Золотые ручки (СИ)

Екатерина Морозова

Золотые ручки

Пустые глазницы черепа некогда радостно бегающего козла уставились на меня с осуждением.

— Ну ладно, признаю. Может я немного переборщила. Всё-таки он мой начальник, — уже менее уверенно пробормотала я.

Оторвав взгляд от костяной черепушки рогатого животного, печально лежащей на столе, я посмотрела на подругу. Закончив расчесывать свои красивые длинные волосы цвета воронова крыла, Мэнди достала из ящика письменного стола черный лак, приступая к очередной покраске своих идеально острых ногтей.

Не смотря на разный облик и характер, мы с Мэнди дружим с детских лет. В те далекие времена, в небольшой песочнице во дворе многоэтажного дома, две маленьких девочки с огромными бантами на головах и кремово-розовых платьицах старательно лепили куличики. С тех пор прошло более двадцати лет, а я, распрощавшись лишь с куличиками, так и продолжила носить женственные платьица и туфли на каблучках, тогда как Мэнди, в отличие от меня, разительно переменилась, представив миру жгучую брюнетку, не вылезающую из черных балахонов, со странными увлечениями, вроде упомянутого черепа парнокопытного животного.

Что же может объединять простую медсестру станции скорой медицинской помощи и девушку-гота, спросите Вы? Многое, даже то, что кроме неудавшейся личной жизни, мы обе обладали оригинальными именами.

Мэнди было всегда легко вывести из себя, зная её настоящее имя. Только я одна, да бывшие одноклассники и сокурсники подруги знали, что её зовут более приземленно. Но хуже всего было то, что окончательно сломав неокрепшую детскую психику полным гардеробом розовых платьиц и туфелек с золотыми пряжками, родители наградили дочь не только комплексом «розовой феи», но и окончательно отбили охоту одеваться в любую одежду кроме как черного цвета.

— Забудь это имя. С этого дня я — Мандрагора! — в один прекрасный день, с торжественным видом, зайдя в комнату, сообщила мне подруга.

— Ого, по мне уж лучше твоё прежнее имя. Роза Морозова мне даже нравится, но вот Роза Михайловна — согласна, звучит немного жутко, — я безоружно улыбнулась подруге.

— Дура ты, Славка. Мандрагора — это растение, при помощи которого получали магическое зелье, придающее сил, — пояснила Роза.

— Ну, из лепестков розы вряд ли зелье можно получить, но на ароматическое масло и духи вполне можно рассчитывать, — я не удержалась от смеха, глядя на надувшуюся Розочку, вообразившую себя какой-то там Мандрагорой.

Надо сказать, что и это имя к подруге не прижилось, за исключением её странной компании готов. Из-за сложно выговариваемого наименования, для более приземленных лиц она стала просто Мэнди.

Мэнди Морозова всегда представляла собой вулкан страстей. Дух противоречия, с клокочущим водопадом эмоций в груди. Но стоило ей выйти за пределы своей квартиры, как девушка нацепляла на лицо маску равнодушия с легким оттенком презрения ко всему. «Оборотень в юбке» — шутливо называла я подругу. Лишь изредка я поддразнивала её Розой, но и она в долгу не оставалась, и, не смотря на то, что все друзья и родные называли меня Мирой, для Мэнди я бессменно оставалась Славой, Славиком и Славушкой.

Да, да. Зовут меня Мирослава Ручкина. Выбирая профессию медработника, все еще долго потешались надо мной, что с такой фамилией непременно надо становиться массажистом, но я выбрала достойнейшее занятие — помогать людям в любое время суток. Наверное, на это повлияла моя мать, которая всю жизнь вела себя прямо таки противоположным образом. Работая актрисой драматического театра, по молодости загуляв от коллеги по труппе, Елена Евгеньевна Ручкина родила ребенка, оставив его единственному родственнику — своему отцу, а сама, благополучно окрутив бизнесмена, уже как почти двадцать лет живет на Лазурном побережье, неспешно попивая французское вино, лишь изредка направляя нерегулярные денежные средства для поддержания жизнеспособности дочери и престарелого отца.

