Где правда, там и ложь (ЛП)

– Ну, не преувеличивай, – смущённо заметил Лео. – Мы играем достаточно хорошо для домашнего употребления.

– Я не преувеличиваю, – ответила мать. – Карола, несомненно, обрадуется, если ты ей как-нибудь сыграешь.

– Каролина, – сказала я.

Мать Лео спросила, насколько в нашей семье ценится музыкальное образование. Я прикинула, что бы она хотела услышать в ответ. Упомяни я клавесин и мандолину, в её глазах это бы выглядело как «А я, а я могу в три раза больше, да-да-да!». Но я не хотела, чтобы меня считали полной культурной невеждой, поэтому я ответила (и это было правда), что в школе у нас преподавали игру на флейте.

Улыбка матери Лео подтвердила мою правоту. Если судить по её мимике, она невысоко ставила флейту, но была довольна моим ответом.

– Не все дети рождаются маленькими Моцартами, – сказала она, с гордостью и любовью оглядывая своё потомство.

Маленькие Моцарты с любовью улыбнулись в ответ.

После кофе с пирогом молчаливая Хелена Моцарт села за пианино и сыграла «К Элизе» Бетховена. «К Элизе» – очень красивая вещь, и она часто исполняется, но её чаще всего и портят. Это из-за того, что большинство людей, бравших в юности уроки музыки, при виде пианино обязательно играют «К Элизе». Правда, всегда только начало, трудную среднюю часть они, как правило, пропускают (если они вообще её учили). В качестве альтернативы они могут сыграть ещё «Балладу для Аделины» Ричарда Клайдермана. Кто не брал уроков музыки, тот играет собачий вальс.

Хелена сыграла трудную среднюю часть, но сыграла плохо. Тем не менее её мать с энтузиазмом захлопала в ладоши.

– А теперь ты, Лео!

Пожалуйста, только не «Балладу к Аделине», молча взмолилась я. Лео порадовал меня, исполнив «Весёлого крестьянина» Шумана. Я в семь лет тоже играла эту вещь.

Мать Лео чуть не лопалась от гордости.

– Великолепно! – сказала она. – Женщина, которой ты достанешься, должна считать себя счастливой. Юрист с музыкальным даром! И притом красивый, как кинозвезда!

– Мама! – смущённо отреагировал Лео.

– Но это же правда!

– И ещё он умеет чинить стиральную машину, – добавила Коринна.

– И прекрасно играть в теннис, – сказала Хелена.

– И готовить и печь, – сказала его мать.

– Но не так хорошо, как ты, мама, – ответил Лео и поцеловал её.

– Ну не надо, – заметила его мать. – Иначе Карола будет ревновать.

Карола, разумеется, не ревновала, но Каролина была… немного сбита с толку. В нашей семье все любили друг друга и друг другом гордились, но по части комплиментов мы были более сдержанны. Выражения «Красивый, как кинозвезда» у нас в доме было не услышать. Скорее фразы типа «Ты с каждым днём всё более похож на нашу собаку».

Неужели Лео – маменькин сынок?

На обратном пути в Кёльн я спросила его об отце. Отец оставил семью и Оер-Эркеншвик, когда Лео было 14 лет, и Лео до сих пор ему этого не простил. По словам Лео, его отец, известный историк искусства, дома бывал нечасто, всё время в разъездах, в том числе и за границей, а воспитание детей он полностью переложил на плечи жены и бабушек с дедушками. Непрактичный человек, даже лампочку не мог вкрутить, гвоздя забить не умел, всё по дому делал только он, Лео. Или дедушка. Отец – тщеславный эгоист, безответственный позёр, который и сейчас практически не заботится о детях. Постоянно переезжает, алименты приходят нерегулярно, и если бы не богатые бабушка с дедушкой, на пианино и теннис денег бы не хватало. Ему жаль это говорить, но его отец во всех отношениях просто подлец. Единственно хорошим, по словам Лео, в нём было то, что благодаря отцу он точно знал, каким он хотел бы быть – а именно его полной противоположностью.

Я сразу же посочувствовала Лео. Возможно, при данных обстоятельствах было нормально, что он ощущал более тесную связь с матерью и сёстрами. Из чистой солидарности по отношению к гадкому отцу.

Я бы охотно погладила его по руке, но рука лежала на руле. Поэтому я погладила его по ноге.

Лео улыбнулся мне.

– Не переживай насчёт моей матери. Она вначале всегда настроена немного критично по отношению к моим девушкам. Но у неё золотое сердце. – (Я как раз считала, что это исключено. Если сердце его матери было из металла, то в лучшем случае из олова). – Она ещё увидит твои замечательные качества. Знаешь, тебя трудно оценить с первого взгляда. Ты не похожа на фотомодель, как другие мои девушки, и не такая честолюбивая, как они, но зато и не такая капризная.

– Это верно, – с облегчением сказала я, хотя я и не была знакома с его девушками. – У тебя, видимо, было много подружек, да?

– Дело не в цифрах, – ответил Лео с кривой улыбкой. – Всё зависит от того, насколько серьёзно ты воспринимаешь свои отношения. А наши с тобой отношения я воспринимаю действительно серьёзно. У нас есть будущее.

Тут я поглядела на Лео и подумала, что не важно, какого мнения обо мне его мать.

Главное, что он любил меня такой, какая я есть. Или – э-э-э – скорее такой, какой я хотела бы быть, или же такой, какой, он думал, я являюсь… – ну да ладно, всё равно! Главное, что он вообще меня любил.

– Ты думаешь, что главное – это иметь парня, – сказала мне сестра, когда я по телефону изложила ей ход своих мыслей. – И не важно, какой ценой.

– Нет! Я так не думаю.

– Ты действительно любишь этого Лео? Или ты любишь то, что он любит тебя?

– Что?

– Не прикидывайся глупой. Ты точно знаешь, что я имею ввиду.

– Да, я люблю Лео, – ответила я с пафосом. – А он любит меня. – И если я ему когда-нибудь (когда подвернётся подходящий случай!) расскажу, что разбираюсь ещё и в геофизике и метеорологии и что в семилетнем возрасте – какое совпадение! – я заняла с «Весёлым крестьянином» первое место в конкурсе «Музыкальная юность» по разделу клавишных инструментов, он наверняка засмеётся и ответит: «Но почему ты мне никогда об этом не рассказывала? Это же супер!».

Наверняка так и будет.

Моя сестра только вздохнула.

7

«У всего есть два момента времени –

правильный и упущенный».

Стен Надольный

В течение последующих двух месяцев подходящий случай всё никак не подворачивался. Но тут бабушке Лео по линии отца стукнуло 70, и Лео настоял на том, чтобы взять меня с собой на празднование юбилея и представить меня «отцовской» ветви своей семьи.

– Не волнуйся, мой отец не появится, – сказал он, увидев, что я колеблюсь. – Он вроде бы в Мадриде, во всяком случае, последняя открытка была оттуда. Но на праздник придут мои сёстры и дядюшка Томас, кроме того, большое количество кёльнских политических знаменитостей, потому что мой дедушка много лет занимался политикой и даже дважды выбирался заместителем бургомистра города. А ещё должна прийти тётушка Ютта. Она у нас настоящая оригиналка.

Кёльнские политические знаменитости, тётушка Ютта и дядюшка Томас – это звучало не слишком завлекательно, да и новая встреча с сёстрами Лео меня как-то не вдохновляла. Но как нормальная, милая девушка, живущая по соседству, я должна была быть доступнее и как-то проще, поэтому я ответила, что охотно поеду с ним.

Лео обрадовался и сказал, что мне не надо переживать по поводу одежды. Я сразу же пожалела, что согласилась.

– Главное – никаких джинсов, – сказал Лео. – И сделай, пожалуй, что-нибудь со своими волосами.

– Что с ними не так? – в панике спросила я.

– С твоими волосами всё в порядке. Просто хвост больше подходит для теннисной площадки, чем для праздника подобного рода. Моя бабушка всегда обращает внимание на такие вещи. На волосы, ногти и туфли.

Теперь я по-настоящему испугалась.

– Я что-нибудь тебе одолжу, – сказала моя сестра. – И сделаю тебе маникюр. Ты знаешь, ногти не надо обрезать под корень каждые две недели. Есть такие предметы, называются пилочки, которые можно использовать ежедневно. – Мими и Ронни за это время успели купить дом в Кёльне, и после полугода «отшельничества» я очень обрадовалась, что теперь я могу часто видеться с кем-то из моей семьи. Хотя они оба были очень загружены по работе, а дорога к ним от студенческого общежития – на трамвае с двумя пересадками – занимала больше получаса, мы виделись почти ежедневно.