Мужчины из женских романов

Тут повествование, ни дать ни взять, игриво вильнуло бедрами – героиня опять обрела способность мыслить. И вспомнила, как учительница биологии и анатомии говорила девочкам, что мытье полов внаклонку укрепляет мышцы промежности. Это идеальное упражнение для желающих не только легко рожать, но и (косой взгляд на замерших мальчишек) всегда получать сексуальное удовлетворение. Да, да, не ждать милости от (крохотная заминка, выбор слова)… мужа, а контролировать процесс…

Света заценила яркий образ педагога. Она так хотела заинтересовать детей предметом и одновременно научить жизни, что не испугалась какого-нибудь юного ханжи с диктофоном. Мало ли родителей ворвалось бы к директору с криком: «Только послушайте, как наших невинных ангелочков развращают!»

Девушка ждала, что укрепленные мышцы вот-вот понадобятся героине. Но та по воле Елизаветы убрала ведро и тряпку и начала гладить. Раскаленный утюг испортил весь эротический настрой – опасная он вещь даже для «любителей погорячее». Белизна хрусткого материала явно противопоставлялась черным наущениям распущенной биологички в течение двух пододеяльников, двух простыней, четырех полотенец и халата. «Где наволочки? – вскинулась обиженная учительская дочь. – Почему игнорируются наволочки?» Она готова была выключить ноутбук в знак протеста против такого осуждения нестандартных методов обучения в российской школе. Но коварная Алексеева заставляла свою странную домработницу так по-человечески, так по-женски изводиться: есть ли на убогой земле приспособление, чтобы разгладить морщины боли на девичьей памяти, как отстирать ее, испачканную сальными лапами неверного возлюбленного…

Девушка решила потерпеть до конца длинного, однако не безразмерного же халата. Ворчала: «И что нас всех тянет на ремонт потолка и на глажку? Неужели не тесно? Нет, чтобы дорогу в тайге проложить, город возвести, на Марс слетать, изобрести лекарство от какой-нибудь «чумы двадцать первого века». Или противоположный пол на мелочах не останавливается, потому что никогда ими не занимался? Ведь и у иностранных писательниц гораздо меньше бытовых деталей – они живут, часто выбираясь из дома, а не складируют прабабкин хлам».

Света почти уговорила себя, что во всем виновато поработившее женщин мужичье. И тут непредсказуемая Алексеева кинула свое детище в бикини на постирушку. Стирало оно, родимое, почему-то тоже вручную, низко наклоняясь над корытом, пристроенным на унитаз. Елизавета вновь напомнила, что героиня почти обнажена, и поместила ее среди сантехники, – непростой для читательского восприятия даже в меру испорченности ход. Что означало старое корыто, предположить было жутко. И никаких солнечных бликов, одни тусклые отсветы малосильной лампочки на кафеле. Но и в этих невыносимых условиях героиня мужественно и сосредоточенно оттирала грязь водой. С футболок и нижнего белья! Предел смыслов. Наступил драматический момент, когда физиология вступила в борьбу с духовностью. Нет, в войну, долгую и мучительную: автор описывала каждую тряпицу – где купила, почем, что испытывала при этом и как подруги скрывали зависть.

Света мельком думала об Арине и Ксюше маленькой и держалась зубами за воздух. Наконец героиня взялась за отдельно замоченные в сиреневом тазике черно-красные трусики. Елизавета вмиг бросила ее хозяйство и переключила на милые воспоминания: «А ведь именно в них я была, когда встретила его по дороге с работы на улице. Стоял небывало морозный январь…» «Зимой? В одних прозрачных трусах? Ничего себе бабец», – удивилась младший редактор, но как-то подавленно. Было ощущение, что это она совершила подвиг генеральной уборки. Зато пробилась сквозь начало к любовной истории – до нее осталось несколько страниц. Хватит сил или пора капитулировать? Бог с ней, с Елизаветой Алексеевой. В компьютере тьма рукописей. Не может быть, чтобы во всех так трудились по дому.

Мобильный вызвонил Димину песенку. Девушка схватилась за него, как за бортик на катке.

– Привет, – сказал ее мамсик. – Чем занимаешься?

Голос был тихий, но ревнивый.

– Знаешь, толпа людей в гости напрашивалась. Будто с цепи сорвались. Я им: «Димка отсутствует по семейным обстоятельствам». А они: «Тогда к нам приходи, выпьем, что одной киснуть». Сорвалась бы, но решила поработать, – вдохновенно лгала Света. – Чем вы с братом развлекаетесь?

