Свидание со Снежной Королевой

Не размышляя, а как будто бы следуя заложенной в нее ею же самой программе, Кларисса повернулась к подносу и взяла руками две ягоды. Когда она подняла их, оказалось, что это целые бусы из отборных виноградин, нанизанных на нитку. Надев бусы себе на шею, она посмотрела на Джека, который сразу же понял, какое продолжение трапезы задумала хозяйка.

Он опять нагнулся вперед и стал по одной скусывать виноградины с нити, не забывая при этом покрывать поцелуями шелковистую кожу Клариссы. «Пусть в рай я не попаду, потому что веду себя сейчас отнюдь не как добродетельная дева, но если на земле бывает такое, то рай меня уже ничем не смог бы удивить», — подумала она, зажмурив глаза от удовольствия.

В те секунды, когда голова Джека наклонялась к виноградным бусам, его горячее дыхание скользило по ключицам Клариссы и проникало за декольте, скроенное весьма вольно. Туда же вслед за ним проникал и его взгляд. С изумлением и восхищением он взирал сверху на совершенные формы ее грудей, а воображение дорисовывало напряженные соски с маленькими темно-красными ореолами, которые скрывал тонкий шелк.

Когда все виноградины спереди были съедены — а это значило, что Кларисса получила больше дюжины прекрасных поцелуев в шею, плечи и верхнюю часть груди, — Джек поднял голову. Их взгляды встретились.

— Вы хоть немного утолили свой голод? — спросила она, глядя на него с выражением заботливой хозяйки званого обеда. Теперь актерская игра призвана была не столько представить Клариссу Браун чувственной женщиной, сколько, наоборот, чуть умерить эту чувственность, ибо электрическое напряжение, скопившееся в воздухе между хозяйкой и гостем, грозило в любой момент привести к короткому замыканию и закончиться пожаром.

— О да, — ответил Джек в тон ей, как учтивый гость, — у вас отменное угощение. Этот вкус… Такой сладкий и сочный… Такой жаркий и в то же время освежающий… — произнося эти слова, он глядел на нее таким взглядом, который ясно показывал, что сказанное относится не к одному лишь винограду, но и к ней самой.

— То есть совсем не похоже на кусок льда?

— Вы уже не единожды доказали мне мою неправоту за сегодняшний вечер. Я благодарен за урок. Вы проучили меня так, что я это не скоро забуду.

Такие слова были Клариссе как бальзам на сердце. Она могла торжествовать победу. И вместе с тем она совершенно ясно осознавала, что не только преподнесла урок Джеку, но и сама узнала о себе много важного, не только добилась победы, но и сама оказалась на грани гибели — особенно если учесть, что пленных противная сторона, как известно, не брала…

— Ну что ж, после уроков школьники идут обедать. Что вы скажете по поводу салата из авокадо и крабового паштета? — сказала она, приглашающим жестом указывая на стол, где ждали закуски.

Это был новый крутой поворот. Джек был готов ко всему: к тому, что ему позволят заняться виноградинами на задней половине бус — там, где прямо под ними, так маняще близко, располагалась пуговка, «нечаянное» прикосновение к которой могло привести к интереснейшим переменам в туалете хозяйки и в течении дальнейших событий. Готов был Джек и к тому, что у нее в запасе обнаружатся и для него такие бусы, какие она надела на себя. При одной мысли о том, чтобы почувствовать, как эти коралловые губки прикасаются к его коже на груди и плечах, он едва не застонал от болезненно-сладкого вожделения. Наконец, музыка, негромко звучавшая все это время где-то на заднем плане, тоже могла стать дверью в новые измерения. Кларисса, судя по мягкому изяществу ее форм и манеры двигаться, должна была быть прелестна в танце.

Но ничего подобного не последовало. Новый сюрприз слегка разочаровал Джека, но он тут же осознал, что навязывать Клариссе свою программу сейчас не стоит: лучше повиноваться ей и последовать ее приглашению за стол — это будет справедливой данью признательности удивительной женщине, которая и так далеко зашла, презрев многие условности.

Зашла очень далеко и все же сумела остановиться и остановить его ровно там, где сочла нужным. Такой железной воле нельзя не оказать должного почтения. Женщина не только чувственная, но и хорошо знающая, чего она хочет, и способная этого добиться: крепкий орешек эта Кларисса Браун!

