Мелькнул чулок

– Мисс Хэвиленд, я доктор Райд, – опять донесся мужской голос. Из мутной пелены выплыло довольно молодое лицо в очках.

– Я хирург-резидент – ваш лечащий врач. Вы в университетском госпитале Лос-Анджелеса, мисс Хэвиленд. Вы знаете, почему оказались здесь? Помните, что случилось с вами?

Энни попыталась раздраженно качнуть головой, но чья-то рука осторожно остановила ее.

– Нет, мисс Хэвиленд. Не пытайтесь двигаться. Это очень важно. Ваша голова фиксирована специальной скобой, потому что мы обеспокоены возможным повреждением шеи. Пожалуйста, мигните раз, если хотите сказать «да». Два раза будет означать «нет». Вы меня слышите?

Энни моргнула, но тут же перед глазами заплескала темная болотная тина, сомкнувшаяся над ней в тот момент, когда деревянное ограждение затрещало под напором машины.

«Тупик». Вывеска… написано… «Тупик».

– Вы попали в автокатастрофу, мисс Хэвиленд. Помните? Энни равнодушно прикрыла веки.

– Это было тридцать шесть часов назад, – объяснил доктор. – Вам сделали операцию, чтобы удалить разорванную селезенку и остановить внутреннее кровотечение. Поэтому так болит живот. Челюсть скреплена проволокой – вы сломали ее, когда ударились головой о лобовое стекло. На лице специальная маска, помогающая залечить порезы и ссадины. Рядом стоит капельница, а в носу трубка, чтобы поддерживать стабильное состояние и кормить вас, но их скоро удалят. Вы меня понимаете?

Веки задрожали и с усилием приоткрылись.

– Бедро, левая нога и правое плечо в шинах, чтобы фиксировать их, пока не сможем провести ортопедическую операцию, чтобы вправить переломы. То же самое с позвоночником. Состояние у вас критическое, но, думаю, все будет в порядке. Самое главное – сохранять абсолютную неподвижность, пока мы, и только мы, не попросим вас двинуть какой-нибудь частью тела. Я знаю, это крайне неудобно, но ничего не поделаешь. Понимаете?

Он, казалось, не видел отчаяния в ее глазах. Энни моргнула.

– Ну, а теперь я попрошу вас сделать для меня кое-что, если сможете. Сейчас я коснусь вашей правой ноги, постарайтесь пошевелить пальцами.

Доктор поздравил Энни с тем, что она смогла свободно двигать пальцами ног, рук и глазами. Потом он начал спрашивать, где болит, но Энни могла только утвердительно моргать в ответ на каждый вопрос – болело везде, повсюду, в каждой точке тела. Энни отплывала от доктора все дальше к тоскливому горизонту наркотического забытья, как вдруг что-то с силой потянуло ее назад. Слово слетело с губ, заглушенное эластичной маской и проволокой, скрепляющей челюсть, неразборчивое, но, как ни удивительно, доктор понял:

– Малыш…

Энни почувствовала, как он взял ее за руки.

– У вас будут еще дети, мисс Хэвиленд. Постарайтесь не слишком расстраиваться. Самое важное сейчас – выздороветь. К счастью, ваши репродуктивные органы не пострадали. Я хочу, чтоб вы помогли нам и выздоровели побыстрее. Сделаете это для меня?

Тьма словно благодетельный бальзам накрыла ее, отсекла назойливый голос. Наркотик будто живое существо, казалось, понял отчаяние Энни и сумел увести ее от этого мира, заглушив все, что так мешало…

Наверное, доктор солгал, и ей уже никогда не оправиться. Эта мысль доставила ей удовольствие. Энни будет счастлива уйти отсюда навсегда.

Она и так уже подобна мумии, грешному духу, осужденному за пороки на вечное молчание, неподвижность и боль. Хорошо бы в той жидкости, что вливают ей в вену, оказался яд.

– Бэби… – донесся до Энни собственный невнятный стон последней надежды.

И тут она понеслась сквозь волну тошноты к пропасти сна.

Глава III

Когда Энни проснулась, в комнате было темно. Но она поняла, что сейчас день – солнечные лучи пробивались сквозь щели в жалюзи, отражались на потолке, кинжалами вонзались в мозг Энни.

Не успев прийти в себя, она уже стонала. Где-то рядом должна быть кнопка вызова медсестры, но двинуть головой невозможно. Мучительная боль в животе и лице мешала сосредоточиться.

