Песочный принц в каменном городе (СИ)

— Почти три месяца.

— Это много, — грустно заметила Ленка.

— Да, — согласилась Наташка, — но будем надеяться, что не безнадежно. Говори номер телефона.

Я попыталась их отговорить. Да Артем меня даже не вспомнит, и имя мое забыл, и вообще все это глупо. Девчонки не поддавались. Теперь я думаю, что не от дружбы и желания мне помочь, а так — порезвиться.

— Это просто твои комплексы, — настаивала Наташка. — А мы — одесситки. Запомни: надо добиваться того, чего хочешь. Ты ведь хочешь его. Почему он должен достаться другой?

— Потому что другая — одесситка.

— Нет, только потому, что ты себя таковой не считаешь. Одессит — это не паспортные данные, одессит — это пуп вселенной, это звезда. Вот я — звезда! И Ленка — звезда! Надо так себя чувствовать и так позиционировать. Звездой можно быть и в твоих драных галошах. Главное то, что внутри.

И пока я переваривала философию в одном коктейле с пивом, Наташка категорично сказала:

— Звони с моего телефона!

И так категорично, что я даже набрала его номер. Но едва услышав знакомый голос, нажала отбой.

— Ты что?! — возмутились девчонки.

— Все, не хочу я. Забыли.

— Сама поговорю, — сказала Наташка и решительно набрала номер Артема.

Я даже фисташками перестала хрустеть, чтобы лучше слышать.

— Привет, — мягко проворковала Наташка.

— Привет, — отозвался Артем.

— Что делаешь?

— Сплю.

— Один?

— Кто это?

— Не узнал? Это Наташа.

Первый промах: я никогда не называла себя Наташей. Натальей.

— Хм. И чего ты хочешь?

— Встретиться.

— С тобой я встречаться не буду.

— Почему?

— Я тебя не знаю.

— Ты шутишь? Мы познакомились на курсах и даже занимались любовью.

Второй промах: о любви не было и речи.

— Любовью? С тобой? Вряд ли.

— Может, встретимся?

— Я сплю. Пожалуйста, не звони мне больше, — сказал с раздражением и нажал отбой.

Я обвела взглядом застывших девчонок, притихшего за стойкой бармена в красном переднике, троих посетителей за соседним столиком… Столько свидетелей одного унижения… Не перебор ли?

Не захотел встретиться. Забыл. Вычеркнул из жизни.

— Да он просто понял, что это не ты, — сказала Наташка. — Представляешь? Он понял, что я — не ты. Ты бы слышала его голос… Ты ему не безразлична.

— Я слышала все.

— Ты не понимаешь: я уверена, что он думает о тебе. И, мне кажется, расстроился, что это не ты. Блин! Надо было тебе самой звонить! Звони! Звони сейчас! Если стесняешься, мы с Ленкой даже выйдем! Звони!

Я покачала головой — нет, Ленка была на моей стороне.

— Сейчас это глупо. Он сравнит ваши голоса и поймет, что она сидела рядом. Подумает, что разыгрывают. Сейчас звонить нет смысла.

— Что-то я загрустила, — протянула Наташка. — Не удивлюсь, если он тоже тебя любит. Ты бы слышала его голос.

Компания — есть компания, и мы загрустили втроем. Не знаю, о чем думали они, а я — об Артеме. Я испытывала к нему более сильные чувства, чем думала изначально, чем рассчитывала изначально. Люблю?

Внутренний голос, который имел привычку гласить правду, когда его не спрашиваешь, твердил, что от Артема мне нужны только прописка и квартира. Голос врал.

Слышишь, голос? Ты врал!

Хотя, в твоих словах и была правда.

Одесситы боятся приезжих. И правильно делают. Не в обиду, но многие местные расслабились, все им идет в руки само, жизнь складывается, живут у моря, красивейший город — оттого и смех, и шутки, и леность. Привыкли жить просто. А нам, из глубинок, приходится зубами прорывать дорогу. И мы стараемся, иногда от зубов остаются осколки, а бывает, что зубы превращаются в клыки или только отбеливаются. Годам к сорока мы становимся с местными в ряд, но за плечами у нас огромный послужной список и прошлое, и тогда мы тоже начинаем ненавидеть приезжих.

