Сколько стоит любовь?

4

– Не огорчайтесь, дорогая. Они всегда так. – Тетя Герти вздохнула достаточно громко, чтобы ее могли услышать спорящие мужчины. Если они и услышали ее вздох, то не обратили на него внимания.

Сирена прикусила нижнюю губу, не зная, то ли смеяться, то ли сказать мужчинам, что им пора повзрослеть.

– Насколько я понимаю, перемирия не предвидится. Каждый стоит на своем.

Герти взглянула на мужа и племянника, которые стояли рядом у бензоколонки, уставившись друг на друга.

– Хотите знать правду? Года два назад Гэллам был близок к тому, чтобы сдаться. Он сводит концы с концами и даже получает небольшую прибыль, но если у него не прибавится клиентов, дела никогда не пойдут так, как он надеялся. Я уже думала, что он вот-вот скажет, что собирается продавать дело и станет меня уговаривать сделать то же самое. Это было до того, как мы услышали эту замечательную новость. – Ее лицо посветлело. – У меня так много планов. Наконец-то я смогу сделать то, о чем мечтала долгие годы. Сейчас мне приходится ютиться в таком крошечном помещении, что никто даже не видит, что у меня есть. Я смотрю на все это и чуть не плачу, я даже не знаю, за что браться, с чего начать. Вы не хотите взглянуть?

Сирена хотела. Она сама удивилась, с каким энтузиазмом приняла предложение тети Герти, и спрашивала себя, чем вызван этот энтузиазм – желанием увидеть магазин или возможностью еще задержаться. Поскольку мужчины были очень заняты – они обслуживали клиентов и ухитрялись в то же время спорить, Сирена предложила Герти поехать в ее машине.

– Замечательно, – согласилась та. – А если эти двое твердолобых не заметят, что мы уехали, так им и надо, – фыркнула она и усмехнулась. – Мужчине только полезно немного поволноваться.

Пока они медленно ехали по заснеженным улицам, Герти выполняла обязанности гида. Она знала об этом городе и его жителях все. Сирена изо все сил старалась не запутаться, оглушенная потоком историй о том, какую операцию перенес парикмахер, почему косметичка сбежала от мужа, а городской совет так и не добился от властей штата, чтобы отремонтировали участок шоссе, проходящий через город.

– Когда я вижу наш город таким красивым, как сегодня, полным людей, которым пришлось здесь заночевать и которые теперь не торопятся уехать, я всегда думаю, что мы достойны лучшего. А теперь. А теперь… – Герти глубоко вздохнула, – теперь это действительно случится. Я так взволнована – ничего не могу с собой поделать.

К тому времени, как они добрались до занесенного снегом, выкрашенного яркой розовой краской магазинчика, который назывался «Дары Герти», волнение маленькой женщины отчасти передалось и Сирене. Герти показывала дорогу, на ходу отодвигая ногой пустые картонные коробки.

– Теперь вы понимаете, что я имела в виду? – Она сокрушенно вздохнула, показав на штабеля коробок, доходившие до самого потолка тесной пыльной задней комнаты. – Хорошо еще, что покупатели этого не видят. Иначе они сочли бы меня самой большой неряхой на свете.

Но когда Сирена увидела то, что видели и покупатели, она чуть было не сказала, что слово «неряшливый», пожалуй, полностью отражает положение вещей. Не то чтобы Герти не содержала вещи в чистоте. Каждое блюдо сияло, каждая деревянная поверхность была с любовью натерта воском. Но вещи заполняли каждый дюйм пространства. Человек, который мог позволить себе потратить несколько часов на раскопки, был бы вознагражден сторицей. Но любой, кто хотел просто посмотреть товар, уходил, ничего не увидев. Взгляд Сирены блуждал по стоящим вперемежку китайским вазам с трещинами, старинным часам красного дерева, ювелирным изделиям, куклам с фарфоровыми личиками, одетым в кружева, и невозможно было понять, что действительно представляет ценность, а чему место на дешевой распродаже.

– О, Господи, – пробормотала она, заметив полдюжины марионеток, висевших на окне и заслонявших свет. Потом она ударилась щиколоткой о старинный ледник с мраморной крышкой без петель. – О, Господи!

