Влюблен до безумия

– Не так уж сейчас и холодно, – возразила Лайза. Они прошли мимо желтой «миаты» Делейни, стоящей возле тротуара. – Просто ты стала неженкой.

– Ты еще большая неженка, чем я! И всегда была. Помнишь, как в шестом классе ты упала на физкультуре с брусьев и потом ревела целых три часа?

– Я ушибла копчик.

Они остановились возле черного джипа Ника.

– Тебе было не так уж больно, – сказала Делейни. – Просто ты была ужасной неженкой.

– По крайней мере я в старших классах не плакала как маленькая, когда на уроке нужно было препарировать лягушку.

– Мне в волосы попали ее кишки, – стала оправдываться Делейни. – Если в волосы попадут лягушачьи кишки, кто угодно расплачется.

– Иисус, Иосиф и Мария! – Ник вздохнул, как утомленный священник. – За что мне такое наказание, что я сделал?

– Уж наверное, что-то очень грешное, – сказала Лайза. Она откинула спинку переднего сиденья и забралась на заднее.

Ник усмехнулся. Потом вернул спинку в вертикальное положение и как джентльмен придержал дверцу перед Делейни. Делейни понимала, что она пьяна и не может судить здраво, но у нее возникла мысль, что, возможно. Ник изменился к лучшему. Она посмотрела на него. Ник стоял так, что свет фонаря освещал только нижнюю половину его лица. Делейни прекрасно знала, что при желании он может очаровать кого угодно, да она и сама могла припомнить моменты, когда он был с ней необычайно мил. Например, когда она училась в шестом классе, был такой случай. Она вышла из супермаркета и обнаружила, что на ее велосипеде спущена шина. Ник вызвался помочь и толкал ее велосипед до самого дома.

Он угостил Делейни конфетой, а она поделилась с ним жвачкой. Возможно, он действительно изменился и превратился в хорошего парня.

– Спасибо, что согласился подвезти, Ник.

А может – и это было бы лучше всего, – он забыл про самую худшую ночь в жизни Делейни. Забыл, как она бросилась ему на шею.

– Всегда пожалуйста. – Чувственные губы Ника сложились в усмешку. Он протянул Делейни сумочку. – Дикарка.

Глава 3

Делейни застегнула молнию на дорожной сумке и в последний раз оглядела спальню. С тех пор как она ушла отсюда десять лет назад, ничего не изменилось. Те же розовые обои, тот же кружевной полог над кроватью, ее диски лежат на том же месте, где она их оставила. Даже моментальные фотографии, вставленные за рамку зеркала над туалетным столиком, остались на месте. Ее вещи ждали ее, но почему-то осознание этого не успокаивало, а угнетало. Стены словно смыкались вокруг нее, и Делейни хотелось вырваться.

Теперь ей оставалось только выслушать завещание, ну и, конечно, сказать о своем отъезде матери. Гвен изо всех сил будет стараться вызвать у нее чувство вины, и Делейни не ждала ничего хорошего от этого разговора.

Она вышла из своей спальни и спустилась на первый этаж, где располагался кабинет Генри и где должно было состояться оглашение завещания. Для удобства Делейни надела платье-футболку без рукавов из мягкого голубого хлопка. На ногах у нее были шлепанцы на платформе, которые легко можно было сбросить во время дальней поездки в машине, которая ей предстояла.

У входа в кабинет старый друг Генри, Фрэнк Стюарт, приветствовал Делейни так, словно он был привратником в «Ритц-Карлтон».

– Доброе утро, мисс Шоу.

За массивным письменным столом Генри сидел Макс Харрисон, адвокат Генри. Он посмотрел на Делейни, она кивнула и обменялась с ним несколькими словами, прежде чем сесть рядом с матерью в первом ряду. Рядом с ней одно кресло пустовало.

– Кого не хватает? – спросила Делейни.

– Ника. – Гвен вздохнула, перебирая тройную нитку жемчуга на шее. – Хотя я не понимаю, почему Генри упомянул его в завещании. За последние годы он несколько раз пытался с ним помириться, но Ник отвергал каждую попытку отца.

Значит, Генри пытался помириться. Делейни это не очень удивило. Она давно поняла, что, поскольку у Генри нет законных наследников, он рано или поздно обратит взор к сыну, которого до сих пор игнорировал.