– Спортивный канал смотрим.

– Ты хоть не голодный, любимый?

– Нет, тут мама столько наготовила – холодильник ломится! Мы объелись, – повеселел Дима.

– Завидую. Съездить, что ли, к Ляле, она тортом приманивала.

– Поздно уже. Давай завтра вместе куда-нибудь сходим.

– Уговорил, сегодня пожертвую собой, но не надо злоупотреблять моим терпением, – рассмеялась Света.

И по тому, как Дима пожелал ей спокойной ночи, поняла, что достаточно было не жаловаться на тоску. Она рано использовала оружие – пригрозила развлечься самостоятельно. Теперь угроза потеряла в действенности. Придется осуществлять ее, чтобы взбудоражить Диму, если он повадится бегать к родителям. Но Света больше не злилась на него. Стало очевидным, чтение любовных романов – верный способ простить своему мужчине все. Иначе будешь драить полы в бикини. Одна-одинешенька. Стоп! Купальник выцветший, трусики замачивает в специальном сиреневом тазике… Может, роман о фетишистке? Нечастая гостья в дамском творчестве. Все-таки придется дать Алексеевой шанс. Но только не сегодня. Разговоры о вкусной еде подточили хрупкую нервную систему девушки. Она спешно вычистила зубы и улеглась в кровать, чтобы не засесть перед оболванивающим ящиком с тарелкой, наполненной все равно чем, лишь бы побольше.

5

Света все-таки надеялась, что утром Дима зайдет в их райский шалаш из настоящего своего дома. Часов в семь. Даже если в семь тридцать, даже если в семь сорок пять, им хватит времени, чтобы выпить кофе и налюбоваться друг на друга. Конечно, наполненный родительский холодильник был серьезным аргументом в пользу того, чтобы сварганить братишке завтрак и самому откушать. Девушка еще никогда не конкурировала с ломтем батона, толсто смазанным маслом и богато покрытым красной икрой. Но компромисс возможен. Можно прихватить что-нибудь и для нее. Ведь знает любимый, что у них шаром покати. Неужели мама с папой запрещают ему таскать продукты? В смысле, у нас ешь сколько влезет, но ничего не уноси. И заложит ли младший братец старшего, если тот ослушается? Чокнутая семейка, звери какие-то.

Дима прислал эсэмэску: родители вернулись, он с ними заболтался, идет прямо на работу, до вечера. Света неохотно подумала: «Дело житейское», повторила бутерброд с кабачковой икрой и отправилась в издательство. Все-таки Димина вахта кончилась, и им суждено было увидеться часов через одиннадцать. В редакторской, в шкафу для писчебумажных мелочей она нашла солидный, на ее взгляд, блокнот и новую ручку. Сначала хотела с синим гелевым стержнем, но потом решила, черный будет лучше. Погладила бумагу длинным, кое-как самостоятельно наманикюренным ногтем. И медленно вывела красивым округлым почерком: «Новый настоящий роман». Редактор – Светлана Лыкова. 1. «Я верю, он тоже меня любил». Автор – Елизавета Алексеева». Усмехнулась и добавила характеристику – «домохозяйка». Она не собиралась выдавать желаемое за действительное. У каждой беллетристки свои читательницы. Каков поп, таков и приход. Нет, какова попадья, таковы и поп, и приход. Все-таки Света выстраивала женскую серию.

Затем она вернулась к фанатичной прачке, оставленной вчера с трусами в руках. Хорошая штука книга – за ночь вода в тазу не остыла, героиня не посинела от холода в бикини – вспоминала себе, как лютой зимой столкнулась с молодым человеком напротив дверей теплого кафе. Поднаторевшая в чтении Света быстро добралась до эпилога. То, что ей и надо было, – история знакомства, близости и расставания мужчины и женщины, то есть нормальной любви. Не без труда перешедшая к сути дела Алексеева была искренна, яростна и, главное, купалась в том же ликующем духе – я все могу. Горе рвется из меня не пьяной бравадой перед девчонками, не нудными жалобами маме, не ложью новому парню, но трезвыми, честными и связными предложениями. У Светы на языке, правда, вертелись обороты, вроде «доверить мысли бумаге» и «письменно выразить чувства», да ведь нет в мире совершенства. Редакторской возни предстояло много, но девушка трудностей не боялась. Ее больше страшило их отсутствие. До зрелости, когда впервые хочется покоя, недолгого конечно, было еще далеко.