Больше чем счастье

Эмма Ричмонд

Больше чем счастье

1

— Все в порядке?

— Да, все нормально, честное слово.

— Ты уверена, что не хочешь со мной пойти?

— Уверена, — подтвердила с улыбкой Мелли. — Иди, желаю удачи.

— Н-ну ладно, если ты уверена…

— Совершенно, иди.

Улыбнувшись в ответ, он торопливо поцеловал ее в губы, взял ключи от машины и ушел.

Всегда обаятельный, всегда любезный и всегда готовый сразу уйти. Теперь, когда ее никто не видел, в ее красивых, янтарного цвета глазах стала заметна грусть. Она поднялась и, пройдя через комнату, остановилась возле окна, чтобы понаблюдать, как он выйдет из дома, — вот он появился, легкий и стройный, стремительно сбежав по ступенькам и, привычно откинув со лба черные волосы, уселся за руль своего любимого «ягуара». Мелли смотрела до тех пор, пока машина не скрылась за поворотом. Чарльз. Ее муж. Человек, которого она любит до безумия. Человек, который не любит ее. Интересно, задумывался ли он вообще о том, что делают с ней его поцелуи, которые она, подобно нищенке, собирает по крохам? Скорее всего, он никогда об этом не думал. Печально усмехнувшись, она бережно приложила ладонь к заметно округлившемуся животу.

Чарльз, которого она утешала после смерти лучшего друга, погибшего во время несчастного случая на яхте. Чарльз, с которым они стали близки в минуту его отчаяния и боли, и потом он женился на ней, узнав, что она беременна. Чарльз, которого она любила лет с десяти, но которому бы никогда в жизни не пришло в голову стать ее мужем, если бы не ребенок.

Протяжно вздохнув, Мелли задвинула тяжелые парчовые шторы и, вернувшись к камину, рассеянно опустилась в широкое кожаное кресло. Устроившись поудобнее, она поджала под себя ногу. Это было кресло Чарльза, которое она объявила своим, немного его озадачив. Не сводя глаз с засохших цветов в пустом очаге, она видела только Чарльза. Представляла себе, как он останавливает машину возле казино, входит, улыбается друзьям и знакомым. Раскован, естественен, элегантен. Всеми любим. Человек, которого обожают женщины, которому завидуют мужчины. Человек, который, скорее всего, просто забыл, что она существует, — подумала она, печально улыбаясь. Беспечный легкомысленный, перекати-поле… Нет. Неправда, ему просто нравится таким казаться. Надев маску, выставить ее на обозрение миру. Почему? Она не знает. Уверена только, что это правда. Может, он думает, что и до него никому нет дела. Не исключено, но она знала и то, что он куда сложнее, чем хочет казаться. Или, может, она склонна истолковывать все, как удобнее ей, хочет верить, что он загадочнее, чем на самом деле. Потому что она всегда любила его. Потому что он так привлекателен, с его немного порочным обаянием. Может, это она сделала из него непонятного героя? Придумала, что его родители тираны, из-за того, что они не желают иметь с ним дела? А может, они-то и знают его лучше других? И не исключено, что не они не поняли Чарльза, а он не желает понимать родителей? Вспомнив их вечно поджатые губы и ханжеские физиономии, Мелли покачала головой. Нет, она верит Чарльзу. Впрочем, разве не верим мы все именно в то, во что нам приятнее верить? Она не исключение. Но, несмотря на все опасения, разве согласилась бы она изменить то, что произошло за последние несколько месяцев? Разумеется, нет. Вероятно, он никогда не полюбит ее так, как она мечтала, но он внимателен и дружелюбен — лучше синица в руке, чем журавль в небе, — и она этим довольствовалась.

Конечно, он будет и дальше заботиться о ней и о малыше, когда тот появится на свет, но станет ли он делить с ней постель? Захочет ли вновь заключить в объятия, а ведь даже горечь утраты не помешала ему в тот единственный раз показать себя непревзойденным любовником. Она не знает, но она сделала выбор, а значит, прочь сомнения.

