Удивительная женщина

— Простите, я не хотел вас напугать.

— Я не слышала, как вы вошли. Что-то случилось?

— Нет, ничего не случилось. Просто мне захотелось кофе. — Но вместо того, чтобы подойти к плите, он направился к ней. — Я думал, вы давно спите.

— Не могу заснуть. — Она не пригладила волосы и не запахнула отвороты халата. — Вода, наверное, еще горячая, я только что заварила себе чай.

Дилан сел на табурет рядом с ней.

— Мучают проблемы?

— Нет, вина!

Дилан боролся с инстинктом репортера и желанием приголубить ее.

— Какая вина? — осторожно спросил он.

— Вина перед Крисом! Как он плакал, когда я прогнала его спать, не позволив досмотреть его любимую передачу!

Дилан не знал, смеяться ли ему над собой или над ней.

— Ну, это мелочь! Утром все забудется!

— Ну, и всего-то расколотили одну тарелку! Они мне никогда не нравились. Я редко ими пользовалась. — Эбби подняла чашку, но пить не стала.

— Угу. А может быть, отнести парочку их в конюшню для лошадей?

Эбби удивленно разинула рот, а потом рассмеялась. На этот раз она все же выпила свой чай. Это немного облегчило легкую боль в горле.

— Я бы не стала заходить так далеко! Дженис подарила их Чаку, Чаку и мне! Это веджвудский фарфор!

— Тогда к ним надо относиться с должным уважением! — Дилан не пропустил ее промаха. — Так что же за проблемы мучают вас на самом деле?

— Я очень не хочу терять самообладания!

— Вы? Но вы же никогда даже не повышали голоса!

— Чтобы потерять самообладание, вовсе незачем вопить во весь голос. — Она посмотрела в окно и пожалела, что на улице еще так холодно. Будь потеплее, она бы уселась на крыльце и смотрела на небо. — В конце концов, это была всего лишь тарелка!

— И это было всего лишь телешоу!

Эбби со вздохом откинулась на спинку стула.

— Вы считаете меня глупой?

— Нет, я считаю вас просто матерью! К сожалению, опыта отцовства у меня нет.

— С ними нужно быть достаточно твердой, поскольку приходится самой устанавливать все правила и принимать решения… и естественно, совершать ошибки. — Она неосознанно взбивала волосы, укладывая их красивыми прядями вокруг лица. — Иногда по ночам меня мучает мысль, а не слишком ли я строга с ними? Не многого ли требую от них? Они ведь еще совсем маленькие мальчики! А я вечером отослала их спать, сопевших и надувшихся…

Дилан прервал ее:

— Возможно, вы слишком строги к себе как к матери?

Эбби уставилась на него, а потом снова взялась за чай.

— Я же ответственна за них!

В тоне, которым была произнесена эта фраза, Дилан почувствовал неподдельную ответственность. Он решил прекратить этот разговор, оставив ее в покое. Что бы он ни думал о ней, он знал, что Эбби предана своим детям.

— Послушайте, Эбби! Я не очень хорошо разбираюсь в детях, но мне кажется, что они нормальные мальчишки, хорошо приспособленные к жизни. Может быть, вам следует поздравить себя, а не утирать слезы платочком!

— А я и не плачу!

— Уверен, вы в любую минуту найдете повод посыпать голову пеплом!

Эбби собиралась рассердиться, но вдруг почувствовала облегчение. Вина куда-то исчезла.

— Спасибо! — Эбби обхватила чашку, грея ладони. — Время от времени мне, наверное, нужна моральная поддержка.

— Никаких проблем! Не могу смотреть, как женщина, надувшись, сидит перед чашкой чая!

Эбби засмеялась, но Дилан не мог понять, кому из них действительно полегчало.

— Я никогда не дуюсь, но по части ощущения вины — тут я чемпион! Были времена, когда Бен учился только на двойки, а я даже не слушала свою мать, которая кричала мне, что мальчик вовсе не дурак и не собирается убивать меня своими отметками!

— А поговорить об этом с мужем было нельзя?

— Это было бы совершенно бесполезно! — Эбби осеклась, но было уже поздно, она устала и чувствовала себя беспомощной. — Я сварю вам кофе, — начала она и поднялась.

— Не хочу утруждать вас, — ответил Дилан, взяв ее за руку. Хотя контакт был достаточно легким, он позволил задержать ее возле себя.

