Стервам слова не давали (СИ)

 Уже следующим вечером я направила Викторовича на светлый путь исправления, а следующим утром лицезрела изменённого начальника во всей красе. Подтянутый, ровный как струна, с гордо выпяченной вперёд широкой грудью, с задранным подбородком. О, да, так выглядят удовлетворённые мужчины и могу смело признать: так быстро Аллочка не обрабатывала мужиков никогда прежде.

 -- Лариса Витальевна, меня ни для кого нет. – И никаких вам унылых полутонов, строго, чётко, по делу.

 А затем он на целый день закрылся в своём кабинете, а я узнала, что в нашей компании работает много народа, половина из которого кочевала между кабинетом директора и своими рабочими местами на протяжении всего дня. Уже вечером, в конце работы, Викторович едва ли не ползком выбирался из своего кресла, уставший, но довольный. Проходя мимо секретарской стойки, положил на самый край стола стопку документов.

 -- Отправьте Филиппу Аркадьевичу, пусть изучает. Время для согласования нюансов ещё есть, а встречу назначь ему на конец недели, не раньше.

 -- А...

 -- И никаких поблажек. Ему моё предложение выгодно в первую очередь.

 -- Поняла. – Удивлённо и немного приоткрыв рот поддакнула я, а как только услышала из коридора шум уходящего лифта, побежала к окну, из которого хорошо виден центральный вход.

 На стоянке уже стоял знакомый мне красный автомобильчик, а раненый в шинель Викторович, как только вышел, так и поскакал молодым козликом, забывая о тяжёлых рабочих буднях. Я внесла изменения в исходники и отправила их по известному мне электронному адресу Филечки. А когда собиралась выходить, прослушала настойчивую трель городского телефона в приёмной, улыбнулась, как только он звонить перестал, и уверенным движением рук захлопнула дверь. До машины шла едва ли не в припрыжку, так мне понравилась эта затея с Викторовичем.

 Утром телефонная атака не то, чтобы продолжилась, она началась с новой силой, и каждый раз поднимая трубку я выслушивала один и тот же монолог Филиппа, который убеждал меня перенести встречу на «пораньше», каждый раз отвечала ему категоричным отказом и снова выслушивала заготовленную отрепетированную речь сначала. Викторович соизволил порадовать нас своим присутствием около одиннадцати.

 -- Меня ни для кого нет, Лариса Витальевна. – Только на этот раз на его губах был лёгкий мазок алой помады и загадочная улыбка. Эх, и ведь никто не скажет спасибо.

 -- Максим Викторович, Филипп Аркадьевич звонил три раза, ещё, раз шесть, звонила его секретарь, спрашивают вас с завидным постоянством, обещаются прибыть лично.

 -- Что, в полном составе?

 -- Не в курсе. До этого я отвечала, что вас на рабочем месте нет и это правда, а что мне отвечать сейчас? – Шпарила на одном дыхании, пока Викторович не потеряет к разговору интерес и не скроется в недрах кабинета.

 -- А сейчас можешь отвечать, что я на важном совещании.

 -- Поняла.

 -- И... кофе мне.

 -- Сейчас будет.

 Не успел Викторович закрыть свою дверь, как открылась дверь в приёмной и показался спокойный с виду, но со злыми чертями в глазах Филя. С порога окинул меня презрительным взглядом, вроде: «Ай-я-яй, как нехорошо, Лариса Витальевна» и без лишней грациозности и трепета отмаршировал ко мне, шлёпнул на стол папку, в которой я смогла разглядеть правленные давиче документы, поставил на стойку свои здоровенные ладони, растопырив их одна от другой, по меньшей мере, на полметра, зыркнул так, что от возбуждения у меня потемнело в глазах, и молчал.

 -- Филипп Аркадьевич, а если я скажу, что у Максима Викторовича важное совещание, это вас остановит?

 -- Кофе мне! – Ожидаемо вместо ответа выкрикнул Филя, я подскочила на месте, а он уже хлопнул директорской дверью.

 Сварганив на скорую руку лабуду под стратегическим названием «Латте» в кофемашине, я без зазрения совести шагнула на горящую землю, а от напряжения там и впрямь всё могло воспламениться. Викторович сидел откинувшись на спинку кресла, вполне себе расслабленно, Филя в это время сверлил его грозным нагнетающим взглядом, а слева и справа двое мужчин, один из которых точно являлся нашим юристом. Моё появление вызвало некоторую суету, перекладывание бумажек с обеих сторон заняло время и заполнило гнетущую тишину, а я в этот момент не удержалась и наклонилась к шефу.

 -- Если вы уступите ему хотя бы рубль, я перестану вас уважать. – И подмигнула, на что получила одобрительную усмешку и взгляд, говорящий : «не ссы, детка, всё под контролем».

