Тайная жизнь непутевой мамочки

На следующее утро, когда мы садились в машину я обнаружила, что Ровер устроил там себе резиденцию. Он нашел дорогу в перчаточный ящик и перегрыз некоторые красные и белые провода. Он съел хлебную корку и яблочный огрызок и повсюду оставил свои «визитное карточки». Том пытался поставить компакт-диск, но проигрыватель не работал. Также, как и освещение в перчаточном ящичке. Он всмотрелся внутрь и достал оттуда погрызенный шоколадный батончик.

— Если бы я не знал, что это не так, то сказал бы что это следы зубов грызуна, — подозрительно заметил он.

— Однако Ровер мирно сидит в своей клетке, — сказала я. — Ты же видел его там.

— Кто такой Ровер? — спросил он. — Я думал, что хомяка назвали Спот.

— Это его второе имя, — шепотом говорю я. — Не упоминай об этом, потому что был спор из-за того как его назвать.

Том откопал на полу позади пассажирского сиденья «Дорожный путеводитель от А до Я». Он поднял его вместе с маленькой кучкой измельченной бумаги. Очевидно, Ровер устраивал себе гнездо.

— Ради Бога, Люси, что случилось с картой? — спросил муж. — Что-то съело половину Ислингтона.

К счастью, Том был настолько поглощен тем, что пытался восстановить нужную ему страницу, что не заметил маленького хомячка, пристально взирающего на него из глубины бардачка. Но к несчастью, его заметили дети.

— Мамочка, смотри, это Ровер, он воскрес, — сказал Джо.

Ровер выпрыгнул из бардачка прямо на Тома, который, чертыхаясь, подскочил на своем сиденье.

— Папа сказал слово на букву «х», папа сказал слово на букву «х»! — зазвучал хор на заднем сиденье.

Ровер исчез в задней части автомобиля.

Еще полчаса ушло у нас на то, чтобы поймать его и вернуть в неволю, — но мы ссорились так громко, что Ровер отказывался выходить.

— Ты никудышная притворщица, — сказал Том, когда мы закрыли дверцу клетки. — Полагаю, однако, это залог того, что у тебя никогда не будет посторонних любовных связей, или, в крайнем случае, если такое произойдет, ты никогда не сможешь сохранить это в секрете.

— Ну, в этом он прав, — говорит Эмма. — По тебе всегда все видно.

— Дело в том, что и через три месяца хомяк может рассматриваться как определяющий момент, — задумчиво говорю я. — Переломный пункт.

— О чем ты говоришь? — осторожно спрашивает Кэти.

— Ничего определенного, — отвечаю я. — Я лишь имею в виду, что только задним числом можно понять, как одно событие воздействует на другое. Цепные реакции.

— Ты подразумеваешь нечто наподобие того, как эрцгерцог Фердинанд был убит в Сараево? — спрашивает Эмма.

— Точно, — соглашаюсь я.

Я допила свой бокал шампанского, и Эмма снова наполнила его.

— А как развивается пьеса с Прирученным Неотразимцем? — любопытствует Кэти.

— Я потеряла к нему интерес, — говорю я. — Мы стали друзьями. Из офигительной фантазии все превратилось в банальную реальность.

— А что он? — допытывается она.

— Даже не вздрагивает! — Я отвечаю так убедительно, что почти сама верю в это.

— Я бы желала выключить сексуальный ток в отношениях с Гаем, — говорит Эмма. — Это самая трудная часть процесса.

— И каков главный прогноз? — спрашиваю ее я.

— В душе я уже почти приняла решение и могу гарантировать, что все будет окончательно завершено еще до конца этой недели, — загадочно отвечает она. — На самом деле я должна встретиться с ним позднее. Обещаю, что расскажу вам все подробности, как только это произойдет, но сейчас я не хочу говорить, потому что могу спровоцировать нешуточный спор.

— Я не могу продолжать лгать Изобэль, — говорю я. — Это заставляет меня чувствовать себя отвратительно.

— Не могу представить, насколько неудобным это может быть, — усмехается Эмма.

— Возможно, тебе следует постараться чуть больше, — язвительно произносит Кэти.

Эмма не заметила того факта, что ступила на ту территорию, которую топтала Кэти пару лет назад, когда муж оставил ее.

— Если ты испытываешь недостаток аргументов для того, чтобы осуждать Гая, то должна чувствовать собственную моральную обязанность закончить эти отношения сейчас. Дети почти всегда страдают, когда родители расходятся. Они вырастают и вступают в отношения, не имея перед глазами образца, которому должно следовать. Посмотри на себя, ты все еще так задета тем, что твой отец сбежал от твоей матери, что проводишь время только с теми мужчинами, которые никогда не захотят завести семью.

— Однако Бен, кажется, чувствует себя прекрасно, — смущенно говорит Эмма после паузы.

— Да, отчасти. Мы пытаемся представить тот факт, что его родители не живут больше вместе, в позитивном свете. Я говорю мальчику, что ему повезло, потому что у него есть две спальни, два дома, два подарка на Рождество, двойное количество каникул. Но, даже говоря все это, я не очень-то в это верю.

— Послушайте, я почти у финиша! — восклицает Эмма. — Каждый раз, когда я с ним, я нахожу что-то новое, что может не нравиться, и, по сути, я чувствую, что у меня достаточно сил, чтобы окончательно с ним порвать. Мне только нужно найти ему замену.

— Есть кто-нибудь на примете? — спрашивает Кэти.

Я рада ее вмешательству в разговор. Характерная черта Эммы — видеть положение дел только со своей точки зрения.

—

У меня начался хороший флирт кое с кем на работе, — говорит она.