это все сама, в своей голове.

Мне не нравились бушующие эмоции. Я должна быть благодарна за то, что это она, а не я трахаюсь с ним, но я чувствовала себя униженной. Подавленной. Отвергнутой. Я должна ощущать отвращение к звукам их секса, ведь я ненавижу Дамиана, но я была слабой и растерянной.

Женщина закричала, когда кончила — острый, прерывистый стон. Все затихло кроме тяжелого дыхания. Но это не продлилось долго. Шлепки возобновились. И я слышала, как она умоляла, просила, но я не знала, о чем именно — остановиться или не останавливаться.

Они отошли от двери. Что-то стукнуло. Заскреблось на полу. Я закрыла глаза, надеясь заглушить эти гортанные звуки, доносящиеся из-за двери. Мы делаем глупую вещь — закрываем глаза — пытаясь скрыться от шума, который не хотим слышать. Но становится только хуже. Теперь я могла представить их в комнате: она, согнувшись, стоит у стула, пока он имеет ее, словно животное, потому что секс с Дамианом звучал так — дикий, первобытный, свирепый.

Это продолжалось целую вечность. Человек превратился в зверя. Кончая, он издал серию коротких резких звуков. Я стиснула зубы, понимая, что прошла через все это, будто была там с ним.

Женщина сказала что-то, но это было слишком тихо для меня, чтобы различить. Мне показалось, что я услышала смех Дамиана, но не могла представить его, когда он смеется ― не могла — поэтому мне пришлось фантазировать. Они тихо говорили некоторое время. Потом я услышала их шаги на палубе.

Дамиан платил мужчинам, или женщине, или всем им. Топливо, вода и хороший трах для владельца. Мы все что-то получили. А я не воспользовалась шансом на побег. Я услышала звук мотора, когда мужчины отплывали.

Дамиан зашел в комнату, когда они ушли. Он все еще был в бейсболке. Я сомневалась, позволил ли он женщине увидеть его лицо, если он вообще раздевался. Наверное, просто приспустил штаны и взял ее у двери.

Он посмотрел на меня, я лежала на кровати, мои ноги были расставлены, и ничего кроме шортиков и лифчика.

— Ужин, — сказал он, когда убрал повязку с моего рта.

— Я не голодна.

Он развязал мои запястья и ноги.

— Кажется, ты становишься забывчивой, — сказал он тихо, нарочно внимательно осматривая мой палец.

Ему не нужно было ничего говорить. Я ненавидела его и себя за то, что позволила ему сломать меня. Я последовала за ним к выходу, потирая затекшие запястья. Он развернул засаленный бумажный пакетик, вытащил оттуда пару хот-догов и положил на тарелку. Я должна была отдать душу за них, потому что ела только рис и рыбу на протяжении всех дней, но все, что я смогла уловить — это Запах Шлюхи. Сушилка для посуды была на полу, казалось, будто ее просто скинули с кухонной тумбы.

— Ешь.

Дамиан проглотил свою долю и взялся разбирать покупки, которые принес.

Когда холодильник был забит, он взял консервный нож и открыл банку сгущенного молока. Я наблюдала, как он выливает его в чистую баночку с крышкой. Я предположила, что это хранится лучше, чем свежее молоко. Он повернулся к кофеварке и начал отмерять кофе.

Мой взгляд метнулся к рваной, металлической части банки, которую он открыл. Она лежала в мусоре, возле моих ног. Я протянула руку и взяла ее. Дамиан все еще стоял спиной ко мне.

Я коснулась кусочка жести и почувствовала резкие, колючие края. Это мне необходимо, чтобы погрузиться в его уязвимое место.

На счет пять, Скай. На счет пять.

Я глубоко вдохнула и начал считать.

5, 4, 3, ,2 ,1…

Я поймала его, когда он повернулся. Это был идеальный порез, но потом он перехватил мое запястье, и я не смогла вонзиться глубже. Его глаза расширились от острой боли, прежде чем жесткий хрясь его удара не настиг меня. Он бросил меня через всю кухню, у меня на щеке остался отпечаток его ладони.