Мэнди оторвалась от созерцания ставших глянцево-черными ноготков и изрекла:

— Ну, то, что ты ему подсыпала пургена в чай — это крайне мелочный, недостойный медработника поступок, но я тобой даже горжусь. Наконец-то ты хоть на что-то решилась, — девушка посмотрела на сидящую напротив нее блондинку в изящном лимонном платье.

Я неловко улыбнулась, испытывая при этом страшные угрызения совести. Арнольд Феоктистович Сафонов, начальник подстанции скорой медицинской помощи, где имеет честь работать и Ваша скромная слуга, вот уже полгода, не дает мне прохода. Навязчивые приставания Арнольда Феоктистовича, за вытянутую худощавую фигуру и длинный нос, гордо прозванного нашим дружным коллективом «Пипетка», уже порядком надоели. Он под разными предлогами оставлял меня после работы, пытался затащить в подсобку и даже умудрился пройтись по выпуклым местам моего тела своими горячими потными ладонями. Пипетка был коварен и при каждом удобном случае напоминал, что он мой начальник, и, соответственно, для меня он «царь и Бог».

И вот сегодня, после того, как Арнольд Феоктистович обнаглел настолько, что выходя из кабинета, ущипнул меня за бедро, я не стерпела. Самое ужасное, что уйти работать куда-либо еще для меня означало сразу же болезненное и слезное прощание с медициной, поскольку, несмотря на низкую оплату труда, рабочих мест в городе и так не хватало. Попросив у лаборантки Любочки, аналогично жаждущей кровавой мести, уже обласканной Пипеткой до меня, порцию крепкого слабительного без запаха и вкуса, в рекламе которого производитель обещал моментальный эффект: «Наше слабительное слабит мягко и нежно, даже не нарушая сна», я осторожно сыпанула полпакетика средства в травяной чай Арнольда Феоктистовича, не предусмотрительно оставленного им на моем столе. Я успела почти вовремя, как вслед за распахнутой дверью услышала голос своего мучителя:

— Ах, душенька, так вот где я чай оставил. Спрятала его от меня, проказница! — Пипетка подмигнул мне правым глазом, в результате чего его кончик нос забавно затрясся.

Я натянуто улыбнулась, а Арнольд Феоктистович, отхлебнув из кружки ароматного чайка, закину ногу на ногу, присел на краешек стола, за которым сидела его «душенька».

— Уже почти конец смены, — посмотрев на часы, растягивая слова, как будто со скрытым намеком, произнес Пипетка. — Мирослава, вы подготовили отчеты по выездам?

— Да, Арнольд Феоктистович, все отчеты еще с обеда лежат у Вас на столе, — нервно вздрогнув, я вспомнила ту огромную кипу бумаг, которую пришлось заполнять с самого утра.

— Все — все? — уточнил мучитель, продолжая попивать свой любимый травяной чай, о пользе которого для мужского здоровья ходили легенды.

Я хотела съязвить, ответив, что подготовлены отчеты даже на те вызовы, которые еще не приняты, но отвечать не пришлось, поскольку внезапно глаза Арнольда Феоктистовича расширились, а в животе странно заурчало.

Поставив кружку на стол, и бросив напоследок: «На сегодня свободны», Пипетка стремительно выбегал в коридор, и я могла бы поспорить на всю свою годовую зарплату, что знала, куда он направляется.

Мы с Любой прыснули от смеха, и мое прекрасное расположение духа присутствовало вплоть до самого дома Розы. Но в красках описав этот потрясающий случай подруге, я поняла, какую глупость натворила.

— Уволит. Нет, точно уволит, — взявшись руками за голову, сказала я.

— Погоди еще паниковать, не убьет же он тебя. А увольнение, может и не совсем плохой выход из твоей ситуации, — философски заметила Мэнди.

— Ты не понимаешь, нам с дедом и так денег еле хватает, а если я останусь без работы, то нам придется нашу черепаху сожрать от безвыходности, — трагически пробормотав эти слова, я продолжала изучать узор на потертых тапках Мэнди, прекрасно дополняющих мой летнее платье.

— Не усугубляй, утро вечера мудренее, так что раз уж сделала, то теперь смирись и перестань бояться, — закончив маникюр, подруга подула на свои черные ноготки, чтобы лак быстрее высох, и спросила: — Лучше расскажи, как там Игнат поживает.