Дело Кристофера (СИ)

— Триумфе? — едва выговорила я, глядя на Клегга огромными невинными глазами. Никакого восторга по этому поводу я не испытывала, прошу заметить.

— Естественно, триумфе. Ведь Джоанна Конелл и Шон Картер теперь вместе не только спят, но и печатаются!

И в аудитории раздался дружный злой хохот. О, как заливалась Хелен Амберт! Я же просто мучительно покраснела. Да какое Клегг имел право так говорить?!

— Не стесняйтесь, поведайте нам о своей работе.

Не имея возможности и желания начинать при всех оправдываться, я откашлялась, собралась по кусочкам и начала рассказывать о наших с Шоном планах и результатах. А занимались мы тестированием его алгоритма шифрования данных. Короче, взламывали различными методами. Поначалу работать с Картером было сложно, но спустя неделю мы четко распределили обязанности и производительность наладилась. Да что там, выходило на удивление эффективно. И, объективно говоря, стыдиться было нечего, мой вклад в работу определенно имелся, Джоанну Конелл не просто вписали в соавторы для галочки. Однако Роб был, очевидно, не согласен.

— Очень удобное… соседство у вас, мисс Конелл, — злобно прошипел он.

— Я не понимаю, о чем вы, — решила я попытаться дать отпор.

— Я о том, о чем уже говорил, и не раз. Репутация прилипает намертво, мисс Конелл. Наш ректор всегда щедро делится успехом со своими подружками. Это его понимание благодарности. Но никто иной ваших заслуг на этом поприще не оценит! — У меня глаза на лоб полезли. Нет, он что, серьезно полагал, будто я только в постели чего-то заслуживаю?! Я даже слов культурных для Роба не находила.

— При чем тут это вообще?! — возмутилась я.

— При том, что я смотрю на эту работу и не вижу здесь Джоанны Конелл? — легко парировал Клегг. — Да и с чего бы мне ее тут увидеть? Это же алгоритм Картера, область Картера и методы Картера. Он написал проект под себя, а вас, мисс Конелл включил. Или, может быть, я не прав? Какой для вас в этой статье научный интерес. Как ты планируете использовать эти результаты в дальнейшем?

Уел. Результаты нужны были Шону. Для Манфреда и, разумеется, он все мог бы сделать один, но дал мне шанс, и я не отказалась поучаствовать. И сказать Клеггу, что я стараюсь ТОЛЬКО для Осакской конференции, где мои работы будут рассматривать под микроскопом, я не посмела.

— Или, может, вы все-таки решили быть защитником информации и учиться с Картером, жить с Картером, жить в тени Картера?

— Эта работа и моя тоже, даже если она не совсем из моей области!

— Но вас в ней нет. В ней только Шон Картер.

— Это мог бы быть Шон, но не был! — рявкнула я, чуть ли не впервые при посторонних называя своего ректора просто по имени.

— Ты мозг вообще включала, или ты как автомат тарабанила код, который он тебе чуть ли не на ухо при этом шептал? Черт, да ты точь-в-точь его вторая собака. — Да твою мать, Клегг, охренел что ли?! — Где. Твоя. Голова? Или она уже улетела в Осаку в попытке в попытке обскакать меня? Интересно, Картер так и будет толкать к Монацелли каждую, с кем переспит? Он, наверное, полагает, что знания передаются половым путем. И только его точка зрения имеет значения. Я могу понять Пани, ей было плевать, для нее это потолок, но ты, Конелл, вроде как многообещающий параллельщик, но все туда же. Знаешь, я был о тебе лучшего мнения!

— Мне двадцать! Двадцать! И, может, к тридцати я тоже стану человеком, с которым нельзя не считаться, смогу думать сама и иметь своих собачек. Но пока мне двадцать, и кто-то должен нашептывать мне на ухо задания. А учитывая, что в отличие от многих сверстников я могу их выполнить, по-моему, это уже не позорно! Если уж на то пошло, Картер, может, и безупречный параллельщик, но лучше меня, а значит ему есть что мне рассказать. И я буду слушать, что он говорит. Потому что как программистом я Шоном восхищаюсь. Да, восхищаюсь, и не врите, что вы нет. И я хочу быть как он. Я отказываюсь сидеть со своими идеями в темном и одиноком, но высоконравственном углу. Если Картер согласен учить меня искусству добиваться целей, пусть это делает!

Да. Мы с Клеггом сказали друг другу слишком много гадостей, чтобы сейчас взять и сходу помириться. И все, что было потом, было абсолютно закономерно.

