Рейз (ЛП)

Зачарованная волнами, разбивающимися о берег, даже не услышала, как пришел Лука. Я вскочила и посмотрела вверх, заметив, что он наблюдает за мной, прислонившись к скале.

— Лука! — сказала я, затаив дыхание. — Ты меня напугал!

Лука вздохнул и провел рукой по лицу, двигаясь вокруг скалы, чтобы сесть рядом со мной на песок. Мы не говорили сначала, Лука был слишком сосредоточен на грохоте волн о песок.

Его пальцы коснулись моих пальцев. Затем он взял мою руку и поднес к губам. Мое сердце затрепетало, как крылья колибри.

Лука заправил свободную прядь моих волос за загорелое ухо, затем притянул меня так близко, что его свободная рука обняла меня за шею. Я расслабилась от его теплого тела и обняла за накачанную талию. Он сильно подрос в последнее время, становится настолько большим и красивым, что мое сердце едва не выскакивало из груди.

Лука громко вздохнул, его теплое дыхание коснулось моих волос.

— Ты должна держаться подальше от Алика, Киса. Он одержим тобой и опасен.

Я напряглась в руках Луки и почувствовала, что он притянул меня еще ближе.

— Я не должен говорить тебе это, но папа Алика готовит из него бойца, коллектора. Он сильно влияет на него, и я вижу, Алик становится зависимым от насилия. Он любит это, Киса. Держись подальше от него.

Крепко прижавшись к Луке, я ответила:

— Я лежала на солнце. Талия с мамой пошли по магазинам. Ты и Родион были на обеде с папой. Я не думала, что в опасности. Алик просто влюблен в меня. Он не сделает мне больно.

Вздохнув, Лука поцеловал меня в голову, и я отклонилась от теплого тела назад.

— Он мне не нравится. Я терпеть не могу то, как он смотрит на тебя, — холодно сказал Лука.

Медленно наклоняясь назад, я смотрела в карие глаза Луки, на синее пятно в левом глазу, что делало его таким необычным.

— Как он смотрел на меня? — спросила я осторожно.

— Как будто ты принадлежишь ему. Как будто ты его. Когда ты рядом, он не сосредотачивается на других, только на тебе.

— И почему это беспокоит тебя? — спросила я робко, стараясь проглотить нервный комок в горле.

Красивый взгляд Луки встретился с моим, и его губы приоткрылись в коротком выдохе.

— Потому что ты принадлежишь мне, Киса. И всегда принадлежала.

Лицо Луки смягчилось, он указал пальцем на мои глаза и на свой левый.

— Ты часть меня, помнишь? Бог вложил кусок тебя в меня так, чтобы когда мы родились, все знали: мы половинки одного целого.

Моя кожа горела, словно, в огне, но я знала, что это не имеет ничего общего с высокой температурой во второй половине дня. Это было связано с Лукой. Сказка его матери и моей всегда говорит нам об этом.

Я любила его. Я люблю его. Я всегда будет любить его. Лука, мой Лука. Мне было только тринадцать, ему четырнадцать лет, но он был гораздо больше, чем лучший друг... Он был всем моим миром.

— Лука... — прошептала я, моя душа таяла от его слов.

И его губы растянулись в усмешке.

— Киса... — подражал он.

Затем его взгляд упал на мои губы, и сердце стало биться с почти невероятной скоростью.

— Я хочу поцеловать тебя сейчас, — сказал Лука, все веселье исчезло с красивого лица.

— Но я... Я никогда не целовалась раньше... — сказала я, румянец расцвел на моих загоревших щеках.

Лука наклонил голову и криво мне улыбнулся.

— И я нет.

Мои глаза расширились, и облегчение растеклось в груди.

— Ни разу? — спросила я в шоке.

— Кого мне целовать?

Я пожала плечами.

— Откуда мне знать? В церкви многие девушки крутятся вокруг тебя.

Лука засмеялся и покачал головой. Сжимая мои плечи, он наклонился и прохрипел.

— Но они — не ты. — Лука снова указал на свои глаза. — Мы одно целое. Зачем мне кто-то еще? Все они — не ты. Ты так красива со своими длинными каштановыми волосами, голубыми глазами и загорелой кожей.

Погружаясь в омут его глаз, я зарывалась пальцами в песок, ощущая мягкость горячих крупиц под ногами. Когда подняла длинные ресницы, то встретилась глазами с Лукой, и он прошептал:

— Хорошо...

Лука напрягся и посмотрел на меня так серьезно, что мой желудок сделал сальто. Его рука выпустила мою, и он мягко обхватил щеку, рука слегка дрожала.

— Ты готова? — спросил он, облизывая губы.

Сглотнув, я призналась, когда его рот оказался в дюйме от моего:

— Надеюсь, что я не облажаюсь.

— Это невозможно, — сказал Лука и наклонился вперед, прижимаясь губами к моим. Все, казалось, затихло вокруг нас, и мои глаза закрылись по собственной воле. Губы Луки были настолько мягкими и, как кусочки головоломки, идеально подходили к моим. Не было никакого движения языков или безумных сминаний губ, только два невинных молодых рта, впервые почувствовавших друг друга в интимной обстановке.

Наконец, оторвавшись, я увидела, что лицо Луки выражало шок, заставив мое сердце биться слишком медленно. Но когда его опухшие губы растянулись в счастливой опьяняющей улыбке, я знала, что она отражение моей собственной.

Тяжелая рука Луки потянула меня к себе, и я, свернувшись у него на груди, довольная смотрела на сверкающие воды.

— Как я уже сказал... мы одно целое, — подтвердил Лука мои собственные мысли.

Я знала, прямо тогда и там, что отдала свою душу этому мальчику... Я знала, что никогда не будет кого-то еще, с кем я буду также близка.

***

— Киса? — женский голос с сильным акцентом позвал меня справа. Откинувшись на деревянную скамью и вытерев слезы, вызванные воспоминаниями, я увидела маму Луки. Она тоже была одета в черное, традиционный цвет траура. Не прошло ни дня за двенадцать лет, чтобы мама Луки не носила черный.

Поднявшись, я улыбнулась маме Толстого и обняла ее.

— Как ты, мама?

Ее карие глаза — те же глаза, что и у Луки — посмотрели на распятого Христа, и она пожала плечами.

— Сегодня очень тяжелый день, моя девочка.

Мой желудок упал, и я кивнула головой, не в силах говорить без слез. Талия присоединилась к нам на скамье, и я увидела ее красные глаза. Она едва могла встретиться со мной взглядом. Сегодня был наш общий кошмар.

— Сегодня ему было бы 26, — добавила мама Толстого. Слезы, которые я удерживала, наконец, потекли по моему лицу.

Мама Толстого протянула руку и схватила мою.

— Вы двое были бы женаты и, возможно, я была бы уже бабушкой. — Она посмотрела на меня и добавила: — Он бы любил тебя всю жизнь. Вы бы выглядели так красиво в день свадьбы, и мой Лука выглядел бы так красиво в смокинге. Твоя мама улыбнулась бы с небес в тот день, Киса. Ее сердце переживало за вас двоих, произносящих свои клятвы перед Богом.

Представив картину, нарисованную мамой Толстого, мне как будто воткнули кинжал в сердце. Она сжала руки, чтобы привлечь мое внимание, когда я уже была готова отвернуться, слишком расстроенная тем, что она сказала.

Я смотрела в ее напряженные карие глаза, когда она сильно сжала мои руки и сказала:

— Он не делал этого, Киса. Он бы не убил твоего Родиона. Мой мальчик, родившийся любить, не забрал бы жизнь своего лучшего друга. Его оклеветали. Глубоко внутри ты это знаешь.

Я склонила голову, слезы вовсю текли по лицу. Я верила ее словам, но до сих пор помнила остекленевший взгляд Родиона, раненый Алик в больнице.

— Мама, перестань, — сказала Талия, прерывая заявление ее мамы о потерянном сыне. Талия обошла ее и поцеловала меня в щеку. Обняв за шею свою маму, Талия вывела женщину из церкви, оставив меня в одиночестве посреди богатой комнаты, все глаза святых глядели на меня сверху вниз, наблюдая за моим отчаянием.