Считай звёзды (СИ)

Дилан не находит мужества двинуться с места, боясь ворваться в зону комфорта крольчатины.

Что за херня здесь происходит?

***

Мне кажется, физическая смерть не столь отвратна, нежели психологическая. Когда умирает тело, умирает и сознание, но мертвый разум не признак мертвого существа. Человек продолжает глотать кислород, его сердце бьется, а потребности немного снижают процент своей важности. Ты не умираешь, но ощущение гниения не отставляет ни на минутку, не давая немного отойти от внутреннего бурления крови, что часто вырывается, стекая из носа к губам.

Ненавижу моральную смерть. Она продолжает убивать. Словно процесс омертвления бесконечен. Дайте оружие. Сделайте выстрел в голову и в грудь. Я буду мертва. Я не буду ничего чувствовать. Ни от чего страдать. Дайте мне легкой смерти, не заставляйте ощущать отмирание каждой клетки.

Конечно, всё это лишь красноречивое описание того, как я себя чувствую. Мое состояние настолько неопределенное, что растет желание начать отчаянно рвать на голове волосы, ибо не знаю, как себе помочь. Как вырваться из бесконечного круга гноения мыслей. Мне хочется кричать. Хочется разбрасывать вещи. Хочется разрушить окружающее пространство, но в то же время я желаю лишь одного — освободиться от столь мерзкой темноты. Это не я. Это не свойственно мне. Я не такая.

«Считай звёзды, Райли», — но, мам, я теряю среди звёзд себя.

Открываю дверь, шаркая ногами по короткому темному коридору, внутри мрака которого путаюсь, начав покачиваться из сторону в сторону. Ладонью скольжу по холодной стене, дабы ориентироваться в пространстве, и таким образом, без лишних мыслей подхожу к выходу, решая, что лучший исходом будет просто попытаться уснуть. Я не хочу ни о чем думать. Отныне меня не заботит, кто переступает порог дома, кто здесь ночует, кто здесь бродит и живет, мне… Мне всё равно. Ибо больше это не мой дом. Я теряю любое ощущение родства с этими стенами. Никакого тепла. Только мороз и отсутствие близости.

Теперь я не могу предположить, где буду чувствовать себя в безопасности.

Выхожу в гостиную, без труда не замечая парня, сидящего со сложенными руками на диване. Он поднимает глаза, затем только голову и явно собирается открыть рот, чтобы что-то сказать, но всем видом показываю, что мне плевать, тем самым сбивая его настрой.

Ему лучше покинуть это место.

Спокойно иду к двери, выводящей меня в коридор, и рассчитываю так же без препятствий добраться до комнаты, в голых стенах которой проведу остаток бессонной ночи, ожидая, что отец сам проявит инициативу позвонить и узнать, как у меня дела.

Сворачиваю к лестнице — и мне преграждают путь, прерывая размышления в голове. Опускаю голову, не желая пересекаться взглядом с человеком, который не имеет права более отнимать у меня время. Дилан стоит напротив, довольно спокойно заявляя:

— Одевайся.

И его ровный тон должен вызвать шквал негатива, но я так устала и физически, и истощена морально, что плюю на его наглость, предпринимая попытку просто обойти кретина. А О’Брайен повторно встает передо мной, немного раскинув руки:

— Тебе только обуться и куртку накинуть, — не поднимаю голову, делая шаг в сторону. И он делает. Резким движением пихаю его руку — парень вновь поднимает её, не дав возможности сбежать наверх.

Не хочу. Не хочу смотреть на него, не хочу слышать его голос. И уж точно нет желания противостоять ему. Так или иначе проиграю, но и сдаваться так просто нет тяги.

Повторно толкаю его в бок, но, знаете, это больше похоже на давление: я руками надавливаю ему на плечо, старательно двигая в сторону, а Дилан остается неподвижным, но не пытается неприятно пошутить над моими провальными попытками справиться с ним. Парень лишь закатывает глаза, сдержанно выдохнув через нос, и пальцами сжимает мои плечи, дернув от себя и от лестницы, к которой так стремлюсь:

— Идем, — пихаюсь, но разворачивает к себе спиной, так что начинаю дергаться, пытаясь освободить руки от хватки. Молчаливая борьба. Я не стану говорить с ним. Никакого контакта. Абсолютно. И телесный пробуждает во мне дрожь злости, правда, в данной ситуации я скорее рухну на пол, перестав двигаться, нежели начну атаковать кулаками придурка, который подводит меня к комоду прихожей, надавив на плечи. Надеюсь, мои удары локтями приносят ему хоть какую-то боль. Усаживает на мягкое подобие двуместной скамьи, в ящиках которой находится обувь. Сохраняю злость в глазах, опущенных в пол. Резко встаю — он снова давит, сажая обратно:

— Обувайся, — хмурю брови. Опять встаю, еле разгибая колени, и меня опять насильно усаживают. Пальцами сжимаю края скамьи, уставившись вниз. Дилан оставляет одну ладонь на моем плече, другой перебирает куртки на вешалках:

— Какая твоя? — стреляет с простотой на меня, словно ничего за рамки выходящего не происходит. — Чем быстрее оденешься, тем скорее покажу тебе кое-что.

Бред. Иди к херам. Ни черта мне от этого типа не нужно.

— Обувайся, Райли, — он произносит строже, намекая, что не оставит меня в покое. Сопротивление бесполезно. Мое состояние ровное, стабильно уставшее. Хотелось бы взорваться, как тогда, но, думаю, я слишком эмоционально измотана.

Да, оправдывай свою беспомощность, дура. Податливая, не способная сказать «нет».

Наклоняюсь, пальцами нащупав край своих кед. Выполняю действия медленно. Дилан снимает одну куртку, магическим образом выбирая ту, что принадлежит мне, и отпускает мое плечо, начав нагло натягивать рукава мне на руки. Грубо пихаю его от себя, заставив остановиться, и исподлобья смотрю на него, демонстрируя весь свой негатив по отношению к его существу. О’Брайен усмехается, подняв ладони, но назад не отходит, не давая мне больше свободы, пока заканчиваю одеваться. Встаю. Вновь крепкая хватка, сдерживающая меня за локоть. Дергаю рукой — не отпускает. Ведет к двери. Молча упираюсь ногами в паркет. Быстро избавляюсь от накатывающих на глаза слез усталости. Придется терпеть. Опять.

Дилан выходит за порог, вытягивая меня на холодную улицу, и держит на месте, пока закрывает дверь на замок. Без желания оглядываю темную улицу, освещенную светом фонарных столбов. Ветер треплет волосы. Жалею, что вышла из подвала.

Тащит дальше, к машине. В груди рождается нотка страха, вынуждающая меня сильнее упереться ногами в траву, пальцами свободной ладони сжать его запястье, в попытке отдернуть от себя. Дилан звенит связкой ключей, бросая на меня взгляд с легкой усмешкой:

— Сделай лицо попроще, — в глотке встает ком. Парень открывает дверцу, предлагая мне самой сесть на место рядом с водительским, но отрицательно лезу в сторону, предпочитая сидеть сзади, а сегодня мои желания никем не рассматриваются. Как и всегда, в принципе.

Дилан напряжено сжимает губы, прокашлявшись, и поднимает голову, сдержанно пихнув меня внутрь салона. Сажусь, сильно вжавшись спиной в мягкое покрытие. Парень хлопает дверцей, обходя автомобиль, и я провожаю его недобрым взглядом, еле удерживая дыхание ровным. Косо и без доверия слежу за тем, как О’Брайен садится за руль, вынудив двинуться в сторону от него, подобрав колени ближе к груди, чтобы насколько возможно увеличить расстояние между нами.

— Включить печку? — парень спрашивает, но не получает ответа, всё равно включая обогревание. После минутной возни, он заводит мотор, заставив меня ощутить сильное давление в горле. Ком растет. Глаза горят. Стараюсь смотреть в окно, чтобы избежать раскрытия своих жалких эмоций.

Машина трогается с места, выезжает на дорогу между домами и рвется вперед к основной улице. В салоне становится тепло, и, неприятно это осознавать и принимать, мне становится немного комфортнее. Дилан молчит, пока ведет автомобиль. Продолжаю пялиться на темные улицы. Смотреть без мыслей, будто передо мной мелькают обычные неподвижные картинки, не вызывающие никакого интереса. В какой-то момент мне становится вовсе всё равно: куда мы едем, как долго уже пребываем в пути, чего от меня хочет этот тип. Плевать. Я просто слежу за изменениями, происходящими за окном, и не сразу понимаю, что едем мы в северную часть города. Районы там с дурной славой. Вот этот факт пробуждает тревогу. Ерзаю на сидении. Виды меняются. С каждым поворотом дома за стеклом всё беднее, улице грязнее, а бродящие люди агрессивнее, пьянее. Многие из них, напившись, сидят на скамейках, громко общаются. Участки загажены. Псы без хозяев роются в мусорных баках, некоторые начинают лаять, мчась за нашим автомобилем. Нервно моргаю, переступая через гордость: