Тайная жизнь непутевой мамочки

— Футбол, кино, рестораны, куда поехать на отдых, книги, которые мы читаем, — все, о чем принято говорить, — продолжает она. — За исключением этой странности, все совершенно нормально. Просто я нахожу это немного утомительным. Очень здорово иметь так много секса и быть любимой двумя мужчинами, но это слегка чересчур, как, например, переесть шоколада. Слишком много хорошего.

— Итак, когда Бен проводит уик-энд со своим отцом, а ты с ними обоими, то как ты решаешь, в чьей постели будешь спать? — спрашиваю я.

— Мы все спим в одной постели, — отвечает она.

— Очень удобно, — замечает Эмма.

— В действительности в данный момент слегка жарковато, — добавляет Кэти.

— А в какой момент другой понимает, что может к вам присоединиться? — спрашиваю я, мысленно представляя систему колокольчиков, которую можно еще иногда встретить в некоторых сельских домах. Самое замечательное во времяпровождении с Кэти и Эммой — то, что их ситуации всегда более забавные, чем моя собственная.

— Ладно, это именно та часть отношений, которая изменилась, — говорит Кэти. Я поражаюсь: двое мужчин слились? — Не вдаваясь в мелкие подробности, это все происходит в одно время.

— Значит, есть элемент гомосексуализма! — ликует Эмма. Это, как она полагает, подтверждает ее оригинальную теорию.

— Не думаю, что все так просто, — говорит Кэти. — Мне кажется, каждому из них нравится смотреть, как другой занимается сексом с той же самой женщиной. И еще здесь есть элемент соперничества.

— С мужчинами всегда так, — замечает Эмма.

— Боже, мне придется все рассказать Тому! — вздыхаю я.

— Я хочу заново открыть радости тривиального секса, — заявляет Кэти.

— О чем ты? — Я представляю сценарий, включающий мороженое и лужайку, — но отнюдь не перспективу увеличения горы грязного белья и усугубления моих мытарств со стиркой.

— Я имею в виду обычный, заурядный секс, — объясняет она. — У нас, кажется, никогда не бывает возможности «упасть на диван перед телевизором с какой-нибудь готовой едой».

— Тебе еще предстоят годы такой жизни, — устало обнадеживаю я.

— И тут не так много дружеских отношений. Твой брат говорит, что лояльность и нежный преданный характер — важные черты в мужчине, и что в двадцать лет мы имеем обыкновение отвергать мужчин, которые их проявляют. Потом, когда нам уже тридцать, те мужчины оказываются заняты, и нам остаются остальные — как раз в тот момент, когда наши приоритеты в корне изменились.

— А себя он включил в число этих остальных? — интересуюсь я.

— О да, — отвечает она. — Он описывает самого себя как классический случай фобии — боязнь ответственности и неспособность поддерживать отношения ни с одной женщиной более двух лет.

— О! Значит, ты с ним виделась? — вопрошаю я, поскольку вряд ли они вели этот разговор по телефону.

— Я столкнулась с ним пару недель назад, и мы вместе дважды обедали, — отвечает она.

Приходит официант с еще одной бутылкой шампанского.

— Не хотите ли имбирного пива? — спрашивает он меня, поприветствовав Эмму.

Это тот же самый официант, который был во время моего последнего визита сюда; я поздравляю его с безупречной памятью и с завистью смотрю на его фартук. Со времени отъезда Петры прачечный пейзаж почти не изменился. Я нашла прачечную для рубашек Тома, а няня получает дополнительные деньги, разбираясь с остальным. В этом деле наметился прогресс, но проблема все еще остается.

К моему удивлению, фартук официанта измят и в пятнах. Их так много, что он напоминает географическую карту мира. Я ищу очертания различных стран и нахожу пятно от красного вина, напоминающее Австралию, и цепь маленьких красных островков вдоль более большой отметины, образовавшихся, я полагаю, от томатного соуса — это может быть Греция и несколько островов, возможно, Крит и Корфу. Он замечает, что я рассматриваю его, и печально качает головой.

— Он бросил меня, — объясняет официант. — Я продолжал оставлять дверь холодильника незакрытой. И однажды утром во время этой жары я пришел в кухню и увидел, что все начало портиться, и тогда это случилось. Три года накрахмаленных фартуков испарились менее чем за пять минут — из-за пинты прокисшего молока.

Он пожимает плечами, наливает мне еще один бокал шампанского и удаляется.

— Не могу поверить, что пары распадаются по таким пустяковым причинам, — говорит Эмма.

— Они кажутся пустяковыми, если ты рассматриваешь их в отрыве от всего остального, но почти всегда они являются последним звеном в целой цепи событий, — возражаю я.

Я рассказываю Эмме и Кэти о моем самом последнем скандале с Томом.

— После продолжительных дискуссий он, наконец, дал свое разрешение купить Джо на его шестой день рождения хомячка, с тем условием, что я возьму на себя всю ответственность за его благополучное существование, — рассказываю я.

— Я не хочу, чтобы он свободно разгуливал повсюду, перегрызая проводку и устраивая беспорядок, — заявил он.

— Но тебе не придется выводить его на прогулку и тому подобное. Хомячки — крохотные существа. Ты их даже не заметишь, — сказала я ему.

Я рассказываю, как вместе с тремя мальчиками пошла в местный зоомагазин, где мы выбрали оранжевого хомячка, которого они решили назвать Ровер, потому, что на самом деле им хотелось завести щенка. «Замещающее домашнее животное» — так назвал бы его Марк. Кэти громко смеется.

К тому времени, когда мы приехали домой, Ровер успел прогрызть обувную коробку и потерялся где-то в машине. Дети были безутешны, поэтому мы вернулись в зоомагазин, чтобы немедленно купить замену, которую я доставила домой в маленьком аквариуме для рыбок пристегнутом ремнем на переднем сиденье автомобиля и тут же пересадила его в высшей степени надежную клетку в саду.