Легкий флирт с тяжкими последствиями

Когда я поделилась с Виппи Берд этой догадкой, она возразила, что, если Тони собирался разыграть поражение, ему незачем было звать всех нас на него смотреть. Ее возражение было не лишено смысла, и я призадумалась. Потом я вспомнила, как она всегда плакала и размягчалась при виде чужих страданий – так, может быть, Тони рассчитывал таким образом добиться ее благосклонности, ведь тогда она еще не встречалась с Чиком. Виппи Берд, в свою очередь, объявила, что и мое замечание кажется ей не лишенным смысла. Но мы с ней сошлись в одном: главная причина ухода Тони Макнайта с ринга заключалась в том, что он уже просто больше не решался на него выходить.

Конечно, к тому времени, как мы сумели все это понять, было уже поздно расспрашивать самого Тони. К тому же сделать это следовало Виппи Берд, а не мне, но ей, по-моему, этого не хотелось.

Даже если наша догадка о причине его беспокойства оказалась правильной, мы наверняка знаем, что тогда он думал еще кое о чем – ведь ум его никогда не дремал, постоянно планировал какие-то аферы. Сейчас он обдумывал, как извлечь лишний доллар из Бастера.

Они долго смотрели друг на друга, Бастер хотел, чтобы Тони похвалил его за хорошую работу, ведь после Мэй-Анны Бастер больше всего восхищался Тони. Тот знал это, и через две или три минуты игры в молчанку он широко улыбнулся, и они с Бастером обнялись и стали хлопать друг друга по спине.

«Переодевайся, и айда на Медервилль праздновать твою победу – я угощаю». Мы всей компанией набились в колымагу Тони и поехали в кафе «Скалистые горы» чествовать новоиспеченного победителя.

Даже после всего съеденного в Садах мы нагуляли аппетит, пока болели за Бастера, так что заказали каждому полный обед, ожидая которого попивали «Шон О», – все, кроме Бастера, ведь он почти никогда не пил. Бастер заплатил за спиртное, разменял призовую сумму на серебряные доллары, пошел к игровым автоматам и бросил в щель несколько монет. Почти сразу же раздался резкий звонок, и ему в пригоршню высыпался выигрыш – пятьдесят долларов. Сегодня был его вечер, удача просто не хотела отпускать его и дарила ему победы одну за другой – мы с Виппи Берд так и сказали Мэй-Анне, когда узнали, что они с Бастером расстались лишь в пять утра. Наши родители убили бы нас, если бы мы осмелились вернуться домой в такой час, но я не думаю, что миссис Ковакс имела хоть малейшее понятие, когда возвращается Мэй-Анна.

– Бастер, – сказал ему Чик, – я никогда не видел такого удара, как у тебя. Теперь ты – новая Бьюттская Бомба!

– Да какая, к черту, Бьюттская Бомба, – сказал Пинк, – ты – новый Джек Демпси!

Ребята лезли из кожи вон, чтобы польстить Бастеру.

– Не надо его ни с кем сравнивать, – сказала Мэй-Анна. – Он сам по себе и лучше всех остальных.

– Он чемпион, – сказал Чик.

– Вовсе нет, – возразил Тони. – Он выиграл всего один бой, да и тот – против чучела огородного.

Этими словами Тони словно вылил ушат холодной воды на разгоряченную голову Бастера, и нам это совсем не понравилось. Было видно, что и Бастер тоже ошеломлен.

– Ты выиграл всего раз в жизни, – повторил Тони, словно наслаждаясь звучанием собственного голоса: по-видимому, расставшись с мыслью стать боксером, он решил попробовать себя в качестве оратора. – Но, – добавил он, выдержав эффектную паузу, и мы все навострили уши, – ты мог бы стать чемпионом.

Мы все дружно завизжали – сказалось действие «Шона О». Ну и, конечно, нам всем ужасно хотелось, чтобы Бастер стал настоящим чемпионом.

– Я кое-что понимаю в боксе, – сказал Тони и снова выдержал паузу, ожидая одобрительных возгласов типа: «Еще бы, старина!», но возгласов не последовало, поэтому он продолжил: – И, скажу по правде, я только сегодня понял: такой правой, как твоя, я никогда в жизни не видел.

Чик с размаху стукнул Бастера кулаком по спине, а Пинк хлопнул меня ладонью по коленке и сказал: «Ну еще бы!»

– И если ты согласен выполнять указания, которые я буду давать тебе в качестве твоего менеджера, и тренироваться по моей методике, я думаю, ты сможешь стать настоящим боксером.

И Тони с важным видом откинулся на спинку стула.

Пинк заказал всем еще по одному «Шону О» и заплатил за коктейль монетами из кучи, которую Бастер высыпал посреди стола.

Теперь Тони стал серьезен. Не обращая больше внимания на нас, он обращался к Бастеру:

– Малыш, я же понимаю, что как у профессионального боксера перспектив у меня никаких. Все, что я могу, – это срубить забавы ради несколько долларов. Потому что у меня нет силы, а у тебя она есть. У тебя холодная голова, что тоже немаловажно и чего у меня тоже нет. Но чего я до сих пор не знаю, так это того, хочешь ли ты сам стать настоящим боксером и будешь ли ты тренироваться.

Бастер молча смотрел на собственные ладони. Братья Макнайт забыли о нас, а мы притворялись, будто шепчемся между собой и не слушаем их, хотя на самом деле не пропустили ни слова.

– Что ж, а почему, собственно, нет? – ответил Бастер. – Чего я вообще могу ждать от жизни в этом убогом городишке? Как все, зарыться в землю на всю оставшуюся жизнь? А ты правда думаешь, что я смогу стать боксером? Кроме шуток?

– Да, я так думаю, но тебе придется много работать над собой. Каждый день. Как – я тебе объясню. И покажу кое-какие приемы, хотя, надо сказать, я сам не слишком серьезно этим занимался. Но если ты не намерен посвятить этому всю свою жизнь, скажи «нет» сейчас, чтобы я не тратил время зря. А если согласишься, я сделаю из тебя чемпиона.

– Он согласен, – ответила Мэй-Анна за Бастера, кладя свою маленькую белую ручку на его огромный кулак.

Вот так внезапно дела приобрели серьезный оборот. Всего несколько часов тому назад мы приехали в Сады на показательный бой Кида Макнайта, а теперь присутствовали при том, как Бастер принимает решение стать чемпионом мира. Мы все были растеряны и не знали, что сказать. Между тем официантка принесла нам нашу еду, и мы заказали еще пару бутылок вина вдобавок к выпитым коктейлям «Шон О». В наше время вино пьют одни педерасты, но тогда, во времена сухого закона, медервилльское вино было крепче виски, так что к концу вечера мы были изрядно навеселе. Для нас с Виппи Берд и Мэй-Анны это была первая вечеринка с таким количеством спиртного, хотя нам было всего по шестнадцать и мы еще не кончили школы. Сейчас я понимаю, что мы были слишком молоды для того, чтобы так пить, даже если бы спиртное не было под запретом, но кто тогда об этом думал? Сухой закон запрещал употребление спиртного всем, независимо от возраста и пола.

И вот, пока мы так сидели вокруг братьев Макнайт, проникшись серьезностью происходящего, Пинк Варско, представьте себе, попытался снова поцеловать меня. Но я вовсе этого не хотела и поэтому сказала:

– Пинк, я думаю, тебе сейчас следует произнести тост.

Пинк поднял стакан и воскликнул:

– За «несвятую Троицу»! – имея в виду нас с Виппи Берд и Мэй-Анну.

– Ах ты, бестолочь! – сказала я ему. – Не за нас, за Бастера!

– За нового Кида Макнайта! – поправился Пинк. – Пьем до дна!

– Кид Макнайт – это Тони, – покачал головой Бастер.

– Бери это имя себе, – предложил Тони. – Джек Демпси взял имя своего брата, а ты возьми мое.

Бастер ответил, что нет, Кид Макнайт – это Тони, и, если Тони решил уйти из бокса, пусть его имя уходит вместе с ним, а ему, Бастеру, нужно свое имя.

Запивая вином спагетти, мы снова серьезно задумались, на этот раз о псевдониме для нашего будущего чемпиона. «Пусть он будет Кентервилльским Кидом или Бьюттским Убийцей», – предложили мы с Виппи Берд. «А что, если он будет Бастер Нокаут?» – спросил Чик. «А как насчет Кида Долбани Сильней?» – предложил Пинк. Все, включая самого Бастера, засмеялись, но, немного подумав, он сказал, что это слишком манерно, а ему нужно нечто характерное и запоминающееся, как собственное лицо. Такое, например, как «Шахтер из Монтаны» или «Доблесть Горняка». Тогда Чик предложил «Бастера Шахтера», но Бастер не был шахтером, и это предложение отпало.