— Да, Конелл, ты своего добиваться умеешь. Только я бы все-таки посоветовал тебе сесть в этот самый уголок и подумать о том, какой ты бы хотела быть на самом деле. Ты права, я определенно не так умен и успешен, как Картер, но, как и он, я счастлив и доволен своей жизнью. А ты сможешь быть счастлива, если станешь во всем подражать ему? Очнись, он же почти аутист! А ты нормальный здоровый человек, который так жить, как он, не сможет, но упрямо топает по той же дорожке. Однажды ты поймешь свою ошибку.

— Это не так! Я ему в рот не заглядываю!

— И именно поэтому ты продолжаешь красить волосы и потеряла в весе фунтов пять за последнюю пару месяцев. О да, Конелл. Поздравляю, ты свободна от чужого мнения как никогда.

Он был прав. Во всем. Мне было всего лишь двадцать лет. И да, я считалась звездочкой среди сверстников, но Клегг был прав: мне было ВСЕГО ЛИШЬ ДВАДЦАТЬ. Как профессиональная личность я была полностью определяема учителями. И изменить это до Осаки у меня не было ни единого шанса.

Разумеется, Клеггу удалось посеять во мне зерно сомнения. Ну конечно я понимала, что страдаю ерундой, но все равно вместо четверговского семинара сидела в парке на лавочке и читала статьи, написанные зеленым студентом, таким же как я. Так я искала "почерк", о котором говорил Роб. И упорно не находила. Все, буквально все, было подиктовано исследованиями его научного руководителя. То есть Клегг бесился в основном, потому что мы с Шоном действовали за его спиной и как бы против него. Я согласна, поступала я низко, но он отплатил мне тем же: устроил публичную порку, четко обозначив мое место. От размышлений меня оторвал пронзительный скулеж. Франсин мое занятие явно не нравилось. Она бегала вокруг меня с палкой в зубах и скулила так жалобно, что прохожие оборачивались и качали головами. Жестокое обращение с животными и все такое.

Решив, что все бесполезно и перед Робертом нужно просто извиниться, я встала с лавочки, забрала у Франсин палку и отбросила ее подальше. Собака со счастливым лаем бросилась за ней, при этом уши ее так подпрыгивали, что, казалось, взлетит! Зрелище меня так позабавило, что я вызвонила Керри, и мы вместе с ней возились с псиной Шона до позднего вечера.

Когда же я вернулась в домик Картера, того там не оказалось. Он вернулся около четырех часов ночи, с моим сбитым режимом сна и отдыха услышать хлопок двери труда не составило. Однако дальше случилось нечто неожиданное. Он вошел в мою спальню. Это не было обычной практикой, обычно он избегал моего девичьего царства. Не запрещал переделывать комнату на свой вкус, вообще ничего не говорил. За это я была ему очень благодарна. А теперь взял и нарушил нашу негласную границу, и мне это не понравилось. Я не хотела с ним говорить, притворилась спящей. Дверь он не закрыл, и сквозь сомкнутые веки я видела лившийся из прихожей свет. А Картер просто стоял в комнате, и, кажется, не так далеко от меня, потому что запах алкоголя ощущался очень отчетливо. Зачем он пришел? Я не понимала, но старалась дышать ровно и молилась, чтобы веки не дрогнули. Что ему надо? Поговорить о Клегге и статье? Или вовсе не разговаривать? Я не собиралась заниматься ничем из перечисленного. Не то время, не то настроение.

— Ну-ну, — внезапно очень зло произнес Шон. Кажется, он все-таки понял, что не сплю.

Утром я исподтишка за ним наблюдала. Опасалась, что он припомнит мне ночной инцидент, но ничего подобного. Но на меня он даже не смотрел. Делал вид, что ничего не произошло, я и его охотно поддерживала. Мне не по душе пьяные выходки. А он был чертовски пьян, и без выяснения отношений не обошлось бы.

— До вечера, — бросила я, уходя. Он даже не кивнул.

Несмотря ни на что, у меня было чудесное настроение. Я придумала выход — извиниться перед Клеггом, все обещало сложиться хорошо. Погода подтверждала. Автобус ехал по залитому солнцем Сиднею. Я неотрывно смотрела в окно, наслаждаясь видами и радуясь, что мне довелось жить в таком чудесном месте. Но только вошла в университет, на меня начали оборачиваться. Ради Бога, что опять? Если раньше я реагировала на это болезненно, то теперь просто закатила глаза. Надоело, знаете ли. Подошла к Аарону и спросила в лоб: