Гадюки в сиропе, или Научи меня любить (СИ)

К тому же, воспоминания эти были для Ланца чем-то вроде проверки. Когда он понимал, что они все ещё затрагивают что-то в его душе, вновь накатывает желание зарыдать, а в сердце будто кто-то острую шпильку вгоняет, - становилось отчего-то очень легко на душе. Это свидетельствовало о том, что Дитрих сам еще жив и умеет чувствовать. Чувства не умерли вместе с Люси и не атрофировались. Они есть...

Дитрих как-то разговорился с Эшли о Кристине. Ему было интересно, чем живет женщина после смерти дочери. Паркер поведал о том, что мисс Вильямс всерьез озадачена вопросом усыновления. Собирается взять себе приемного ребенка взамен потерянной дочери. Сама рожать не намерена. Во всяком случае, такие слухи ходили по школе.

У Эшли сложились проблемы иного толка. Он разрывался между двух огней. У него, с одной стороны, была Керри, которую он считал своей девушкой. С другой стороны, рядом все время крутилась Эмили, не собиравшаяся мириться со своей отставкой. Она снова жила в одном городе с Эшли, ходила в ту же школу, где учился он, да и после уроков не давала ему прохода, практически насильно себя навязывала. Ланц наблюдал за этими игрищами с нескрываемым отвращением. Эмили в точности копировала поведение его бывшей девушки, а подобная тактика навязывания собственной персоны всегда Дитриха отталкивала. Он теперь с усмешкой думал о том, что когда-то считал Бланш симпатичной. С Эшли он поведение девушки не обсуждал, только мысленно сочувствовал. Сначала в нем кипела праведная ярость, стало обидно за сестру, когда же ситуация открылась для Дитриха с иной стороны, победу одержала мужская солидарность. Он случайно познакомился с Эмили. Когда Паркера не было дома, девушка решила свести знакомство с Дитрихом. Непреднамеренно. Просто заметила, как он копается в саду, сметая мусор с дорожек, обратилась с вопросом. Ланц ответил. В итоге они разговорились.

Девушка поведала о своем недавнем переезде. Рассказывала о том, что ей заново приходится адаптироваться к городу, в котором она провела много лет, но от которого так быстро отвыкла. Да и еще много ненужной информации на голову Ланца свалилось в тот день. Он все так же продолжал подметать дорожки и подстригать траву на газоне, а Эмили стояла, опершись на забор, прижимала сумку к груди и говорила о ерунде, время от времени задавая вопросы. Дитрих отвечал односложно, очень неинформативно. Эмили это явно было не по душе, отчего она обиженно надувала губы, но тут же проглатывала обиды и снова начинала трещать, как сорока о том, о сем.

Появление Паркера стало практически спасением для Ланца от неприятного соседства. Эмили почти мгновенно потеряла интерес к нему и принялась атаковать Эшли своими вопросами. Она не собиралась мириться с отказами Паркера, считала своим долгом попытать счастья ещё и ещё раз. Отказы не отпугивали и не давали поводов для размышлений. Девушка не понимала, что своим поведением только отталкивает Эшли от себя. Демонстрирует отсутствие у себя характера, унижается, едва ли в ногах у парня не ползает, а такое поведение не способно пробудить любовь в душе другого человека.

Эшли после общения с назойливой поклонницей чувствовал себя выжатым лимоном. Его уже начинало трясти от одного только упоминания имени Бланш. Паркер начинал медленно, но верно закипать. Своей назойливостью девушка уничтожала те теплые отношения, которые сложились между ними раньше, когда на горизонте еще не маячила Керри. Теперь теплота постепенно вытеснялась отвращением. Оно грозилось разрастись до катастрофических размеров со временем. Ведь уже сейчас все чаще Эшли ловил себя на мысли, что хочет послать девушку матом, при этом такое явление, как угрызения совести мучить его не будут. Это будет самая нормальная реакция на действия Эмили.

Видимо, только этого девушке и не хватало, ведь отказов, озвученных нормальными словами, она не понимала. Или старательно делала вид, что не понимает. Ведь на деле она была умной девочкой. Посетовать на отсутствие у Бланш ума Паркер не мог. Скорее, давала о себе знать непоколебимая уверенность в том, что мир обязан вращаться вокруг Эмили Бланш, если ей того хочется.

Совершенно ненормальная логика, основанная на эгоизме и самолюбии.

Эшли злился, Дитрих иногда над ним посмеивался, но в глубине души сочувствовал, вспоминая о существовании Гретхен, когда-то старательно отравлявшей ему жизнь. С ней он тоже учился в одном классе, как и Эшли с Эмили теперь. Наверняка, она так же пытается окружить со всех сторон показной заботой, отгоняет других поклонниц, а сама постоянно вешается ему на шею. Если бы она просто отталкивала надоедливых поклонниц, цены бы ей не было. А при таком раскладе она сама была ничуть не лучше тех же поклонниц. Могла похвастать лишь тем, что её допустили чуть ближе к телу, чем всех остальных. Что, в общем-то, выглядело со стороны довольно глупо. Паркер понимал, что вечно это продолжаться не может, пора указать девушке на дверь. Так, чтобы поняла, а не проигнорировала его намеки в очередной раз. Следовало как раз избавиться от намеков, сказав все открытым текстом.

Пока Паркер занимался проблемами своей личной жизни, Дитрих разбирался с проблемами Керри. Это немного отвлекало его от мыслей о Люси. Эти мысли посещали его с завидным постоянством, стоило только закрыть глаза, ложась в постель, как тут же всплывали под сомкнутыми веками воспоминания о том, что было всего пару-тройку месяцев назад. Не такой уж большой срок. Видимо, потому и были они настолько яркими, красочными. Каждое царапало по душе, оставляя в ней кровавый след. Дитрих и сам себя продолжал накручивать, будто нравилось ему ходить по острию, никак не получалось отпустить воспоминания вместе с погибшей девушкой. Возможно, пока ему и не нужно было отказываться от этих воспоминаний. Они оказались лучшим, что произошло в жизни Ланца за его семнадцатилетнюю жизнь. Странно, учитывая тот факт, что раньше он весьма скептически относился к такому явлению, как любовь. Отчаянно от нее отказывался, считая выдумкой, а потом неожиданно для самого себя влюбился.

Он не мог точно определить тот момент, когда это произошло. Да и не пытался этого делать. Сейчас это никакого значения не имело. Зачем размышлять о том, что было, стараясь подвергнуть все чувства исследованию, распластать их, как бабочку под микроскопом, едва ли не препарировать? Лучше просто сохранить в душе теплые воспоминания, иногда возвращаясь к ним, когда станет особенно грустно.

Иногда, в особо трудные моменты, когда на душе становилось невыносимо тяжело, Дитрих выбирался на каток. В одиночестве, конечно. Среди фигуристов знакомых у него не было, да и не нужны были ему собеседники. На каток он ходил не для того, чтобы развлекаться. Просто в подсознании его соединились две разбитые мечты: счастье с Люси и карьера фигуриста, о которой он когда-то грезил. Каток тоже стал кем-то вроде непосредственного участника в событиях его жизни. Сначала многочасовые тренировки, падения и победы, соперничество и дружба, ненависть и любовь... Все это у Дитриха было на льду. С Люси ведь и первое, и последнее свидание тоже проходили на льду. И коньки так же резали лед, и другие посетители ледового царства осторожно ступали по зеркальной глади, кто-то - уверенно, кто-то - едва-едва, делая неуверенные шаги. Тогда Ланц не обращал на них внимания, сейчас невольно подмечал способности всех и каждого. Почему-то все посетители катка замирали в немом восхищении, когда Дитрих выходил на лед, делал первые шаги, имитируя неуверенность, а потом творил такое, что им только и оставалось, что смотреть на его выступления с открытым ртом. Иногда к нему даже подъезжали другие посетители, интересовались, не занимается ли он профессионально фигурным катанием, и, получив отрицательный ответ, наперебой начинали советовать связать свою жизнь со спортом. Дитрих только смеялся в ответ. Он трезво оценивал свои способности, видел шероховатости в своей работе, да и особого желания возвращаться к данному занятию не было. Фигурное катание сейчас было чем-то вроде способа сбросить скопившееся напряжение, отдохнуть от повседневности. Преврати его в работу - вся радость исчезнет. Дитриху хотелось хоть в чем-то видеть способ отвлечься от житейской суеты.