Ничья (СИ)

- В какое же?

- Да заняться теми же «людьми инвалидами» и на этом все держать, да на чем угодно, но только не на имидже, это исключено!

- Тогда почему ты ни разу и рта не раскрыл не из-за одно концерта? Ты ведь в курсе какие там эмоции бушуют! – Иронично замечаю я и замечаю подходящего официантка с подносом. – Блин, хоть поем нормально!

Ренский замолчал, задумчиво провожая парнишку в форме взглядом. Он отвлекся на то, как мы стали уплетать те блюда, которые нам принесли. Он о чем-то думал, но ответить на мой вопрос так и не смог.

- Нужно что-то с этим делать… – Снова протягивает он, крутя телефон в руках.

- С чем – с этим? – Уточняет Волкова, делая вид, что ничего не произошло.

- Со скандалом этим!

- Ой, подумаешь, написали в одной газете какой-то, уже прям раздули. Успокойся, через день об этом никто и не вспомнит! – Отмахивается моя девочка, поглощаясь в процесс поедания.

- Вот-вот, Борь, все утихнет! Все будет окей! Подумаешь, оторвались в клубе…

- Боюсь представить, КАК вы там оторвались – Сомнительно произносит он, косясь на меня.

- Вот только не надо фантазировать, – едва не давится Юля, – все в рамках разумного!

- Смотря что для вас рамки разумного! А зная тебя, – он кидает взгляд на Волкову, – страшно представить! Ну ладно, поверю на слово! Надеюсь, что все и впрямь утихнет! А то потом не отмажемся!

- Да все, не паникуй! – Хлопаю его по плечу я. – Сейчас поедим и поедем в аэропорт!

Ереван 16.11.2006 год.

Не понимаю от кого и главное почему мы скрываемся. Не понимаю зачем мы должны это делать? Зачем? Когда сами же несколько лет назад активно пропагандировали это! Почему я не могу быть с ней? Потому что кто-то меня не поймет? Плевать! Фанаты нас бы поняли, потому что большинство из них такие, как мы. Такие – какими бы были, если быть совсем уж точным. Они не стесняются ничего, и любят того, кого им хочется. А мы? В кого мы теперь превратились? Сами же испугались.

Страшно.

Никогда бы не подумала, что буду закрываться с ней где-то, целуя ее украдкой, сладко, чтобы никто не видел. Борису только раздувает опасно ноздри, когда он видит нас – переполненных нежностью и заботой. Странно, раньше его это совсем не волновало! Во всем виновата проклятая статья! Но он никогда не любил эту идею – пропаганда двух лесбиянок, он любил только деньги, которые никогда не приносили никакой пользы. Пусть. Теперь мы не разговариваем о нас, но и стараемся отбить свое право жить, как хочется. Хотя нас по-прежнему загоняют в рамки формата и не формата. Слава Богу, что не неформата. Того самого, где был Ваня. Но о нем я уже совсем редко вспоминаю.

Странно, но едва ли я задумывалась о том, что все будет именно так. Так, а не иначе. И иногда, просыпаясь глубокой ночью, которая полна загадочности, страха и волнения, я думаю о том: а что я здесь делаю? Лежа в нашей общей кровати, деля свое тело с ней. Что я здесь делаю? Почему со мной не мой любимый парень, почему я не работаю психологом, по своей профессии? Почему же? Разве это то, чего я хотела всю жизнь? Частично… Но я бы никогда не подумала о том, что все может быть так. Мне страшно. Страшно хотя бы оттого, что я пытаюсь думать о том, что будет дальше, но ничего не вижу, и вряд ли бы увидела. Мне страшно думать о том, что когда-нибудь Тату не станет, что когда-нибудь не станет и ее. Что когда-нибудь закончатся эти ночи, эти песни, что больше никогда не будет наших концертов, и наши фанаты не будут кричать на наших концертах, как любят нас, больше не будут выпускаться альбомы и фотосессии, больше не будет записей инсайдера, больше не будет никаких обсуждений и когда-нибудь зачахнет самый дружный форум тату.ру, больше не будет ничего…

Я вскакиваю с этими мыслями с кровати, глубоко глотая воздух, наполняя им все легкие. Мое сердце быстро колотится. Ничего не будет… Бывает ли так?

- Ленок! Что опять? – Сонно бормочет Волкова. – Ложись спать!

И тянет меня к себе, сминая мое тело в своих теплых руках.

Ничего не будет…

Бывает ли так?

Снова начинается подготовка к концерту по стандартному сценарию. Каждый занят своим делом, каждому свое место в жизни. Все проходит быстро и плодотворно. Пока играет интро, внутри пробуждаются новые силы на то, чтобы зажигать. Нас здесь ждут, мы должны быть свободными, мы всегда были независимыми. Почти всегда. Почему теперь должны теряться в чьих-то «надо»? Нет. Мы здесь, мы среди своих, и это не наша работа – это наша жизнь. Перед выходом еще раз осматриваю ее с ног до головы: высокие белые сапоги, короткие черные шорты, какой-то очередной симпатичный лифчик, поверх которого одет пиджак. Она как всегда неотразима!

Как всегда – понятие на сто процентов точное, вряд ли ее можно увидеть расклеенной. Хотя расклеенной не то определение, скорее – некрасивой, отталкивающей, не привлекательной. О нет, она может убить одним взглядом, одним движением губ, и даже ее томный вздох может убить наповал. И вряд ли кто-то посмотрит на что-то другое. Нет, наверное он (или она) все же переведет взгляд на милую концептуальную грудь, которая тут же отзовется на эти взгляды, тут же встанет на дыбы и тут же обезоружит любого. Вот хрень! Такая у меня девочка.

Мы выходим на сцену, держась за руки, чтобы в сотнях взглядах людей не затеряться, чтобы не потерять друг друга. Так, есть хоть какая-то гарантия, что мы будем друг у друга. Других вариантов, по крайней мере у меня, нет. Как я могу быть уверена в том, что она всегда будет со мной, если каждый второй открыто пялится на нее, на ее грудь, а ее грудь заводится, ощущает эти взгляды. Как я могу быть уверена? Я не уверена даже в себе, не то что в ней. В ней вообще нельзя быть уверенным, по определению, и ничего с этим не поделаешь. Мы выходим на сцену, держась за руки, и все проваливается под моими ногами, все снова начинает прокручиться в голове по новой: зал, лица, сердцебиение, киловатты звука, ее рука, ее дыхание. Сумасшествие. Когда-нибудь это закончится? Закончится.

Непременно.

На проигрыше мы отходим в глубь сцены, так повторяется едва ли не на каждом лиричном и в то же время энергичном проигрыше. Едва ли. Различие лишь в том, что мы делаем на этих проигрышах – стоим и думаем о чем-то или тупо стоим, или уходим вглубь сцены или она обнимает меня или целует. В этом и вся разница. На песне «люди инвалиды» мы уходим вглубь сцены, отвернувшись от зала и просто стоим. Я думаю над проигрышами, и мои мысли не несут никакой нагрузки, никакой логики, никакой надобности. Я просто думаю о ненужном. Ну и ладно. Вернувшись на сцену, она кидает на меня ревнивый взгляд, будто обижается из-за того, что на этом проигрыше я не подошла к ней, не обняла, не уткнулась носом в ее плечо или в шею, как она любит. И я не знаю чем вызвана ее мимика. Нужно бы спросить. Потом. И в то время пока я думаю об этом, она поворачивается ко мне лицом, развернув меня к себе, заглядывая в мои глаза, только в ее глазах я не вижу вопроса: «Ленок, так почему ты меня не обняла? Почему же?». Скорее всего она озабочена чем-то другим, а чем – я понятия не имею. И это странно. Ведь все только наладилось. Что опять не так? Хотя у моей девочки постоянно что-то не так. Ну и черт с ним. Главное – она стоит напротив меня и улыбается самой очаровательной улыбкой на сцене, главное она неловко держит меня за руку и поет вместе со мной. Остальное – неважно, совсем неважно.

Начав петь «All about us», я понимаю, что все хорошо. По крайней мере у Юльки бывают заскоки или мне просто кажется? Все снова становится на свои места, мы поем одну из лучших песен альбома, забывая обо всем на свете. А она, время от времени, проходя мимо, задевает меня рукой, проводя то по бедру, то по талии, и я довольно улыбаюсь. Значит, все хорошо. И вот на одних из слов в песне, она подходит ко мне, кладет свою руку на плечо и снова пристально смотрит мне в лицо, будто пытается в чем-то убедиться. Только в чем? Есть лишь несколько предположений: она хочет убедиться в том, что у меня все хорошо (но зачем?), она хочется убедиться в том, что я все еще с ней, что я не брошу ее и не откажусь от своих слов (но зачем?), она хочет убедиться в том, что мне нравится все, что она делает, все ее выкрутасы (но зачем?). Действительно, зачем? Ведь она подавно знает ответы на эти вопросы, она знает меня вдоль и поперек, а еще по диагонали! Вот хрень, она и правда слишком хорошо знает меня, иногда это даже пугает. Ведь я ее так и не узнала…