Зарисованное лето (СИ)

- Ты Саша, да? Меня зовут Света. Пойдемте, там уже шашлыки почти готовы.

Компания концентрировалась вокруг костра: кто ближе, кто подальше - особенно парочки. Я отыскал в толпе Машу, которая, конечно, тут же уселась рядом со мной, прямо на песок. Сашка, окруженный девчонками, разместился неподалеку. Все уже были пьяные и веселые, а мы с ним догоняли остальных. Все болтали в своих тесных кружках, но тут громче остальных начали раздаваться голоса спорящих парней:

- Да заебал ты уже с этими хохлами! Отстань уже от них!

- Как это - отстань?! - возмущался Андрей. - Какого хера эти ублюдки вообще творят? Своих же мочат, порядок навести не могут. И подставляют анальную дырку под Европу, как пидорасы.

- Они и есть пидорасы! - подхватил кто-то.

- Ага, - отозвался еще один. - А слыхали, в Пиндосии узаконили гейские браки? Теперь они всей страной долбят друг друга в жопу.

Среди общего смеха раздался голос Светы:

- Ну и какое тебе дело, кто куда кого долбит в Пиндосии?

Андрей повернулся к ней:

- Да это же мерзко... Прикинь, в жопу! Говномесы!

- Когда речь шла о Наталкиной жопе, ты что-то не слишком возмущался, - парировала Света, вспомнив старую историю. Андрей тогда с гордостью рассказывал всем, как развел временную подружку на анал.

Толпа ответила дружным хохотом, но Андрей пытался перекричать:

- Не передергивай! С девушкой - это другое!

- Ну конечно, другое! - Света не давала ему спуска. - Знаете, а вот я иногда жалею, что я не лесбиянка. Мне кажется, с женщиной ужиться куда проще! Жаль, что у меня встает только на мужиков...

Андрей тут же переключился:

- Ого, Светлан, ты это... Если когда-нибудь решишься, меня позови. Я б поглазел!

- В очередь, индюк! - заржал стоявший рядом со Светой Игорь. - Я первый! У меня и глазомер больше!

Они еще какое-то время под всеобщий хохот мусолили эту тему, а я присмотрелся к тем, чья реакция на такие разговоры меня интересовала. Сашка, улыбаясь, так и болтал с одной из девчонок, которая постоянно пыталась переместиться к нему на колени. А Кирилл... он позеленел. Стало даже странно, что никто больше не заметил такое сильное изменение его настроения. Он хмурился и не отрывал взгляда от Сашки, а потом встал, сплюнул и ушел в темноту. Вернулся не сразу, но, судя по всему, смог взять себя в руки.

***

- Света классно поет, - заметил Сашка, после того, как Маша зашла в свой дом, а мы направились дальше. - И вообще, она какая-то... как будто не отсюда. Как и ты.

- Мы встречались с ней в школе. Сейчас отношения ровные, дружеские.

- Удивлен, что вы расстались, - вставил он. - Я пообщался с ней... Почему не сложилось, если не секрет?

- Да нет, не секрет, - я махнул рукой. - Просто не сложилось. Она потом перевстречалась со многими из наших. И ни с кем не была достаточно долго. Она... как будто ищет и не находит.

- Подозреваю, вы еще можете сойтись снова. Если она не уедет куда-нибудь подальше, что было бы очень логично.

- Нет. Это очень уж вряд ли. Прошло давно, говорю же. Я даже к Маше больше привязан.

- Ты можешь думать о себе что угодно. А я буду думать что угодно мне, наблюдая со стороны. Вы со Светой сильной отличаетесь от остальных, вот с того я и решил...

- Не преувеличивай, сосед, - я рукой вытер резко потекшую на глаз жидкость. Кровь. Ранка над бровью опять открылась, а почему-то алкоголь заметно усиливает кровотечение. Возможно, я и не заметил, как разорвал ее края еще сильнее. У меня с собой не было даже платка, а пачкать футболку не хотелось.

Сашка за плечо развернул меня к себе и оценил ситуацию.

- Пошли ко мне. Бабушка уже спит давно. Хотя бы пластырь присобачим.

Я приложил руку к ране, стараясь уберечь одежду от капель, и пошел за ним. До моего дома было рукой подать, но мне до сих пор не хотелось встречаться с родителями. А если я начну искать аптечку, то, скорее всего, привлеку внимание матери. Она, конечно, уже знает, что я свалил. Но это было дело привычное, может даже, успокаивающее в ее случае - я не рыдаю в подушку от незаслуженной обиды, а пошел гулять с друзьями, как обычно.

