Спаси меня (ЛП)

Я слезаю со стола, надеваю футболку, и следую за ней.

***

Спустя некоторое время, уже находясь дома, я размышляю, рассказать ли комунибудь о сегодняшней головной боли. Скорее всего, все дело в летней жаре, добравшейся до меня.

Телефон гудит, оповещая о входящем смс-сообщении от Девин:

«Милый мальчик, мама сказала, что бы ты тащил сюда свою задницу, если хочешь есть»

Зная, что мама появится у меня на пороге, если я не приду, направляюсь в дом родителей.

Когда вошел в дом моего детства, на меня нахлынули воспоминания о том, как я чудил с братьями, как вечерами всей семьей играли за журнальным столиком в настольные игры. Все изменилось. Вместо гигантской кружевной салфетки,

покрывающей журнальный столик, лежат журналы по серфингу и пульт от телевизора.

Когда-то мама содрогалась при виде журналов, валявшихся повсюду в доме. Теперь, она,

наконец-то, привыкла к безумной жизни в доме, полном мужчин.

Мой нос улавливает аромат соуса для пасты. Глубоко вдыхаю, улавливая любимый секретный ингредиент, который мама использует, чтобы сделать лучший соус, что я пробовал. Он определенно превосходит любую еду, которую я когда-либо ел в столовой,

когда служил.

Я целую мать в щеку и достаю пиво из холодильника. В последние годы многое поменялось. На кухне появилось оборудование из нержавеющей стали, исчезли желтые шторы, висевшие над окном на задний двор. На их месте белые жалюзи, которые сейчас закрыты.

Братья болтают за большим дубовым столом в конце кухни.

Я усаживаюсь напротив них.

– Эта волна была астрономического размера, чувак, – говорит Лэнс Девину, и я отключаюсь.

Мои мысли уплывают к Лиззи. Интересно, что она делает? Перебрал ее причудливые привычки. Например, она может съесть только три желейных боба за раз. О,

и все они должны быть красными. Как она напевает переиначенные тексты песен. Ее безграничная страсть ко всему, что касается небесных тел в космосе.

Многие годы я сидел с ней на заднем дворе, глядя в телескоп на кучку крошечных белых точек на ночном небе. Она все рассказывала и рассказывала о созвездиях, и даже знала название каждого крошечного пятнышка.

Кто-нибудь еще знает все эти вещи? Кто-нибудь знает, что когда Лиззи спит, она должна быть покрыта одеялом с головы до ног? Или что она накалывает на вилку только один кусочек еды за раз со своей тарелки?

Я – все это знаю, но одновременно не узнаю ее теперь. Может быть, она больше не ест только красные желейные бобы и перешла на другие цвета.

– Земля вызывает Плаксу – говорит Лэнс.

– Не называй меня так, – отозвался я.

– Ты придешь послушать, как я играю завтра вечером? – спрашивает Девин.

– Да, конечно. Приду.

Только на следующий вечер я не иду смотреть на его игру. Я лежу в постели с головной болью, которая может сдвигать горы.

Меня убивает мигрень всех мигреней, и я закрываю глаза, желая, чтобы боль отступила.

Спустя время, решаю, если что-то и может успокоить эту боль, то только сексуальный голос Лиззи. Я звоню и жду, когда она возьмет трубку.

– Привет, солдат, – нежно говорит она.

И вот – головная боль отступает.

– Привет, – я вспоминаю ее маленькое розовое бикини и ложусь на кровать. – Чем занимаешься?

– Только что легла в постель. У меня завтра трудный день.

– О, да? – мой член дергается, от картинки, которая вырисовывается в голове –

полуголая Лиззи лежит в постели. – Ну, очевидно, я должен спросить, что сейчас на тебе надето, – дразню я ее. Но я чертовски, серьезен.

Она смеется.

– Розовая майка и шорты со звездами.

Мой пульс учащается. Блядь. Зачем я спросил? Это, должно быть, сексуальнее, чем бикини.

Я меняю тему:

– Прости, что звоню так поздно.

– Все нормально. Ты в порядке? – спрашивает она.

Я присаживаюсь, снимаю футболку и откидываюсь назад, теперь на мне лишь боксеры.

– Да. Просто хотел услышать твой голос.

– Ну, я рада, что ты позвонил. Я весь день думала о тебе.