Она почувствовала невероятное, почти невозможное желание оказаться в его объятиях. Ей очень хотелось, чтобы он прижал ее к себе и не задавал никаких вопросов. Но он всегда будет спрашивать, а она не всегда сможет ответить ему. Поэтому она взяла себя в руки и отодвинулась от него.

— Я не хочу сейчас отвечать на ваши вопросы.

— Вы никогда не рассказывали, каким отцом был Чак. Почему?

— Вы меня об этом не спрашивали.

— Ну, вот теперь я спрашиваю!

— Я уже сказала вам, что не хочу сейчас давать интервью! Уже поздно. Я устала.

— И вы лжете! — Он сжал ее руку и почувствовал, как заколотилось ее сердце.

— Я не понимаю, о чем вы говорите!

Дилан по горло был сыт ее уклончивыми ответами. Любование ее лицом не поможет выяснить правду.

— Каждый раз, когда я задаю вам некоторые вопросы, вы даете мне заранее продуманные, словно отрепетированные ответы! Почему? Почему вы упорно ретушируете образ Чака Рокуэлла?

Его пальцы, сжимавшие ее руку, причиняли ей меньше боли, чем вопросы, ответы на которые она заранее продумала, чтобы ввести его в заблуждение ради собственной безопасности и безопасности детей.

— Он был моим мужем! Такой ответ вас устроит?

В ее голосе он услышал дрожь.

— Нет! — Он уже сформулировал для себя версию и теперь ее озвучит! — Если ваш брак по всем статьям удовлетворял Дженис Рокуэлл, Она была бы счастлива! Чак был ее единственным сыном, и после его гибели кто-то должен был унаследовать все имущество семьи.

Второй раз за время их знакомства он увидел, как побледнело ее лицо, но сейчас эта бледность была вызвана не страхом, а гневом. Взрыв этого гнева он почувствовал собственными пальцами. Этого он и добивался. Ему хотелось пробить брешь в ее самообладании и добраться до правды. И до нее.

— Отпустите меня! — Ее голос явственно дрожал.

Позади них в камине треснуло полено, выбросив пучок искр за экран. Оба этого не заметили.

— Сначала я хочу получить ответ!

— По-моему, вы его уже получили!

— И вы хотите, чтобы я поверил в эту ложь?

— Я никого не ругаю, как вы думаете!

И это была самая большая ложь, которую Эбби прекрасно понимала. Она лишь заботилась о детях и себе, и его обвинения оскорбили ее. Но что толку убеждать его и нарываться на новые оскорбления?

— Хорошо! Я вам расскажу все, что вы хотели услышать, и делайте с этим что угодно. Да, я хотела эксплуатировать свой брак, нажиться на известности и репутации своего умершего мужа. Дженис Рокуэлл прочтет вашу книгу, и я хочу убедиться, что она останется довольна ею. Я хочу, чтобы она прочла, что наш брак с Чаком был прочным и дружным. А грязь, которую вы накопаете, будет исходить не от меня! Вы удовлетворены?

Дилан отпустил ее руку. В течение секунды она подтвердила все, что он думал о ней, и опровергла все, что он начинал чувствовать.

— Да, я удовлетворен.

— Прекрасно! Если у вас остались вопросы, задайте их завтра.

Дилан смотрел ей вслед, размышляя, как еще долго ему придется работать, чтобы отделить ложь от правды.

Обычно Эбби просыпалась легко, и первая половина чашки утреннего кофе приводила ее в бодрое состояние. Сегодня она задержалась в постели. Все тело ломило, в висках пульсировало. Приписав свое недомогание беспокойной ночи, она вяло погрузилась в домашние хлопоты.

Мальчики весело завтракали в кухне. Вечерняя ссора была уже забыта, ребята не отличались злопамятством. После того как Эбби проводила детей в школу, она решила побаловать себя еще чашечкой кофе, чтобы окончательно войти в норму и заняться обычными домашними делами.

Она надела пальто и вышла во двор. Светило яркое солнце, в воздухе пахло весной, но Эбби дрожала. Она даже пожалела, что пренебрегла теплым свитером. Наверное, простудилась, решила она, почувствовав боль в затылке. Но времени на болезни у нее не было. Почти на автопилоте она собрала в корзину свежие яйца и пошла в конюшню.