Мужская рука с длинными желтоватыми пальцами возникла в поле зрения, опустилась, нашла шнур со звонком, вложила в ладонь Энни.

С усилием разлепив веки, Энни увидела Дэймона Риса. Маленькие глазки напряженно блестели.

– Вот, возьми, принцесса. Держи крепче. Тебе он понадобится.

Знакомый ворчливый голос был словно бесполезная ласка в разгар кораблекрушения.

Наверное, вежливость требует, чтобы она улыбнулась, но в маске это невозможно. Только глаза выражали благодарность. Энни попыталась промямлить что-то в знак приветствия, но Рис покачал головой.

– Спокойно, бэби. Не нужно говорить. И двигаться тоже. Эти костоправы скрутили тебя по рукам и ногам. Ты вся в гипсе, как статуя. Неприятная история, но скоро все будет хорошо, поверь.

Появились врач и сестра.

– Сделать укол? – спросил хирург, переводя взгляд с измученных глаз Энни на экран монитора где-то за ее головой.

– Конечно, ей нужен наркотик! – вмешался Дэймон. – Вы же знаете, сколько времени прошло. Господи, не заставляйте же ее отвечать! Сделайте все, что нужно, и побыстрее.

Энни почувствовала, как Дэймон нежно сжал ее пальцы, пока доктор готовил шприц.

– Спокойно, бэби. Не волнуйся. Я с тобой.

Дэймон говорил тихо, но с нотками едва сдерживаемого гнева, направленного теперь уже против врача.

На этот раз пробуждение было таким же болезненным, но переносилось легче, возможно, потому, что ощущение было знакомым. Энни чувствовала пульсирующую боль, распространявшуюся по всему телу. Ужасно ныл живот, свинцовая тяжесть тянула к земле.

Сейчас она знала, что верхняя челюсть сломана. Целы ли зубы? Ужасная эластичная маска на лице, словно когти демона, вцепилась в кожу. Трубка в носу ужасно мешала.

Ей снова сделали укол и опять эти чудовищные создания – плод болезненной фантазии: сочащиеся гноем раны, хищники, обдающие ее зловонным дыханием, окружили Энни. Наркотик вызывал кошмары почти такие же непереносимые, как боль, с которой вел битву. Внезапная мысль ослепительной молнией мелькнула в мозгу. Только ад может тягаться с адом.

Огромные, полные страдания глаза умоляюще глядели на Дэймона Риса, а тот терпеливо повторял:

– Не беспокойся ни о чем. Я не спускаю глаз с этих лекаришек. Ты вне опасности, крошка, и сейчас они говорят, что тебе немного лучше. Они вырезали селезенку, вправили переломы, сделали операцию на позвоночнике, но это еще не все. Сегодня придет ортопед. Я буду с тобой все время.

Энни смогла только слабо благодарно моргнуть. Сколько же он просидел здесь?

Что-то в его улыбке подсказало: Рис знает ее тайну.

– Я потеряла ребенка.

Голос был почти неслышен, губы едва двигались.

– Знаю, крошка, знаю.

Энни никогда не видела такой нежности в глазах Дэймона.

– Ни о чем не думай, только наберись терпения пройти через это испытание. Все обойдется. У тебя еще будет столько детей, сколько захочешь. Держись и помни, я с тобой. Моргни, если все в порядке, хорошо?

Вместо ответа Энни закрыла усталые глаза и уснула.

Глава IV

Ни измученный, занятый своими невеселыми мыслями Дэймон Рис, ни искалеченная девушка на постели не заметили, что среди бесконечно меняющихся безликих докторов, сестер и санитарок затесался самозванец.

Сойти за доктора оказалось легче легкого – белый халат, табличка с именем, прикрепленная к халату, стетоскоп.

Уолли Дугасу уже несколько раз удалось проникнуть в госпиталь в поисках записей или для встреч с людьми, которых необходимо было расспросить. Охрана на входе пропускала всех подряд: самое главное – заботиться о здоровье пациентов, а не отшивать нежелательных визитеров. Сестры чаще всего были заняты в палатах, а не сидели на постах. Словом, немного старания – и можно получить то, за чем пришел.

На этот раз Уолли отправился прямиком в отдельную палату, куда перевезли Энни Хэвиленд после недельного пребывания в реанимации. Как он и подозревал, сиделки, дежурившие у ее постели, вели историю болезни, занося данные в график.