Я навострил уши, словно собака в период течки (мое тело реагирует таким же образом!).

– О, да? Почему это?

– Я думала о том вечере, о тех парнях. О том, каким ты был крутым.

Я улыбаюсь.

– Ничего особенного. В армии и не такому учили.

– Ты там когда-нибудь боялся? – ее голос понижается, и я представляю себе, как она лежит на кровати, ее непослушные волосы, рассыпавшиеся по подушке.

– Иногда. Однажды мы попали под удар, я действительно думал, что никогда не вернусь домой.

– Я так рада, что ты вернулся, – мягко говорит она. – Я бы сильно по тебе скучала.

Она меня возбуждает. Дело даже не в разговоре, а в ее сексуальном дыхании и голосе, именно они на меня так действуют.

– Почему? – я хочу подвести ее к тому, что она меня хочет, даже если знаю, что это не так. С ней – на другом конце провода, безопасно.

Храбрость – это то, что мне никогда не приходилось ставить под сомнение. Я без проблем мог ворваться во вражеский лагерь или влиться в сражение. Но сейчас я чувствую себя трусом, ждущим затаив дыхание; надеющимся, что Лиззи что-то скажет,

что угодно, чтобы показать, что она меня хочет.

– Я скучаю по тому, как весело нам было вместе. Мне не хватало разговоров с тобой.

– Я уверен, что Большой Рыжик составлял тебе кампанию, – ревность ударяет меня под дых.

– О, пожалуйста. Это не так, – смеется она, и это самый сладкий звук, который я когда-либо слышал.

– Да, это верно. Только я помню, что тебя заводит, – я закрываю глаза вспоминая.

– «В твоих губах волшебная сила», – цитирую Шекспира.

Она резко вдыхает.

– Я люблю Шекспира. И ты прав. Это меня заводит.

Мой член подпрыгивает, твердеет при ее словах.

– О, да? Ты сейчас заведена?

Она колеблется, прежде чем ответить:

– Я не могу сказать тебе этого.

Блядь. Так и есть, она возбуждена.

– Скажи мне. Просто двое друзей разговаривают о том, что их заводит.

– Ну, хорошо, твоя очередь. Что тебя заводит? Что разгорячает твою кровь? –

спрашивает она.

Я провожу рукой по члену.

– Розовые бикини, – я делаю глубокий вдох. – «В моей душе как будто шла борьба,

мешавшая мне спать», – цитирую еще одну строчку сонета Шекспира.

– Вот черт. Великолепная строка, – тишина заполняет линию, а затем: – Это правда? Ты с чем-то борешься?

Я раздумываю над тем, что сказал. В голове идет борьба. В сердце идет борьба. И в душе нет мира. Из-за желания, которое я испытываю к Лиззи, из-за каждодневного ада внутри головы, уменьшающимися надеждами на счастливую жизнь… да, я нахожусь в состоянии войны.

– Нет, я в порядке, – отвечаю я. Мое настроение ухудшается, головная боль возвращается. – Слушай, знаю, что ты завтра работаешь. Я должен тебя отпустить.

– О, хорошо.

– Скоро увидимся, – после того, как она прощается, я вешаю трубку, закрываю глаза и пытаюсь заснуть.

***

В субботу я прекрасно себя чувствую. Лиззи звонит и говорит, что бы я был готов к веселому вечеру, но я знаю, что веселого будет мало.

Всякий раз, когда она предлагает веселое времяпрепровождение, я знаю, что планируется то, что, скорее всего, для меня будет пыткой.

Как мы и договорились, я забираю ее в восемь.

Она выходит в светло-голубом платье, которое колышется вокруг ее ног. Ноги, на которые я не могу перестать пялиться. Но короткая длина платья – не самая лучшая часть.

А вот лиф платья, удерживает ее груди близко друг к другу, создавая идеальную ложбинку по которой мог бы пробежаться мой язык.

В ее руках – телескоп. Тот, которого я не видел с детства.

– Готов ехать? – она улыбается. Боже, ее гребаная улыбка – это то, о чем каждый мужчина, скорее всего, мечтает ночью. Я, точно о ней мечтаю.

– Да, – хриплю я, мне уже тяжело выталкивать из головы ее сексуальные мысли о ней.

– Поезжай на пирс, – командует она, когда я выруливаю с ее подъездной дорожки.