За столом они сидели друг напротив друга, как добропорядочные посетители в ресторане. Почти не говорили. То есть языки их были заняты едой, но глаза вели постоянный диалог. В них то вспыхивали огоньки неутоленной страсти, то веселые, хулиганские искорки, словно озорные шутки с намеком, то горело ровное, горячее, светлое пламя нежности и благодарности.

Когда легкий ужин подошел к концу. Кларисса, по-прежнему сохраняя за собой инициативу, поднялась из-за стола первой. Стараясь не показать, какого преодоления себя ей это стоит, она предупредила движение Джека, который попытался было заключить ее в объятия, и сказала:

— Ну вот, пожалуй, и все на сегодня.

Глаза Джека вспыхнули, и на мгновение ей показалось, что сейчас он скажет «нет, еще не все!». Однако он покорно принял к сведению, что романтический вечер окончен. Единственное, без чего они оба не могли — да и не хотели — расстаться, был последний поцелуй. Долгий и упоительный. Им показалось, будто комната и стены бунгало вокруг них исчезли, исчезло все вокруг, а осталось только небо, усыпанное яркими звездами, могучий океан, медленно вздымавший и опускавший их, и волшебная музыка. Мужчина и Женщина были слиты в этом поцелуе воедино, и это было самое прекрасное и самое правильное состояние, которое они могли себе представить.

Когда за Джеком закрылась дверь, Кларисса еще долго сидела, глядя, как догорают свечи. Потом выключила музыку, переоделась и медленно побрела в сторону отеля по полосе прибоя. Мелкие ночные волны омывали ее ступни. Она таинственно улыбалась — задумчиво, мечтательно, временами покачивая головой, словно говорила: «Не может быть!»

Вернувшись в свой номер, Джек первым делом отправился под холодный душ и, дрожа под струями ледяной воды, минут пять смывал с себя напряжение, так и не получившее разрядки в этот вечер. И наверное, если рассудить трезво, то очень хорошо, что все остановилось там, где остановилось. Если бы они с Клариссой переступили сегодня черту и занялись сексом, то какая-то доля эротического напряжения оказалась бы даже утрачена. Не говоря уже о том, что последствия могли бы быть довольно проблематичны, если бы обоим или кому-то одному из них не удалось забыть потом все происшедшее и по возвращении в Нью-Йорк между ними уже не смогли бы восстановиться чисто коллегиальные отношения.

Так думал Джек. Так говорил его разум. Его тело, однако, не слушалось этих увещеваний и требовало довести начатую игру до того, что было бы естественным завершением, будь ее участники не коллегами по работе в адвокатской конторе со строгими правилами, а просто Мужчиной и Женщиной.

Холодный душ помог ненадолго. Едва Джек лег в постель и закрыл глаза, воспоминания о вечере в бунгало у огненной красавицы снова нахлынули на него и эрекция вернулась с прежней силой.

Джек снял трубку телефона и набрал номер фитнес-центра. «Да, — отозвался жизнерадостный голос Салли, — конечно, мистер Майерс, мы работаем круглосуточно! Приходите, я буду рада провести для вас тренировку!»

Натянув шорты и футболку, он отправился вниз. Час занятий на тренажерах под щебет Салли помог его телу расслабиться, но мысли по-прежнему возвращались к недавним событиям, пусть и в более спокойном ключе. Снова обретя ясность сознания, Джек вдруг сделал для себя некоторые открытия, которые поразили его.

Так, вспоминая само приглашение, потом поцелуй с виноградиной, потом и все последующие кульминационные моменты вечера, он вдруг поймал себя на том, что такой непривычный напор со стороны женщины ему нравится. Он припомнил, что и во время делового разговора с Клариссой ему понравилось, как она незаметно перехватила инициативу, сделавшись главной в их тандеме. Такого он прежде не встречал. Очевидно, он подсознательно выбирал женщин, которые во всем уступали первенство ему. Такой расклад ролей позволял Джеку, с одной стороны, всегда чувствовать себя хозяином положения, а с другой — видеть в своих партнершах существ низшего порядка, неспособных на такое поведение, которое заставило бы его уважать их. Ведь бросить или прогнать женщину, которую не уважаешь, — легко. А той, к которой чувствуешь уважение, не скажешь «лежи и помалкивай, куколка» или «пока, детка».