Не прошло и минуты, как в кабинет вошел Ник. В черных вельветовых брюках и шелковой рубашке-поло под цвет глаз он выглядел почти респектабельно. В отличие от дня похорон сегодня он оделся соответственно случаю. Волосы он зачесал назад и даже серьгу оставил дома. Ник оглядел комнату и сел в кресло рядом с Делейни. Она покосилась на него краем глаза, но он смотрел прямо перед собой, расставив ноги и положив руки на бедра. Делейни почувствовала чистый запах его лосьона после бритья. После того как вчера вечером он назвал ее Дикаркой, она с ним больше не разговаривала, однако всю дорогу до дома матери Делейни чувствовала то самое унижение, которое, как ей казалось, она уже давно в себе преодолела. И теперь у нее не было намерения разговаривать с этим типом.

– Благодарю вас всех за то, что пришли, – начал Макс. Делейни переключила внимание на адвоката. – Чтобы сэкономить время, попрошу вас всех воздержаться от вопросов до тех пор, пока я не закончу. – Он кхекнул, поправил лежащие перед ним бумаги и начал ровным голосом адвоката: – «Я, Генри Шоу, в настоящее время проживающий в Трули, округ Вэлли, штат Айдахо, объявляю настоящим свою последнюю волю. Данное завещание отменяет все предыдущие завещания и дополнительные пункты, которые я составлял до этого.

Параграф первый. Я назначаю моего надежного друга Фрэнка Стюарта исполнителем настоящего завещания. Я прощу, чтобы в этом качестве для исполнения какого бы то ни было поручительства поданному официальному обязательству не привлекался никакой другой исполнитель или наследник…»

Пока Макс зачитывал раздел завещания, касающийся обязанностей исполнителя, Делейни смотрела мимо него и слушала вполуха. Обязанности исполнителя ее не интересовали, ее ум занимали более важные вопросы – как, например, то, что по одну сторону от нее сидела мать, а по другую – Ник. Они друг друга терпеть не могли, и напряжение в кабинете было почти осязаемым.

Ник положил руки на подлокотники кресла и задел плечом Делейни. Ткань его рубашки ненадолго коснулась ее обнаженной кожи. Делейни постаралась сидеть неподвижно, как будто ничего и не было, словно она и не почувствовала прикосновения гладкой ткани к своей коже.

Макс перешел к разделу завещания, касающемуся обеспечения людей, долгое время работавших на Генри. Затем адвокат сделал паузу, и Делейни снова перевела взгляд на него. Макс аккуратно отложил прочитанную страницу в сторону и продолжил:

– «Параграф третий.

Пункт А. Я завещаю половину моего материального имущества и половину недвижимости, относительно которых сделано иных распоряжений, приведенных ниже, вместе с действующими страховыми полисами, моей жене, Гвен Шоу. Гвен была мне прекрасной женой, и я глубоко любил ее.

Пункт В. Моей дочери, Делейни Шоу, я завещаю остальное материальное имущество и остальную недвижимость, относительно которых не сделано иных распоряжений, приведенных ниже, при условии, что в течение года она будет оставаться строго в пределах Трули, штат Айдахо, чтобы присматривать за своей матерью. Отсчет года начинается с момента оглашения данного завещания. В случае, если Делейни откажется подчиниться условиям этого завещания, упомянутая собственность отходит к моему сыну, Нику Аллегрецце».

– Что это значит? – перебила Делейни.

Если бы не мать, схватившая ее за руку, она бы вскочила с места. Макс взглянул на Делейни и снова обратился к завещанию:

– «Пункт С. Моему сыну, Нику Аллегрецце, я завещаю участки земли, известные как Энджел-Бич и Силвер-Крик, которыми он может распоряжаться по своему желанию при условии, что в течение года воздержится от вступления в сексуальные отношения с Делейни Шоу. В случае если Ник откажется или нарушит это условие, вышеупомянутая собственность переходит к Делейни Шоу».

Делейни оцепенела. У нее было такое чувство, будто ее оглушили электрошокером. Лицо ее горело, а сердце как будто остановилось. Макс говорил еще некоторое время, но Делейни была так ошеломлена, что больше ничего не слышала. Для одного раза на нее свалилось слишком много информации, и она даже толком не поняла большую часть того, что услышала. Кроме фразы о том, что Нику запрещается вступать в сексуальные отношения с ней. Для обоих фраза была равносильна пощечине. Или напоминанию о том, как однажды Ник использовал ее, чтобы добраться до Генри, а она еще умоляла его это сделать. Даже после смерти Генри не перестал ее наказывать. Делейни была готова умереть от унижения. О том, что думает Ник, она могла только гадать – ей не хватало смелости посмотреть на него.