Потому что они идут следом и наступают на пятки уже нам. Новым местным. Будущим коренным.

Мы оттесняем тех, что слабее, а некоторых пытаемся сбросить. Но мы делаем это ради высокой цели.

Говорят, Родина там, где твое сердце. Мое забилось в Одессе.

И словно услышав мои мысли, город сделал шаг мне навстречу.

— У меня здесь родственница живет, — сказала Ленка. — Девяносто лет. Живет одна в двухкомнатной квартире. Может, к ней переедешь? До работы будет ближе в два раза.

Я сделала вид, что сомневаюсь, и она продолжила:

— Подумай. Денег платить… наверное, гривен сто — а так, лишь бы порядок был.

— Типа сиделки?

— Нет, сиделка ей пока не нужна, иначе пришлось бы нам тебе доплачивать. Давай завтра сходим — познакомишься.

Я выжидательно посмотрела на Наташку — та кивнула. Одобрено. Надо будет сразу ехать с вещами, чтобы никто не передумал. Скорей бы в квартиру, уют и ванную!

С Черноморки я уезжала без сожалений. Это район для отдыха, но не для жизни. А вот бабка плакала, говорила, что если что, то она потеснится и примет меня в свою комнату, пока другие будут на ремонте.

Мне хотелось рассмеяться ей в лицо и просить:

— А в постель свою часом не примешь?

Но я проявила тактичность, предусмотрительность и смолчала. Достаточно шока в ее глазах, когда бабка увидела, что за мной приехали на машине. Старенькая иномарка, но вряд ли она разбиралась в них лучше меня, а я делила машины только на «наши» и «нет».

Она даже дотянула мою сумку до машины. Я не возражала — все же исполняю ее новогоднее желание, освобождаю территорию, а за желание и потрудиться в радость.

— Ты уж прости, если что, — увещевала бабка сквозь всхлипы.

Я благосклонно кивнула, села в машину и вычеркнула ее из жизни. Этого не было. Просто страшный сон, который должен развеяться.

Но вышло из огня да в полымя, как говорится.

Новую бабулю звали баба Аня. Увидев нас у себя на пороге, она растерялась, если не испугалась. Хлопала серыми ресницами, сдвигала недовольно брови и постукивала по полу скрюченной палкой. Зайти не предложила.

— Это тебе квартирант, — безапелляционно заявил Ленкин муж, протискиваясь в квартиру. — Все ж веселее будет, и ночью спокойнее. Если подружитесь, когда и за лекарствами сходит. Мы ведь не можем каждый раз наведываться — далековато.

Мы зашли следом за ним.

— У тебя машина, — ворчала старушка, но стучать палкой перестала.

Куда больше отстукивания марша деревянной палкой ее заинтересовала моя кандидатура. Подошла ближе, подняла маленькую головку, впилась выцветшими глазками-бусинками.

— И втихаря все, — вернулась к Диме, — вроде и не живая я уже.

— Бензин подорожал, — не обратив внимания на обвинения, стоял на своем Дима. — И у меня работы много.

— Да-да, с Леночкой по городу кататься.

— И это тоже.

Бабка покудахтала еще про нравы молодежи, сначала громко, потом только себе под нос, заметив, что никто не прислушивается, и повела апартаменты показывать.

Обычная квартира, обставленная по-стариковски, и пахло в ней так же, но… Там была ванная…

— Купаться раз в неделю.

Мысли она, что ли, читает? Бабка-ведунья? Сама-то, небось, и раз в неделю не моется — понятно откуда, такой сильный запах.

— Правда, — добавила бабка милостиво, — в тазике мыться можешь, сколько хочешь, но тоже экономно. У тебя большой тазик?

Я покачала головой.

Тазик лопнул и остался в прошлом.

Мое хорошее настроение тоже.

Мой переезд к бабе Ане стал черной кляксой в моей серой жизни. Никого раньше я не презирала с такой силой. Никто не отвечал мне взаимностью с таким жаром.

Глава № 11

Я не замечала, как пролетают дни, потому что работа мне нравилась, а вот с вечерами сложнее — я стала их ненавидеть.

Баба Аня под любым предлогом держала меня у своей постели, на скрипящем стуле, часа два, как сиделку с обязательной программой развлечения. К ней никто не заходил, а телевизор у нее был маленький, черно-белый, безответный.