Жена пилота

При упоминании о дочери у Кэтрин сжалось сердце. Она закрыла руками лицо, давая собеседнику понять, что с нее довольно.

Вы должны позволить себе плыть по течению. Бороться бессмысленно, — тихо произнес Роберт.

Неудачное сравнение. Это скорее смахивает на поезд, на всех парах несущийся по мне.

Я хочу вам помочь. Предаваться горю в одиночестве — не самый лучший способ преодолеть депрессию.

Кэтрин опустила голову на стол и закрыла глаза.

Мы должны похоронить Джека, — сказала она.

Давайте обсудим это завтра.

А если тело не будет найдено?

Каково ваше вероисповедание? — спросил Роберт.

Ну, когда-то я посещала методистскую церковь, как бабушка Джулия.

А Джек?

Он был католиком. Но он давно уже не был в церкви. Мы даже не были обвенчаны.

Женщина почувствовала, как пальцы Роберта осторожно прикасаются к ее волосам.

Я, пожалуй, пойду, — сказал он.

Когда Роберт ушел, Кэтрин посидела еще немного, затем встала и прошлась по комнатам первого этажа, выключая везде свет. Ее мысли блуждали вокруг одного вопроса: «Что можно назвать “ошибкой пилота”?» Человек поворачивает штурвал налево вместо того, чтобы повернуть его направо? Неправильный расчет потребления топлива? Игнорирование предписаний? Случайно задетый переключатель? На какой еще работе человек может совершить ошибку и убить тем самым больше сотни людей? Инженер-железнодорожник? Водитель автобуса? Человек, соприкасающийся во время своей работы с опасными химикатами или радиоактивными отходами?

«Это не ошибка пилота! Это не может быть ошибкой пилота! Пусть это будет неправдой! Ради Мэтти!» — твердила она себе.

Постояв немного на верхней ступеньке лестницы, Кэтрин поплелась по коридору.

В спальне было холодно. Кэтрин подождала, пока ее глаза привыкнут к царящему здесь сумраку. Постель была в таком же беспорядке, в каком она ее оставила рано утром.

Обойдя кровать, женщина приблизилась к ней с другой стороны. Двигалась она медленно, с осторожностью дикого животного. Отодвинув в сторону стеганое ватное одеяло и махровую простыню, Кэтрин уставилась на старую фланелевую простыню, долгие годы верой и правдой служившую ей. Сколько раз они с Джеком занимались на ней любовью? Сколько раз за все шестнадцать лет их брака? Кэтрин осторожно коснулась кончиками пальцев изношенной материи. Какая гладкая и мягкая на ощупь! С опаской, словно боясь не выдержать и впасть в истерику, Кэтрин опустилась на краешек кровати. Ничего. Ровным счетом ничего. Возможно, она уже выплакала все свои слезы и ее уже ничем не проймешь.

Ошибка пилота, — вслух произнесла женщина, как будто испытывая этим свое самообладание.

«Но падение самолета не могло произойти из-за ошибки Джека, — мысленно одернула себя Кэтрин. — Не должно было и не могло».

Не раздеваясь, она улеглась на кровати.

«Теперь это только моя кровать, — подумала вдова. — Моя, а не наша. Эта комната слишком велика для одного человека».

Она посмотрела на часы: девять двадцать семь.

Осторожно, словно минер, боящийся сделать маленькую, но роковую ошибку, Кэтрин укрылась махровой простыней. Ей показалось, что она улавливает слабый запах пота мужа. Ничего удивительного. Она не меняла простыни со вторника. Впрочем, сильно доверять своим чувствам не приходилось. Вполне возможно, запах Джека ей только почудился.

Взгляд женщины переместился на мужскую рубашку, висящую на спинке стула. Давным-давно, еще в начале их совместной жизни, у Кэтрин вошло в привычку не убирать в доме, когда Джек находится в рейсе. Сейчас женщина чувствовала, что не сможет прикоснуться к рубашке. Пройдет еще много времени, прежде чем она будет в состоянии безбоязненно дотронуться до ее материи, сможет почувствовать запах мужа и не впасть в истерику.

Повернувшись на другой бок, Кэтрин попыталась успокоиться. В призрачном лунном свете хорошо знакомая обстановка спальни казалась ей преисполненной скрытых тайн и страхов. Издалека долетал слабый шум моря. Перед ее мысленным взором предстала картина: труп Джека скрючился на песчаном морском дне.

Натянув махровую простыню на голову, женщина часто задышала, надеясь, что это поможет подавить растущую в груди панику. Ей захотелось перебраться в комнату к Мэтти и бабушке Джулии, тихонько лечь на пол рядом с их кроватью и попытаться заснуть.

Как глупо было надеяться, что она сможет выдержать это!

Вскочив с кровати, Кэтрин пошла в ванную комнату за оставленным там Робертом пузырьком с валиумом.

Она приняла одну таблетку, затем, подумав, проглотила на всякий случай еще одну. «Не принять ли третью?» Одолеваемая сомнениями, женщина присела на край ванны и сидела, пока не почувствовала легкое головокружение. Она подумала, что, пожалуй, лучше будет прилечь на кушетке в комнате для гостей и попытаться заснуть.

Проходя мимо кабинета Джека, Кэтрин увидела, что забыла выключить там свет.

Она редко заходила в кабинет мужа. По ее мнению, эта комната была слишком уж деловой, слишком уж «мужской»: «голые» окна без штор, металлические картотечные шкафы, выстроившиеся вдоль стен, преобладание белого и серого цветов, металла и пластмассы. Кэтрин казалось, что в отличие от других комнат дома кабинет живет собственной жизнью, понятной только Джеку. На массивном металлическом столе стояли два компьютера, клавиатура, факс, два телефона, сканер, кофейные чашки, припавшие пылью модели самолетов, кружка с соком кроваво-красного цвета («Ее оставила Мэтти», — догадалась Кэтрин) и голубая глиняная подставка для карандашей, которую дочка сделала для отца во втором классе на уроке труда.

Женщина взглянула на мигающий огонек факса. Роберт сегодня заходил в кабинет Джека, пользовался факсом и телефоном.

Подойдя к столу, Кэтрин уселась на стул и выдвинула ящик слева. Там лежали журналы Джека для служебных записей — тяжелые тетради в темных виниловых переплетах и маленькие блокнотики, которые можно было носить в нагрудном кармане рубашки. Там же валялись маленький фонарик, нож для разрезания бумаги с рукояткой из слоновой кости, купленный мужем много лет назад в Африке, справочники по навигации устаревших типов самолетов, книга о метеорологической PJIC, учебная видеокассета о «сдвиге ветра», погончики из Санта-Фе, какие-то летные приборы…

Задвинув ящик слева, Кэтрин открыла продолговатый средний ящик стола. Ее рука нащупала связку ключей, оставшихся, должно быть, в качестве сувенира от их квартирки в Санта-Фе. Старые очки в черепаховой оправе, купленные Джеком у старьевщика в «Караване». Муж утверждал, что ими еще можно пользоваться. В ящике валялись коробочки со скрепками для бумаг и чертежными кнопками, авторучки, карандаши, резинки, две батарейки и свеча зажигания. Под ворохом исписанной бумаги лежал набор принадлежностей для шитья. Женщина улыбнулась.

В большем по размерам правом ящике стола, предназначенном для папок формата А4, Кэтрин нашла еще один ворох бумаг. Вытащив толстую, никак не меньше фута в толщину, стопку и положив ее себе на колени, она стала пересматривать накопившийся хлам. Здесь была поздравительная открытка ко дню рождения Джека, нарисованная и подписанная Мэтти, служебные записки от авиакомпании, местный телефонный справочник, несколько формуляров из службы страхования здоровья, черновик школьного сочинения дочери, каталог книг об авиации, самодельная «валентинка», которую она подарила мужу в прошлом году… Кэтрин задержала взгляд на открытке. На ней было написано: «Валентин! Я обожаю то, что ты делаешь с моим разумом…» Открыв «валентинку», она дочитала: «…и с моим телом!»

Кэтрин устало прикрыла глаза.

Засунув уже просмотренные бумаги обратно в ящик, она продолжила «ревизию»: несколько скрепленных степлером бланков отчета о состоянии банковского счета Джека, у нее с мужем были разные банковские счета. Кэтрин распоряжалась по своему усмотрению деньгами, предназначенными для покупки еды, одежды для нее и Мэтти, а также всего необходимого для ведения домашнего хозяйства. Оставшиеся деньги Джек копил себе на пенсию.