Нежность

– Ты снова о том же. Но представь себе, что остался один с детьми. Как и что ты будешь делать?

Хосе задумался. Какое-то чувство подсказывало ему, что торопиться с ответом не следовало. Наконец он с любовью посмотрел жене в глаза.

– Хочешь, я скажу тебе чистую правду?

Валентина едва заметно кивнула.

– Наверное, я не справился бы, – признался Хосе. – Но без моих детей мне будет очень тяжело.

Чуть заметная улыбка тронула губы Валентины.

«Что поделаешь, – подумала она. – Он эгоист, как и все мужчины».

Она легонько сжала руку мужа.

– Хосе, у меня к тебе просьба.

Он наклонился к жене.

– Какая?

– Прошу тебя, приведи ко мне детей. Я хочу поговорить с ними. – Валентина немного помолчала и добавила: – Потом у меня уже не будет сил…

Хосе прикусил губу, удерживаясь от слез.

– Хосе, пожалуйста, сделай, как я прошу… И не нужно, чтобы ты или мама присутствовали при этом… при нашем разговоре… Я люблю вас всех, но я должна поговорить с детьми. Это очень важно! А теперь иди… Дай мне отдохнуть…

Хосе поднялся. Его переполняла злость – он злился на себя за свою беспомощность. В голове беспорядочно роились мысли. Что делать? Как заставить Валентину не думать о смерти?!

Какая-то надежда на Ричардсона оставалась. Не сегодня-завтра с ним свяжутся, он откликнется на их просьбу приехать, если он человек.

Валентина посмотрела на мужа по-особому, так, как она умела это делать в лучшие годы их супружеской жизни. И Хосе понял, что в этом взгляде заключена та подлинная власть, которую Валентина всегда имела над ним – сильным и уверенным в себе мужчиной.

– Прошу тебя, Хосе, иди, – повторила она. – Я вижу, ты хочешь мне что-то сказать, но лучше не говори. Просто иди!

Жалко улыбнувшись, Хосе молча кивнул и вышел.

20

Было решено, что мальчики поедут в больницу с Вероникой и Марианной, а Хосе останется дома с дочерью.

– Девочка все равно ничего не поймет, – сказал он теще. – А со старшими пусть поговорит. Может, их присутствие хорошо на нее повлияет. И Альберто, возможно, исправит свое поведение, будет лучше относиться к матери.

Вероника бросила обеспокоенный взгляд в сторону мальчиков: не слышали ли они слов отца? Но те уже были на улице.

– Сеньора Монтейро, она просила, чтобы никто не присутствовал при их разговоре, – продолжал Хосе. – Боюсь только, что ребята испугаются: вдруг Валентина начнет прощаться с ними… Вы уж смотрите там…

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Не беспокойся, все будет хорошо.

Не доходя до палаты дочери, Вероника остановилась и обратилась к спутнице:

– Марианна, зайди, пожалуйста, к Валентине и скажи, что мы пришли. Я пока побуду с детьми здесь. – И, повернувшись к мальчикам, скомандовала:

– Садитесь на скамейку и ждите.

Они послушались. Альберто вытащил из сумки какую-то книжку и углубился в чтение, а Энрико с любопытством оглядывался по сторонам.

Стоило Валентине услышать, что у нее посетители, она пришла в волнение. Как и всякой женщине, ей захотелось выглядеть получше.

– Марианна, у тебя есть с собой какая-нибудь косметика?

– Есть, конечно.

Марианна выложила на кровать содержимое своей сумки: пудреницу, помаду и тушь для ресниц, тени и румяна.

– Ты уж мне помоги, я не хочу сама даже смотреться в зеркало: я знаю, что выгляжу ужасно.

Марианна начала приводить подругу в порядок. Справиться с синими кругами под глазами, меловой бледностью щек было нелегко. Наконец она отодвинулась от Валентины, оценивая результат своей работы.

– Ну вот, кажется нормально, – одобрила она. – Валентина, что ты все-таки хочешь им сказать? Сохрани тебя Господь, только не говори мальчикам ничего такого… Они уверены, что ты скоро вернешься домой. Я просто поссорюсь с тобой, если ты их напугаешь.

– Поссоришься? Как смешно это слышать… Давай, веди их сюда.

Когда Марианна вышла, Валентину охватили сомнения. О чем она будет говорить с детьми? В самом деле, она не должна их пугать. А вдруг этот разговор последний? С замиранием сердца она ждала.

Энрико вошел первым, нерешительно остановился и, увидев на кровати мать, бросился к ней. Альберто, переступив порог, постоял у двери, плотно ее закрыл, но не сдвинулся с места. Вид у него был насупленный.

– Мамочка, как я по тебе скучал! – целовал Энрико Валентину.

– И я по вас скучала, – мать поцеловала мальчика и погладила его по макушке. – Альберто, почему ты такой надутый? Мог бы хоть улыбнуться маме… Подойди сюда… – Альберто молча подошел. – Какие вы у меня красивые… Но вам пора подстричь волосы, а то будете похожи на девчонок.

– Мама, а ты поправишься? – неожиданно спросил Альберто.

Валентина замерла. Вопрос сына причинил ей страдание. Справившись с собой, она улыбнулась сквозь слезы и ответила:

– Может быть, еще и поправлюсь… Я буду стараться…

– Мама, а что ты хочешь нам сказать? – спросил Энрико.

– Я хочу вам сказать, что вы должны слушаться папу и бабушку… и любить их… пусть у вас будет много друзей…

– Мы и тебя очень любим! – перебил ее Энрико.

– А еще не обижайте девочек…

Альберто скривился и махнул рукой.

– Да ну их всех! Задаваки…

Энрико осуждающе посмотрел на брата:

– Не говори так при маме!

– А ты помолчи! Не твое дело!

– Мальчики, не ссорьтесь. Энрико, поцелуй меня…

Энрико подошел к матери, уткнулся в ее щеку носиком.

– Спасибо, дорогой, – сказала Валентина. – А теперь ты, Альберто… Ну что же ты стоишь?

Старший сын не шевельнулся и с неприязнью взглянул на мать.

– Альберто, – вздохнула Валентина, – очень прошу тебя, обещай мне, что будешь хорошим мальчиком. И перестань делать вид, будто ты меня не любишь.

– Я тебя люблю, – равнодушно произнес мальчик.

Мать покачала головой и поудобнее устроилась на подушках.

– Конечно, ты меня любишь, – сказала она тоном, не допускающим сомнений. – И не вздыхай, пожалуйста. Тебе не нравится, когда я говорю об этом в присутствии твоего брата? Но я же твоя мать… И я тебя очень и очень люблю… Так же, как и Энрико, как и свою маму. Неужели ты мне не веришь? Ведь если со мной что-то случится, и вы останетесь с папой одни, ты пожалеешь о своем поведении. Будешь вспоминать меня… как я читала тебе сказки, когда ты был совсем маленьким… как пела колыбельные песни… как купила тебе однажды перчатку для бейсбола… Ты вспомнишь многое, даже то, что раньше раздражало… И ты поймешь, что очень меня любил, почувствуешь себя виноватым передо мной… Но не думай так, сынок. Я знаю, что ты меня любишь.

У Альберто задрожали губы.

– Я очень, мама, тебя люблю. Но мне было обидно, когда ты не обращала на меня внимания.

– Может, я и виновата в чем-то перед вами… Я прошу у всех вас прощения. И я очень вас всех люблю!

Альберто подошел к кровати и поцеловал мать.

– А теперь бегите… Поцелуйте за меня Веронику.

Когда мальчики вышли, Валентина, оставшись одна, долгое время провела в задумчивости.

Ей хотелось жить. Внезапно она поняла, что должна бороться с болезнью и победить ее. Должна ради детей.

– Никто не звонил? – спросила Вероника у Хосе, вернувшись из больницы и едва переступив порог.

Мальчики и Марианна отстали; Вероника, торопясь услышать новости, опередила их.

– Звонил, сеньора Вероника, звонил! – радостно отозвался Хосе. – Сеньор Альварадо звонил несколько раз, он разыскал Ричардсона.

У Вероники перехватило дыхание. Неужели… Неужели все ее страхи скоро останутся позади? Нет, успокаиваться рано, нужно еще упросить Фрэнка Ричардсона приехать в Мехико.

Хосе тем временем продолжал, заставляя сердце матери биться все чаще:

– Сеньор Альварадо сказал, что Фрэнк оказался прекрасным человеком… Он сразу согласился приехать, представляете?! Альварадо просто слов не находил, он так сожалел, что вас нет. Но, по-моему, он уже увидел, что вы вернулись… – Хосе выглянул в окно. – Так и есть, он спешит сюда.