Life in me (СИ)

Мама сделала мне супер-причёску. Это что-то типа большого объёмного пучка из локонов на голове. Нижние волосы она собрала во французские косички и закрепила невидимками. По бокам остались висеть три локона, отпущена густая чёрная чёлка. А на темени прикреплено украшение в виде нежных мини-цветочков, закреплённых на держателе-заколке в виде дождика, который свисает по правой стороне головы. Очень красиво. А в самом пучке — гребень с кристаллами, который будет держать фату.

— Ну что, красавица, пришло время наряжаться? — спрашивает сестра и показывает моё красивейшее платье. Я улыбаюсь и подхожу ближе.

Спустя пару минут я надела кружевное белое бельё, от которого сегодня ночью ничего не останется, подвязку на ногу, влезла в своё платье, и теперь Бекка надевает на мои запястья повязки с цветами.

— Ну, вот и всё, — говорит сестра и застёгивает на мне платье.

— Осталась последняя деталь, и можно выдвигаться, — говорит мама, когда я надеваю туфли на небольшом каблуке. Можно сказать, это балетки на стучащем каблуке. Мама протягивает мне фату, и я, взяв украшение в руки, смотрю, как Бекка завязывает на мне тонкую накидку. Я протягиваю фату Софии, стоящей позади меня.

— Ты настоящая королева! — говорит мама и начинает плакать. — Я так даже на твоей свадьбе не рыдала.

Я улыбаюсь ей, и София ухмыляется.

— Это правда, — подаёт голос София и смотрит на меня, — ты просто божественна, и твой Дэвин просто упадёт от такой красоты.

София просто умопомрачительна в этом розово-голубом платье. Заметно, что два куска ткани просто сшили наискосок и закрыли шов серебряной кружевной лентой. Такого же цвета узоры есть на самом платье. Она прекрасна, и прическа ей тоже идёт. Она отращивает чёлку и зачёсывает её назад, а сейчас сделала лёгкие локоны и французскую косу. Она накрасилась так же, как и я, только тени не белые, а розовые, и помада блестит, в отличие от моей.

Мои же веки подведены чёрной подводкой и белыми тенями, на щеках лёгкие, еле заметные румяна и нежная розовая помада с привкусом баблгамма.

— Ну, вы идите, готовьтесь там, — хочу остаться одна со своими детишками, — и захватите поесть чего-нибудь, а то я немного проголодалась во всей этой вашей суете вокруг меня, — девочки улыбаются и выходят из туалетной комнаты. Мама выходит вместе с ними и я, наконец, остаюсь одна.

Боже мой, поверить не могу, что это реально случается. Столько всего произошло за всё это время. Я до сих пор помню, как мы познакомились с Дэвином, его ревность, его тайны и секреты, его страсть и то, как он дал мне понять, что такое наслаждение. Он научил меня любить по-настоящему. Но, Боже мой! Это же венчание, это же на всю жизнь, и развестись потом будет просто невозможно! Как же мне страшно!

— Тук-тук, можно нарушить ваше уединение, ваше величество? — спрашивает мама, заглядывая в белые двери. Она в своём бордово-синем платье – пёстром цветастом нечто, которое надевала на свадьбу Софии.

— Да, мам, — я пытаюсь успокоиться, — заходи.

Я пытаюсь прийти в себя, но у меня это плохо получается. Я сижу в платье на краю стула и пытаюсь привести макияж в порядок от нахлынувших слёз.

— Дочка, всё в порядке?

====== Глава 4. Эмма. ======

Навеки вместе и море слёз!

— Уже всё хорошо, мам. Просто эмоции, наверное, — говорю я и поворачиваюсь к ней с тревожным лицом.

— О, милая моя, знаешь, что я хочу сказать тебе? — она посмотрела на меня и взяла за руку. — Я хочу, чтобы ты знала. В моей молодости, когда я выходила замуж за вашего папу, я спряталась в шкафу и испортила бабушкину блузку, за которую потом получила, но всё же это того стоило. Я прорыдала часа три, и, наверное, даже не пришла бы на собственную свадьбу, если бы моя мама не сказала мне этих слов, — она выждала паузу и взяла меня за вторую руку, смотря только мне в глаза. — Дорогая моя, ты вступаешь в новую жизнь, это не сравнится с выпускным или с получением аттестата в школе, это нечто другое. Ты встретила любимого человека, и он мне очень нравится. Дэвин очень сильно изменился за это время с тобой, и это тому доказательство, — мама посмотрела на мой живот. Интересно, бабушка так же делала? — Он самое лучшее, что существует на этой земле, и ты ещё не раз в этом убедишься. Нам дано очень многое в этом мире, и многим мы не пользуемся, но я хочу, чтобы ты подумала и решила. Готова ли ты на этот шаг. Я верю, что ты сделаешь правильный выбор! — заканчивает она, и мы смотрим друг на друга.

Боже мой, какие же красивые слова! Я даже не думала, что мама сможет так мне помочь.

— Спасибо, ма-а-ам, — тяну я, и мы обнимаемся. Я смотрю на часы в телефоне и ужасаюсь.

— Боже мой, мы опоздаем! — говорю я и быстро поправляю свой макияж, потом, взяв телефон и салфетки, я спускаю фату на лицо, и мы выходим из дома. София закрывает дверь, и мы садимся в заказную машину. Лимузин приехал очень вовремя.

— Как можно быстрее к главной церкви города! — командую я, и машина тут же трогается.

Остались считанные минуты до моего бракосочетания. Последние минуты свободы и беззаботной студенческой жизни.

Совсем недавно мы тайком сбегали с пар и целовались в аквариуме на третьем этаже. Я ломала запястье, потому что парень не мог остановиться во мне. Совсем недавно мы переломали мебель в коттедже у моря. Надеюсь, скоро это повторится.

Я улыбнулась от этой мысли и вспомнила ту ночь, смотря на моё золотое кольцо.

Тут внезапно я что-то почувствовала у себя в животе.

— Ой-ой, я что-то чувствую, — моя рука моментально оказывается на животе, и я пытаюсь снова это ощутить. — Господи, они шевелятся! — восклицаю я и начинаю плакать. Снова.

— Как знала! Взяла косметику, — жалуется София, и все с замиранием смотрят на меня.

Толчки небольшие, но всё же они есть, я их чувствую.

— Но они не должны так рано толкаться, ну или двигаться, они же ещё крохотные… — не понимаю я, как они там так сильно смогли разогнаться и двинуть мне по животу. Врач сказала мне, что я почувствую их только на 17-18 неделе, а то и вообще на 19.

— Милая, дети в своём развитии никого не спрашивают, когда им начать толкаться. Вот, помнишь тётю Диану с её близнецами? — как можно забыть человека, который подарил мне такую способность к деторождению? Я киваю. — Так её первенцы вообще начали толкаться в середине четвёртого месяца, — рассказывает мама, а я сижу и удивляюсь.

Тут звонит мой телефон, и я вижу, что мы практически доехали. Ещё совсем немного.

— Да, говорите, — подаю я голос и вижу на экране лицо Джона. Он такой довольный.

— Эмма, Николь родила, ей сделали кесарево, ибо матка не раскрывалась, а в такие моменты каждая задержка стоит жизни. В общем, богатырь. 4.110 и 56 ровно. Ты же знаешь, кто такие богатыри? — спрашивает он, и я киваю, продолжая реветь. Боже мой, ну, вот ещё один большой повод не краситься вообще. Слава Богу, тушь и подводка не сотрутся. — С мальчиком всё хорошо, его обследовали и отклонений не выявили. — Парень перекрестился, и я показала ему всех сидящих в машине. Его поздравили девочки и моя мама.

— Ты Кэролайн обрадовал? — задаю вопрос ему, и он кивает.

— Да, они очень рады. Дать тебе Николь? — я не знаю, что ответить, но, помедлив, соглашаюсь.

— Приве-е-ет, дорогая, ну, как ты там? — волнуюсь я и разглядываю роженицу.

— Всё хорошо, знакомимся, Кристофер Александр Адли, богатырь наш! — говорит она, и камера двигается в сторону сосущего молоко ребёночка.

Мы все загорелись, когда увидели эту картину. Какой же он большой! Прямо на месячного тянет! Как у неё живот не разорвался...

Мы поговорили с роженицей и приехали к церкви ровно за десять минут до начала. Жениха должны увести в другое помещение, чтобы он не видел меня.

— Ну что, последние шаги свободы? — спрашивает София, стоя на коленях на ковре в лимузине, и поправляя мне причёску и макияж.

— Да уж, я просто ужасно волнуюсь, — заявляю я и не снимаю рук с живота, ожидая снова пиночка от моих деток. Боже мой, до сих пор не могу в это поверить, аж по три пиночка от каждого, видимо. Как представлю, что они вытягивают свои ручки или ножки и толкают меня по животу, снова слёзы наворачиваются.