Протянув руку, Мелли тронула рукоятку изящного колокольчика. Она никогда не могла свыкнуться с претенциозностью обстановки, которая ее окружала. Хозяйка. Чего? Небольшого дома, где нехитрым укладом ведает дворецкий, хотя в этом и нет никакой необходимости. Пусть Жан-Марк не совсем соответствует тому образу, который рисует воображение, когда произносят слово дворецкий, но он всегда сдержан, предупредителен, собран. Мелли даже перестало казаться, что он играет роль, настолько естественно все у него получалось.

Бесшумно появившись в комнате, он слегка поклонился.

— Bonsoir, [1]madame, — произнес он с непередаваемым достоинством, и лишь в его темных глазах читалась едва заметная усмешка.

— Bonsoir, Jean-Marc. [2]

Они виделись минут пятнадцать назад, однако ритуал оставался неизменным. Всегда одинаково вежливый обмен приветствиями. Мелли знала, что ему совсем немного за пятьдесят, но он неизменно вел себя как семидесятилетний старик, который прослужил всю жизнь в их доме, и потому считает себя ответственным за семейное благополучие. Жан-Марк был немного коренаст, ростом чуть пониже Чарльза, типичный француз — темноволосый и светлокожий. Он вовсю старался казаться бесстрастным и делал вид, что никогда не торопится. Мелли сомневалась и в том, и в другом.

Чарльз получил его в придачу к выигранному в покер дому, во всяком случае, так он ей сказал. В это Мелли тоже до конца не верила.

— Je suis fatigué, Jean-Marc. [3]

— Madame желает пойти отдыхать?

— Жан-Марк! Ну разве я когда-нибудь заговорю по-французски, если кое-кто все время норовит попрактиковать на мне свой английский?

С неподражаемой галльской живостью он беспомощно развел руками, при этом уголки его подвижного рта выразительно поползли вниз. Мелли не смогла удержаться от смеха.

— Я хочу лечь.

Она выпрямилась в кресле, затем встала и потянулась. Среднего роста, прежде стройная почти по-мальчишески, она теперь симпатично округлилась. Опустив руки, она улыбнулась и, откидывая назад темные вьющиеся волосы, сказала, не сомневаясь, что ответ будет положительным:

— Горячее молоко?

— Горячее молоко, — согласился он, не скрывая, однако, что не одобряет ее выбора. — Если я принесу стакан наверх для madame через пятнадцать минут?

— Это меня устраивает. Доброй ночи, Жан-Марк.

— Bonsoir, madame.

Кивнув ему, она поднялась в свою комнату.

Напоследок улыбнувшись Жан-Марку, когда тот уносил поднос с пустым стаканом, Мелли удобно устроилась в широкой постели, хотя и не думала уснуть раньше, чем вернется Чарльз.

Мелли заснула в третьем часу, когда наконец услыхала, как он бесшумно поднимается по лестнице, и потому с утра совсем не чувствовала себя отдохнувшей. Можно, конечно, было поспать подольше, но она не стала. Ей нравилось завтракать с мужем. Чарльз редко возвращался из казино, которым владел на паях еще с двумя партнерами, раньше трех, но в восемь он всегда бывал на ногах, и теперь, когда они были женаты уже три месяца, оба привыкли садиться вместе за стол по утрам.

Когда Мелли вошла в столовую, он уже сидел за столом и, завидев ее, улыбнулся. Он был рад видеть ее. Он всегда был рад видеть всех. Ничего тут не было утешительного.

Ловко вскочив на ноги, он быстро обогнул стол, выдвинул для нее стул, усадил и слегка приложился губами к ее затылку.

— Доброе утро, Мелисса.

— Bonjour, Charles.

Он усмехнулся и занял свое место.

— Кофе?

— Да, пожалуйста.

Так же как и с Жан-Марком это был непременный ритуал. Наполнив ее чашку горячим молоком почти до краев, он плеснул сверху совсем чуть-чуть кофе. Посреди стола высилась накрытая белоснежной салфеткой плетеная корзина с горкой свежих теплых булочек. Масло, несколько сортов джема и мед довершали картину. Чарльз взял ее тарелку, выбрал булочку, намазал маслом и медом.

— Bon appetit. 4]