Осколки (СИ)

— Хм… Мэйсон, а ты разве не чувствовала жалость, когда смотрела на эту девочку? Сострадание?

— Нет, — она отозвалась спокойно и искренне. Кэлен поверила сразу: Мэйсон действительно ничего такого не чувствовала.

— Ты совсем ничего не чувствовала, когда смотрела на неё? Она ведь такая малышка… Тебе совсем-совсем не жалко её? — и Кэлен вздохнула, горько. Чем снова вызвала недоумение напарницы:

— Жалость… Жалость, сострадание, печаль, сожаление — все это ослабляет, Амнелл. Я чувствовала злость. Злость, ненависть к тому, кто это сделал с ней.

— Злость делает тебя сильнее? — Кэлен бросила на неё грустный взгляд.

— И тебя сделает. Ты слишком мягкая для детектива, как по мне, — снова пожала плечами.

— Ну, а как же любовь, Ка… Мэйсон?

— Любовь? — она даже хохотнула. И глянула на Кэлен, как на дуру, ей-богу. — Любовь — самая большая слабость. Лишает воли, разума. Лишает силы.

— Ты никогда не любила? — Кэлен прищурилась. А в голове забрезжила, зародилась рассветным солнышком идея… от которой Кэлен даже рассмеялась, но — мысленно, конечно же, мысленно: Господи, а ведь есть решение! А ведь можно сделать так, чтобы Кара — её Кара — жила с ней. И была с ней — не три — четыре часа, а всю ночь. Хотя бы ночь… каждую ночь! Кэлен опустила ресницы — чтобы глаза не выдали охвативший её азарт, чтобы Мэйсон ничего не заподозрила.

— Я-я? — Мэйсон и не заподозрила. Рассмеялась: — Любить? Неет. Никогда.

— Слабость?

— Самая большая слабость.

— Но ведь я тебе нравлюсь, Мэйсон?

— Да.

— И что ты чувствуешь?

— К тебе? Интерес. И влечение. Я тебя хочу, Амнелл.

— Откровенно, — Кэлен даже смутилась слегка, хотя и ожидала чего-то подобного.

— Да, — а вот Мэйсон и не думала смущаться. — А что скрывать? Ты красивая, очень. Умная. Умеешь пошутить. У тебя отличное тело. Ты сексуальная. Очаровательная. У тебя улыбка — просто погибель…

— Хватит! — Кэлен расхохоталась. — Я уже сама в себя сейчас влюблюсь!

— Да это далеко не всё, — пожала плечами, совершенно серьезно, надо же! — И меня к тебе влечет, сладенькая. Я тебя хочу.

— Все-таки ты нахалка, Мэйсон, — Кэлен покачала головой. Помолчала. А Мэйсон, похоже, как и Кара, говорит, что думает. Интересно... Улыбнулась: — Значит, можешь научить меня управлять эмоциями?

— Да.

— А если влюбишься?

— В тебя? — Мэйсон изумилась. И удивила Кэлен: — Пожалуй, если в кого и могла бы влюбиться, так это в тебя. Но — Амнелл, я не влюблюсь. Не беспокойся.

Кэлен усмехнулась:

— Ладно. Я подумаю над твоим предложением, Мэйсон.

Дело застопорилось. Мальчишки, обнаружившие тело, ничего толкового не рассказали. Вернулись копы, проводившие опрос жителей по всем окружающим место преступления — хоть это криминалисты подтвердили, девочку убили именно в заброшенном доме,  — улицам, и тоже ничем не порадовали. До сих пор не удалось даже личность установить: ни по отпечаткам, ни по лицу. В базе пропавших ребенок не числился. Ближе к концу рабочего дня позвонила О’Коннор:

— Время смерти — прошлая ночь, между двумя и четырьмя часами. Да, и девочка подверглась сексуальному насилию. Но никаких биологических жидкостей — ни внутри, ни снаружи. Пока все, Амнелл, остальное — завтра, в отчете.

Кэлен поблагодарила, положила трубку, подперла руками голову. Что дальше? Вдруг, подумала, что уже какое-то время не видела, не слышала Мэйсон. И, буквально следом за мыслью на её, Кэлен, стол прямо перед носом плюхнулись боксерские перчатки:

— Хватит киснуть, сладенькая. Сегодня уже ничего не сдвинется. Пойдем, разомнемся.

Кэлен подняла на нее глаза:

— Бокс? Я не боксирую.

— Я заметила, — Мэйсон усмехнулась, присела на край стола. — Идем, Амнелл, научу тебя держать удар и защищаться, — подумала, добавила: — И бить тоже.

— Зачем, Мэйсон?

— Ты мой напарник, — она поднялась, взяла перчатки. — Я хочу быть уверена, что в случае чего ты меня прикроешь.

