От ненависти до любви

– Привет, детка.

Кари с готовностью улыбнулась. Правда, улыбка получилась немного вымученной.

– Привет.

Пинки оглянулся через плечо. В помещении, похожем на пчелиные соты, конфиденциальный разговор зачастую очень скоро становился всеобщим достоянием.

– Вот и выяснилось, почему Макки приспичило с тобою встретиться.

Ее изящный подбородок гордо взметнулся вверх.

– Похоже на то.

– Об этом только сейчас стало известно. Паркера арестовали дома, Хейнса взяли на площадке для игры в гольф. Это, конечно, ненадолго. Думаю, уже через несколько минут они будут отпущены под залог. Но я им все равно не завидую. Н-да, не лучшие времена наступают для городского правительства. – Он сочувственно опустил ладонь на ее плечо. – Да и для тебя тоже.

– Но почему? – вскинулась она. – Даже если кто-то там и прокручивал какие-то аферы, Томас в любом случае не имеет к ним никакого отношения.

– Это тебе Макки сказал? То, что Томас непричастен?

Водянистые глаза Пинки вполне соответствовали его белесому облику. Они были бледно-голубыми, почти прозрачными. И все же их взгляд подчас мог быть тверже стали. Таким, каким был сейчас. Она смущенно посмотрела в сторону.

– Нет. Он думает, что Томас тоже замешан. Но этот парень просто идиот.

– Может, и идиот, но согласись, в его идиотизме есть нечто рыцарское. Я еще не встречал бюрократа, который заранее предупреждал бы родственников подозреваемого, что для их семейства вскоре запахнет жареным.

– Это вовсе не было предупреждением. Он просто желал вытянуть из меня нужную ему информацию. – Кари встала и начала мерить шагами тесный «загончик», в котором едва хватало места для ее стола и стула. – Думал, что я помогу ему с выдвижением обвинений против других. Ты можешь себе это представить? Каков наглец! Предлагал судебного исполнителя пригласить, чтобы тот зафиксировал мои показания. Не хотел, видите ли, специально вызывать меня повесткой.

Закурив сигарету, Пинки потушил спичку, помахав ею в воздухе, и не глядя швырнул в корзину для мусора. Он не сводил глаз с лица Кари.

– Вот видишь, он готов был сделать тебе одолжение.

– Черта с два, – желчно огрызнулась она. – Скорее всего надеялся, что размякшая вдовушка быстренько расколется и выложит обаяшке-прокурору все мрачные секреты покойного мужа. Одного только не понимает: не было у Томаса секретов – ни мрачных, никаких других. Вскоре он в этом убедится и, таким образом, выставит себя полным дураком.

– А ты в этом уверена?

– В том, что у него будет дурацкий вид?

– Нет. В том, что у Томаса не было никаких секретов, – спокойно проговорил Пинки.

Кари крутанулась на месте, готовая к схватке. Несколько секунд она вызывающе глядела на начальника, ожидая услышать от него более конкретные доводы. Но тот только отвел глаза. Кари раздраженно плюхнулась на свой стул и повернулась к нему спиной.

– Прости, милая. У всех у нас тут ум за разум заходит. Просто в голове не умещается, как такое возможно. Жаль, что вся эта хреновина приключилась с тобой как раз в тот момент, когда ты… – Он положил руки ей на плечи и слегка помассировал их.

Ее мышцы были напряжены, словно их свело судорогой. Только-только Кари начала приходить в себя, и вот вам, пожалуйста! Пинки не знал, кого придушил бы первым: Уинна – за все его финансовые художества, или Макки – за то, что он хочет взвалить на хрупкие вдовьи плечи ответственность за чужие грехи.

– Послушай, а почему бы тебе не поехать домой? – нашелся наконец директор отдела новостей. – А твой раздел сегодня вечером заполним каким-нибудь репортажем «о жизни простых людей».

– Ни за что в жизни, – твердо произнесла она и резко встала, сбросив его руки со своих плеч. Ее глаза яростно сверкнули. – Я не хочу доставлять мистеру Макки удовольствие думать, что ему удалось запугать меня. Сегодня вечером, включив свой телевизор, он увидит мое улыбающееся лицо. Я буду не просто улыбаться – я буду вся светиться от радости. Я ни в чем не виновата, и Томас тоже. А если мистер Макки надеялся, что я забьюсь в щель, будто чувствую за собой какую-то вину, то придется ему в этом разувериться!

Кари пыталась убедить себя в том, что все неприятности уйдут сами по себе, если она станет продолжать жить так, будто ничего не случилось, и выкинет все мрачные мысли из головы. Однако она явно недооценила масштабов скандала, который, не успев разгореться в полную силу, уже потряс основы городского самоуправления. Вышедшая в тот же вечер «Денвер пост» поместила обстоятельнейшую статью, в которой называлась примерная цифра украденных денег. Был назван и источник, откуда появились эти данные: окружная прокуратура.

По всей видимости, Пинки запретил своим репортерам приставать к ней с расспросами. Но прочая пишущая и говорящая братия подобными запретами стеснена не была. Стоило ей выйти из здания телестанции, как на нее налетела шайка ретивых представителей различных изданий и других телеканалов. Кари держала рот на замке, молча расчищая путь к своей машине. Гнев и страх боролись в ее душе. Держа руль, она заметила, как дрожат ее руки. Сердце в груди бухало, как паровой молот.

Быстро поднявшись в свою квартиру, Кари неимоверным усилием воли заставила себя успокоиться. Нет, так никуда не годится. Ведь излишние волнения могут повредить ее ребенку. Тише, тише, вот так… Главное, без паники. Она должна проявить выдержку, стиснуть зубы и ждать. Ждать, пока улягутся страсти. Тем более терпеть придется не так уж долго – несколько дней от силы.

Еще одна иллюзия. Кари недооценила усердие мистера Макки. Подробности скандала пошли гулять по первым полосам ежедневных газет. А чтобы огонь, не дай бог, не затух, в него прилежно подливали масло программы новостей всех без исключения телеканалов. Макки добился-таки от большого жюри присяжных выдвижения обвинений против Паркера и Хейнса. Была назначена дата процесса.

В считанные дни Хантер Макки превратился в городскую знаменитость. Глядя на его самодовольную физиономию на экране телевизора, читая в газетах его бесконечные интервью, Кари все больше и больше ненавидела этого человека. Для нее он был не человеком даже, а просто чинушей – окружным прокурором, готовым на все ради достижения своей маниакальной цели. И цель эта заключалась в том, чтобы вывалять честное имя Томаса в грязи. Перед ней был враг, который при необходимости без колебаний раздавит ее саму и поставит под угрозу будущее ее ребенка.

Демонстрируя выдержку, достойную античного героя, Кари каждое утро вставала, приводила себя в порядок и отправлялась на телестудию, ни в чем не отступая от обычного распорядка дня. Уходя с головой в работу, ей удавалось хотя бы на время полностью отвлечься от гнетущих мыслей. Ночью же она беспокойно металась в кровати, пытаясь придумать, как защитить имя Томаса от грязных прокурорских лап.

Ею владела непоколебимая уверенность в том, что если ее покойный муж и причастен к этому делу, то только косвенно. Так есть ли в ее распоряжении хоть что-нибудь, что могло бы послужить его оправданию? Досье, письмо, записка? А может, она поднапряжется и вспомнит какой-то факт, который станет неопровержимым доказательством его невиновности?

Только бы нашлись эти свидетельства! Неужели память не в силах оказать ей эту услугу, которая сейчас ей так нужна? Господи, лишь бы получилось, и тогда она с радостью отбросила бы в сторону все свои обиды и отправилась прямиком к Макки. Эта мысль придавала ей силы, и Кари с утроенной энергией принималась за поиски, которые, к сожалению, оставались бесплодными. Отчаяние в душе росло.

Напряжение последних дней начинало сказываться. Оставалось лишь надеяться, что ее крайняя измо-танность не проявляется внешне. Что же касалось беременности, то тут особого повода для тревог не было. Живот еще не скоро выдаст ее. Во всяком случае, к тому времени она уже успеет решить все свои нынешние проблемы. Тогда и можно будет объявить всем, что она ждет ребенка. А пока что Кари оставалась тощей, как щепка.