 Как мышь я просидела за своим столом не меньше часа, после указанного времени из кабинета, оттягивая и послабляя галстуки вывалились юристы, по вискам которых едва ли не пот катился, а ещё через тридцать минут Викторович в обнимку с Филей. Они ещё с минуту о чём-то заговорщицки перешёптывались и только после этого мы с Филей остались наедине. Как интимно сейчас сказанула, аж у самой зубы свело...

 А вот Филя, видимо, о интимности думал меньше всего, не отпуская моего стремящегося удрать в сторону взгляда, он подошёл к стойке, облокотился, а если быть точной, то буквально повис на ней.

 -- Лариса Витальевна, за что вы меня так не любите?

 -- Громкие слова, Филипп Аркадьевич, не имеющие с вами ничего общего.

 -- А вот предыдущий раз мне ваш кофе действительно понравился. Пощадите несчастного, не подсовывайте более сегодняшнего пойла. – Притворно тяжело вздохнул и устало улыбнулся. И всё-таки красивая у Фили улыбка, так и призывает ответить.

 -- И... ещё, -- пару раз моргнул, добиваясь моего полного внимания, -- про «... я перестану вас уважать», мне очень понравилось, правда.

 Не дав прилюдно залиться румянцем, а в моём случае побагроветь, Филя удалился ни разу не обернувшись, так же, стоя лицом к дверям выкрикнул «до скорой встречи!» и вышел, а меня загрызла совесть. И с чего вдруг я сорвалась, вот он, не очень-то на меня и обижается, хотя потери в случае новой формы договора с его стороны едва ли не многомиллионные, а он о кофе... Стыдно, Читаева, стыдно. Не дал моей совести окончательно покончить с хозяйкой телефонный звонок. Звонила Аллочка и я естественно ответила. Оказалось, Викторович так впечатлился Аллочкиному наряду, и с заявлением, что это судьба, повёл её чуть ли не под венец, уже ночью признался в своих сомнениях по бизнесу и неминуемо наткнулся на суровый женский взгляд, после которого согласился на решительный шаг противостоять напору сторон и, судя по увиденному мной сегодня, выиграл.

 -- Ой, чуть не забыла, Лариса Витальевна. – Уже вешая трубку услышала я и помедлила.

 -- Ну, что ещё?

 -- Ещё звонил Леонид Михайлович, долго кричал, допытываясь, что вы там устроили, грозился всех поувольнять, сетовал, что до вас вечно не дозвониться и клятвенно заявил, что порвёт при встрече на клочки. Но суть была в том, что на конец месяца у нас, как оказалось, -- хмыкнула Аллочка и вполне оправданно, ничего на конец месяца у нас не намечалось, -- какой-то крутой перец из Москвы заказал банкет. Леонид Михайлович сказал, что мы как хотим, но чтобы вечер был организован по высшему разряду. Дал контакты его представителя в нашем городе и так как мы сейчас в опале, приказал непосредственно вам явиться с предложением на ковёр.

 -- Аллочка, а ты ничего не путаешь? Мне явиться на ковёр? С каких пор я курьер?

 -- С тех самых, как к нему с жалобами обращаются уважаемые люди города.

 -- Не те ли это люди...

 -- Те. – Опередила ход моих мыслей Алла и я сжала кулак на свободной руке.

 -- Диктуй номера и адреса, я всё улажу.

 Кто звонил Лёне я поняла сразу, есть в нашем городе один очень нехороший дядя, которому не даёт покоя моя независимость. Дядя женат, имеет благополучных детишек в составе трёх штук, я дружу с его благоверной и однажды чёрт дёрнул обратиться за помощью. Тяжёлое тогда было время для нашего ресторана, на помещение в центре претендовало слишком много голодных до прибыли ртов. Лёня по своим каналам лишь узнал имя заказчика, своевременно, надо отметить, но связей, чтобы отбиться, явно не хватало, вот и пришлось обращаться к сильнейшим мира сего, и выбрали мы для этой роли Давыдова Михаила, в миру Демьяна (по отчеству). Отбиться он, конечно, помог, долю свою за это срубил, но отказ в капельке любви и понимания не оставил уважаемого человека равнодушным. Человеком Демьян был приличным, насилие над женщинами не признавал, но довести этих самых женщин до отчаяния мог вполне. Меня обхаживает уже не первый год, проявляет чудеса терпения и упорства. Но я стойкий оловянный солдатик, в последней десятке из неподдающихся, предпочитаю свободную любовь и верную дружбу, как говорят, закадычную. Я держу его за вышеупомянутый кадык, а он меня за упоминаемый на протяжении всей истории ресторан. И если сам впрягся, значит дело действительно важное, нужно отметиться.