Удивительно, даже странно, но Кэлен понравилось тренироваться с Мэйсон. Её напарница была спокойна, терпелива, последовательна, внимательна. Она не кричала на Кэлен, не раздражалась, если Кэлен что-то делала не так — а Кэлен, откровенно говоря, почти все пока делала не так, — не торопила. Раз за разом Мэйсон невозмутимо показывала, объясняла, повторяла, подсказывала тихим голосом:

— Блокаж, Амнелл. Руку выше. Еще. Ближе к себе. Внимательнее, пропустишь. Блокаж. Еще. Молодец. Возвратный. Блокаж. Джеб. Кросс-пари. Кросс. Отходи. Блокаж. Руки, Амнелл, четче. Не расслабляйся.

Кажется, Кэлен даже вошла во вкус. Совершенно точно — она получала удовольствие. И это тоже было странно, и совсем не про неё, не про Кэлен Амнелл — получать удовольствие от махания кулаками. Нет, драться она умела, боевым искусствам обучали в академии. Но Кэлен всегда как-то больше предпочитала удары ногами, а не руками. И вдруг — бокс ей начал нравиться. Удивительно. Кэлен наполнилась азартом, какой-то злой радостью, и… видимо увлеклась. Потому что не поняла, не успела понять, осознать — как перчатка Мэйсон прилетела ей в челюсть? Прямо туда, точно в то же самое место, куда вчера приложил кулаком Морган. Боль взорвала её голову, ослепила. Кэлен еще услышала довольно отчаянное: «Дьявол!!!» — в исполнении Мэйсон, и провалилась в черноту.

Губа болела. Голова раскалывалась. Глаза никак не желали открываться. Но зато Кэлен была буквально окружена теплым, самым прекрасным в мире ароматом — запахом кожи и волос её любимой. Он слегка перебивался сандаловыми нотами «Кензо», но только слегка. И почувствовала, узнала любимые руки — одна придерживает её, Кэлен, затылок, вторая обнимает, поддерживая спину. Кэлен улыбнулась через боль:

— Кара? Это ты?

— Да...

— Ммм… хорошо. И почему ты меня еще не целуешь?

— Что?

— Кара… — Кэлен, не открывая глаз, потянулась рукой, прикоснулась к лицу, погладила. Переместила ладонь на шею, надавила слегка: — Целуй уже, а?

— Тебе ведь будет больно…

— А ты целуй, чтоб не больно, — и застонала тихо, ощутив, наконец, прикосновение любимых губ. Мягкое, нежное, бережное… Подалась им навстречу, отвечая на поцелуй, углубляя его… Кара… через пару секунд Кэлен поняла: нет, Мэйсон. Те же губы, но целуют иначе. Чееерт… она не смогла отказаться. Она, Кэлен, уже осознавая, что бессовестным образом изменяет сейчас своей любимой, не разорвала поцелуй. Таким невыносимым, невозможным наслаждением были для нее эти губы, что… ей было все равно, кому из двоих они принадлежат прямо сейчас. Она упивалась этими губами, отдавалась им, любила их… Застонала возмущенно, когда они покинули её губы, а голос — ведь тоже любимый же, ну! — прошептал:

— А ты и правда сладкая, Амнелл. И горячая…

— А ты нахалка, Мэйсон, — тоже шепотом. — Мало того, что двинула мне по больному, еще и воспользовалась…

— Эй! Ты сама попросила тебя поцеловать, Амнелл. И, по-моему, тебе все нравилось…

— Да, — согласилась Кэлен. — Нравилось. И сейчас нравится. Ты зря остановилась. Продолжай…

— Нннда? Прямо здесь?

— А где мы?

— В ринге.

— Где в ринге?

— В спортзале управления.

— Дверь закрыта?

— Да.

— Целуй.

Второго приглашения Мэйсон не потребовалось: она снова вручила Кэлен свои губы. И Кэлен застонала, принимая их, наслаждаясь ими… Мелькнуло мимолетно: «Что ж я делаю? — и следом, — Если это одно и то же тело, те же губы — может, это не считается изменой?». А после исчезли мысли, растаяли, растворились сомнения. Остались только желания, жаркие, почти невыносимые, и упоение, сладкое, невозможное, и ненасытные горячие губы, что танцевали уже не шее, медленно спускаясь вниз, к груди, и мягкие руки, скользящие под футболкой вверх… Кэлен распахнула глаза:

— Нет. Стой, Мэйсон. Нет.

— Что? — она и не думала останавливаться.

— Нет. Подожди. Нет, не здесь. Не сейчас. Все, хватит, Мэйсон! — уперлась ладонями в плечи, отталкивая. Мэйсон подняла голову, глянула безумными, горящими глазами: