Астрид и Вероника

Вероника осторожно поставила чашку на стол — тонкий фарфор внезапно показался ей особенно хрупким. Да и Астрид держала свою чашечку двумя руками, точно защищала.

— Позвольте, я покажу вам остальной дом, — предложила старуха, встала и поманила Веронику за собой. Из просторной кухни они вышли в прихожую. Астрид кивнула через плечо.

— Живу-то я там, в кухне и задней комнатке, — пояснила она. — А в гостиной даже не топлю и наверх почитай и не подымаюсь. Гостиная там. — Она указала на запертую дверь в конце коридора.

На второй этаж вела широкая лестница полукругом. На первой ступеньке Астрид задержалась и указала на еще одну закрытую дверь.

— Тут у отца был кабинет, а я теперь устроила кладовку.

На втором этаже дверей было пять. С широкой площадки второго этажа из больших окон виднелся из одного дом Вероники, а из другого — склон холма и дорога в деревню. Добрую часть лестничной площадки загромождал старый ткацкий станок; у правого окна — пара плетеных стульев и столик. Но первое, что бросалось в глаза, — это пестрые домотканые половики, устилавшие пол. Один, скатанный, был отодвинут под самый край крыши.

— Когда отец умер, я изрезала всю его одежду на лоскутья и принялась ткать половики, — призналась Астрид. — А когда мужа увезли в дом престарелых, взялась вот за этот. — Астрид повозила ногой по одному из половиков. — Мне приятно по ним ходить, приятно наступать на них.

Взяв Веронику за руку, хозяйка распахнула одну из дверей.

— Это когда-то была моя комната.

Полутьма, застоявшийся воздух, опущенные шторы.

— А потом, когда я вышла замуж, отец устроил тут себе спальню. Здесь он и умер.

Астрид метнула взгляд на узкую кровать, застеленную белым вышитым покрывалом.

— Я обнаружила его уже мертвым. С открытыми глазами. Я опустила ему веки и закрыла лицо простыней.

Астрид захлопнула дверь, а соседнюю и отпирать не стала, просто пояснила:

— Тут была вторая спальня. Наверно, для гостей, хотя гостей у нас сроду не бывало. А вот тут ванная.

Они пересекли лестничную площадку, и Астрид остановилась, словно не решаясь надавить на дверную ручку.

— Вот там, дальше, просто маленькая спаленка. Я… — Она осеклась, не договорила и лишь кивнула на крайнюю дверь. — А тут большая хозяйская спальня.

Дверь распахнулась. Глазам Вероники предстала комната, заставленная потемневшей старинной мебелью. Широкая двуспальная кровать, письменный столик, стул, массивный гардероб. Воздух здесь был прохладный и ничем не пахнул. Точно в музее, подумала Вероника. Выставка, посвященная далекому прошлому.

— Раз в неделю я проветриваю комнаты, но в остальное время сюда не хожу, — сказала Астрид. Она прошла к окну, распахнула двери на балкон, который тянулся вдоль всего второго этажа. Они с Вероникой облокотились на перила. Внизу, в саду, тянули вверх корявые ветви яблони. Дальше расстилались поля, еще покрытые прошлогодней жухлой травой, а за ними виднелась деревня и на горизонте — холмы. Воздух был холоден и промозгл, и из долины поднимался легкий туман — будто наползала, колыхаясь, прозрачная серая дымка.

— Отсюда прекрасный вид, знаю. Но, представьте, он никогда не доставлял мне ни малейшей радости. — С этими словами Астрид вернулась в дом и, дождавшись Вероники, заперла балкон.

Позже, по дороге к себе домой, Вероника глубоко вдыхала холодный воздух. Весенняя трава только-только начала проклевываться, а почки на березах распустятся недели через две, не раньше, и все же в воздухе пахло зеленью и весной. Дни становились все длиннее, вечера — все светлее.