– Вот именно, – Герти встряхнула головой так, что седые волосы разлетелись в стороны. – Как только я начинаю обо всем этом думать, голова кругом идет. Вы видите, что здесь не хватает места? Не знаю, обратили ли вы внимание на то, что соседнее помещение – раньше там была мастерская по ремонту обуви – пустует. Вы не представляете себе, сколько бессонных ночей я провела, воображая, как сносят стену, и все это огромное пространство становится моим. Теперь… – глаза Герти заблестели, и она помолодела лет на тридцать, – теперь это становится возможным.

– Я от всей души надеюсь, что так и будет, – сказала Сирена, не уверенная, что ей следует вмешиваться в спор Грейнджа с его родственниками. – Просто невероятно. Сколько времени вы собирали эти вещи?

– Большую часть жизни. Я начала с того, что нашла на чердаке в дедушкином доме. Я бегаю по распродажам, блошиным рынкам, аукционам – словом, везде, куда могу затащить Гэллама.

Сирена представила себе Гэллама, который, засунув в карманы большие руки, шагает следом за женой, убеждая ее не торопиться.

– Я думаю, у вас много общего с моим папой, – произнесла Сирена и стала рассказывать об увлечении отца, продолжавшемся всю жизнь. – У меня осталось почти все.

– Правда? – Казалось, Герти чуть было не облизывалась. – А с собой у вас ничего нет? Очень хочется взглянуть.

– А мне очень хочется, чтобы вы взглянули, – сказала Сирена, направляясь к выходу. Герти следовала за ней по пятам. – Я давно собиралась показать вещи эксперту, но боялась, что если они имеют хоть какую-то ценность, то меня станут уговаривать их продать.

– Это только вам решать, дорогая. – Герти постукивала ногой от нетерпения, пока Сирена открывала багажник. – Некоторые любят сами вещи, вот как я, других интересуют только деньги, которые за них можно выручить. Я… О-о!

Сирена развязала первую коробку и сняла бумагу, под которой оказался маленький серебряный поднос с гравированным орнаментом и изображением ягненка в центре.

– О-о! – повторила Герти. – Можно вынуть?

– Конечно. – Сирена не стала говорить Герти, что она всегда считала орнамент слишком замысловатым, а сам поднос слишком маленьким. Он годился разве что для крошечных бутербродов к коктейлям. – По-моему, папа купил его в Англии. Он там провел почти целый год и играл…

– Поднос для визитных карточек.

– Что?

– Готова прозакладывать голову, что это поднос для визитных карточек из шеффилдского серебра. Сделан в начале девятнадцатого века.

– Так давно? Вы уверены?

– Еще как уверена. Я видела такие в музее Виктории в Лондоне. И на картинках.

Сирена взглянула на собеседницу и с удивлением заметила на ее лице выражение благоговения.

– В музее? Но ведь это не такие уж старинные вещи.

– Дело не в том. Дорогая моя, у этих предметов интересная история. Шеффилдскую металлическую посуду начали производить в середине восемнадцатого века для людей, которые не могли позволить себе иметь вещи из чистого серебра. Этот способ серебрения просуществовал недолго – его вытеснила гальванопластика, которая позволяет наносить на поверхность металла совсем тонкий слой серебра. Поэтому все, что сохранилось до наших дней, высоко ценится. Очень высоко. – Герти подняла поднос так, что он заблестел на солнце. – Так и видишь настоящих английских джентльменов, который кладут карточки на этот поднос, когда приходят с визитом. Теперь никто ничего подобного не делает, и это очень жаль.

– Высоко ценится?

Странно. Эти слова никак не вязались в ее представлении с предметом, который она только что держала в руках.

– Да. Вы действительно ничего не знали?

Сирена отрицательно покачала головой.

– Папа никогда не рассказывал мне историю вещей из своей коллекции – он ждал, пока я сама начну ими интересоваться. Я всегда думала, он считает, что в один прекрасный день я обзаведусь домом и выставлю их на обозрение в застекленном шкафу. – Сирена широко улыбнулась. – Я очень рада, что, по крайней мере, одна вещица оказалась действительно ценной. Остальное…