Я умылся, стараясь очистить водой и ранку. Отражение в зеркале было впечатляющим. Синяк под глазом будет сходить очень долго, но сейчас больше беспокоила бровь. Края вокруг кроваво-мясистой полоски разбухли и теперь выглядели намного хуже, чем часа три назад.

- Надо бы зашивать, - пробубнил Сашка. - Давай, короче, перекисью, а потом стянем пластырем. Это, конечно, не лучший вариант, и шрам останется.

Он протянул мне намоченную ватку, чтобы я сам перед зеркалом обработал рану. Что я с шипением и сделал. Прищемил пальцами края и дождался, когда кровь перестанет сочиться, а потом уже Сашка небольшими полосками пластыря начал фиксировать сверху, перпендикулярно линии разрыва.

В его движениях не было ничего, что не сделал бы другой парень, помогая мне в таком же случае. Вообще ничего! Он отрезал полоску и аккуратно прикладывал к нужному месту, чуть прижимая по краям двумя пальцами, потом брал следующую. Всего три. Всего три раза он приближался и касался руками моего лица. И... это у меня, а не у него, что-то внутри перевернулось.

Это был самый первый эпизод. Я очень многое забыл, но до сих пор считаю, что это был самый первый эпизод. Я не из тех людей, которые врут себе. Я не из тех, кто себя жалеет. Поэтому, хоть и отстраненно, захотел, чтобы он, будучи вот так близко, посмотрел мне в глаза. Нет, я не собрался вдруг его поцеловать, вдохнуть запах или провернуть еще какую-нибудь романтичную хренотень - ничего подобного! Я хотел только узнать - у него сейчас глаза такие же серые, как обычно? Будет ли он улыбаться, как обычно, когда наши взгляды встретятся на таком коротком расстоянии? Я до одури захотел, чтобы он посмотрел мне в глаза.

Но его внимание было приковано только к ранке. И закончив, он просто отстранился и подтолкнул меня снова к зеркалу.

- Зацени, Мона Лиза, какая прелесть получилась.

Но я не мог сосредоточиться на своем отражении. Провалился в водоворот внутри. Сашка выдернул меня из меня уже более серьезным тоном:

- Никит, все нормально? У тебя, может, сотрясение?

Я отрицательно помотал головой и просто сказал:

- Все, я домой. Спасибо.

***

Стоит ли говорить, что уснуть я так и не смог? Когда мать громогласно позвала завтракать, я тут же пошел к ней. Она оценила ровные параллельные полоски над моей бровью и распереживалась, что сама не заметила сразу, что ранка такая глубокая. В принципе, изначально она таковой и не выглядела, потому я просто отмахнулся. Мать погладила меня по волосам и попросила сегодня отдохнуть. Это мне и было нужно.

Я поставил кактус на стол и поучился пользоваться зумом на фотоаппарате. Потом перекинул кучу снимков в компьютер. Затем проделал то же самое с книгой, с книгами, с книгами и кактусом. На улице гораздо больше объектов для такой тренировки, но выходить из комнаты не хотелось. Я не хотел спать. Не хотел писать зарисовки. Не хотел думать. Я хотел фотографировать кактус с книгами.

Ближе к вечеру подумал, что поскольку я ни разу за день не заглянул к бабе Дусе, то скоро Сашка заглянет ко мне. От этой мысли веяло истерикой. Поэтому я переоделся, предупредил мать, что ухожу, и направился... к Кириллу. Он отчего-то стал единственным человеком, которого сейчас хотелось видеть.

Я заметил его издалека. Он сидел на лавке рядом со своим домом и курил. Потерянный. Или просто с бодуна после вчерашнего.

- Привет, Кир. Присяду?

- Садись, - он пожал мне руку, подвинулся и протянул полупустую пачку.

Мы долго молча сидели рядом. Потерянные.

- Как дела? - я нарушил тишину.

- Все нормально.

- Работал сегодня?

- Воскресенье же. Завтра.

- А-а. Ясно. А я в отпуске.

- Ясно.

И снова молчание.

- У тебя как? - на этот раз спросил он.

- Нормально все.

- Ясно.

Я уже хотел встать и уйти, ведь увидел все, что было нужно: веселый, вечно что-то вытворяющий Кир превратился в развалину. Из-за того, что не смог принять себя. Или из-за того, что Сашка не захотел ему ответить. В любом случае именно Сашка убил его, вытравил из него жизнь. Когда тот уедет, Кир будет долго приходить в себя, но рано или поздно придет. Именно Сашкиного отъезда Кир, наверное, и ждет, как финальной точки, с которой можно будет начинать жить заново.