Оставалась неделя до Троицына дня. За утренним кофе Вероника написала пригласительную записку и опустила ее в почтовый ящик Астрид. Потом она спохватилась: да ведь старуха навряд ли проверяет почту! Вероника решила подождать денек-другой. В последнее время она часто видела Астрид: та копалась в крошечном садике по южную сторону дома — вскапывала землю, возилась с семенами. Вероника соседку не тревожила, просто жила своей обычной жизнью — с утра ходила гулять, а потом до самого вечера писала, засиживаясь допоздна, поскольку вечера делались все светлее.

На следующее утро Вероника заглянула в почтовый ящик. Записка исчезла. Но Астрид не дала знать о себе, и в саду Вероника ее в этот день не видела. Однако, проходя мимо по своим делам, заметила приоткрытое окно и решила: должно быть, старушка дома, заняла наблюдательный пост. И вдруг Вероника увидела, как прекрасны когда-то были и этот старый дом, и этот сад — ряд высоких берез, чьи бледно-фиолетовые почки уже набухли, готовясь распуститься, и плавный скат холма, обращенный к деревне. На западной стороне сада росло несколько черемух, а под ними — запущенная живая изгородь из сирени. Когда все это зацветет, будет очень красиво, подумала Вероника. А позади дома располагался маленький фруктовый сад, тоже заросший и неухоженный. Стволы яблонь покрывал серый лишайник, и лишь кое-где на голых ветках виднелись набухшие почки. Похоже, когда-то вдоль изгороди тянулись клумбы — Вероника заметила несколько нарциссов, пытавшихся пробиться сквозь поросль сорняков. Да ведь и мой сад тоже зарос, вдруг осенило Веронику. Потом она спросила себя: что значит «мой сад»? Ведь дом-то не ее, и сад тоже. Временами она спрашивала себя, как вообще очутилась здесь и что тут делает. В этой деревне. И в этом доме.

Целыми днями она перелистывала и освежала в памяти свои записи, что-то подправляла и добавляла. И каждый раз занятие это мгновенно затягивало ее, уносило в совершенно иной мир, который с каждым днем удивительным образом оживал, делался все яснее, будто течение времени придавало ему четкости.

Каждую ночь Веронике снился океанский пляж, но к утру она помнила свой сон какими-то крошечными обрывками. Однако воспоминание о нем сопровождало ее весь день.

Веронику поражало, что здесь, где ничто не связывает ее с прошлым, воспоминания сохраняют такую отчетливость и настолько реальны и полны жизни. Она наблюдала, как с каждым днем заброшенный соседский сад оживает и хорошеет, готовясь к лету, но перед ее внутренним взором снова и снова вставала и заслоняла все новозеландская растительность — вечнозеленые деревья похутукавы с красными цветами и новозеландский лен. Может быть, так и надо было — уехать от них так далеко, потому что издалека все покинутое видится отчетливее. Может быть, воспоминания и оживают на расстоянии. Но хотя Вероника и начала воскрешать прошлое, облечь его в слова пока еще не удавалось. Она просиживала за компьютером часами, и — безрезультатно. Задуманная книга упорно ускользала. С одной стороны, Веронику преследовали навязчивые воспоминания. С другой — она погрузилась в местную деревенскую жизнь. Это уже два мира, а третьим была книга, и вот получалось, что Вероника живет в трех мирах, тремя жизнями одновременно, но все они никак не связаны между собою.

Прошел еще день, и Вероника получила от соседки ответ — обнаружила его утром в своем почтовом ящике, хотя и не заметила, чтобы Астрид его туда клала. Конверт пожелтел от времени, полоска клея высохла, а почерк у Астрид хотя и оказался каллиграфический, все же было заметно, что она давно не бралась за перо и писала с трудом, да и слова, похоже, подбирала с трудом. Но главное — она ответила согласием.

«Милая Вероника, спасибо. Я так удивилась, когда обнаружила ваше письмо. Почта в моем ящике редкость, поэтому я отвыкла его проверять. Только представьте себе, как я обрадовалась: письмо, мне, лично, да еще приглашение. Конечно же, я его принимаю. От всей души».

Астрид согласилась прийти к Веронике на ужин.

Глава 9