Я люблю тебя, Зак Роджерс (СИ)

Анна Милтон

Я люблю тебя, Зак Роджерс

Любовь и ненависть — #2

Аннотация

Клянусь, я была готова начать жизнь без Зака Роджерса — моей страстной, мимолетной любви. Пройдя тернистый путь, я оставила этого парня, сломавшего меня, в прошлом.

Но Вселенная, похоже, не собирается упрощать мне жизнь.

Честно говоря, я не надеялась, что когда-нибудь увижу его вновь.

Возможно ли возобновить то, что было? И будет ли это правильно?

Был дан второй шанс. Проигнорировать этот «подарок» Судьбы, или воспользоваться им? Решать только мне.

Две крайности — я и Зак Роджерс.

Мы причиняем друг другу боль, но это разжигает в нас пламя, без которого просто невозможно существовать…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Если бы кто-нибудь когда-нибудь спросил меня, какая из всех существующих работ самая отстойная, я бы сразу и, не задумываясь, ответила, что в мире нет хуже работы официанткой в кафе-баре «Голд». И я понятия не имею, почему Макс — хозяин кафе и мой несносный, ворчливый босс — назвал это место золотом. Здесь нет в меню бифштекса из мраморного мяса, пиццы «Luis XIII»

¹

, салата «Florette Sea&Earth», о стоимости которого я даже предположить не могу. Нет алмазной икры, и сине-зеленых пельменей от нью-йоркского ресторана «Golden Gates»

²

, на цену порции которой я могла бы… да много чего могла бы сделать и купить. А так же в кафе «Голд» не играет живая музыка, все время воняет дешевым кофе, от которого у меня постоянная тошнота. Нет дресс-кода, и цены «слегка» завышенные для обычных гамбургеров и пиццы от «Тетушки Марты». Но все это чушь, на самом деле. Пиццу делает сам Макс, хотя, признаю, — у него это получается лучше, чем управлять кафе.

Мой босс уверен — он отличный хозяин отличного заведения. Что ж, никому из персонала не хочется спускать его с небес на землю, поэтому все молчат, скрывая правду за натянутыми фальшивыми улыбками. Если кто-нибудь проболтается — прощай, работа.

Я тоже молчу, потому что эта работа, отвратительная, низкооплачиваемая и грязная, нужна мне. Это крохотное место с выцветшими желтыми стенами, старыми деревянными столами и грязными окнами, которые мыть не имеет смысла, потому что их все равно умудряются испачкать посетители, спасают меня от дома, где внутри интерьер куда лучше, но вот люди… с ними я не могу ужиться.

Какая ирония.

Возможно, я бы не устроилась в «Голд», — никогда в жизни, — если бы оно не находилось ближе к моему дому из всех мест, где я хотела бы работать все лето перед поступлением в колледж.

Честно говоря, «Голд» не так уж и близко к дому. Тридцать три квартала. Это убийственно много, особенно, когда я возвращаюсь уставшей после бесконечной, изнурительной смены.

И в такие моменты, когда у меня просто чертовски ноют ноги, и от бессилия я готова буквально повеситься на одной из ламп в «Голд», на помощь приходит Джесс. Моя лучшая подруга. Моя верная единомышленница. Что бы я делала без нее?

Понятия не имею. Честно.

Каждый раз, когда у меня выпадает вечерняя смена, Джессика встречает меня у кафе и отвозит домой. Она работает вместе со мной и так же посмеивается над Максом. Но по большинству случаев наши смены не совпадают. В основном подруга работает с восьми утра до трех часов дня. А с трех часов до девяти вечера — я.

Как обычно, мне повезло меньше.

Но все было бы куда проще, если бы у меня была машина.

Кто-нибудь может представить себе среднестатистического восемнадцатилетнего гражданина Америки — что уж там — подростка, не имеющего тачку?! Я не могу. И я страдаю из-за отсутствия личного транспорта.

Однако мои горячо любимые родители абсолютно уверены, что я могу прекрасно обойтись и без машины, и не сожалеют, что я, уже сгоревшая от стыда, замучила Джесс, которая тоже устает на работе, с просьбами выручить меня, чтобы я не умерла где-нибудь по дороге домой. Похоже, моя усталость волнует Джесс больше, чем их.

Мама и папа.

Брр.

У меня такие отвратительные родители.

Лжецы. Эгоисты.

Я уже говорила об этом?

Плевать. Скажу еще раз.

Они эгоисты.

И лжецы.

И еще раз эгоисты.

И снова лжецы.

Они живут, душа в душу вот уже десять месяцев. Я с трудом верю, что чудесное возвращение моего блудного отца спасет их покрытые лицемерием идеальные отношения. Они оба думают, что любят друг друга, но мне виднее со стороны. Я знаю, просто уверена, что в скором времени отец смоется к какой-нибудь очередной молоденькой Принцессе Техаса. Его не хватит надолго. По крайней мере, его здесь ничто не держит. Если много лет назад мой папа терзался тем, что у него маленькая дочь, то сейчас я выросла, и он может спокойно валить на все четыре стороны. Я только спасибо ему скажу. Правда.

Моя мама, сорокаоднолетняя, обескураженная и окрыленная возвращением любви всей своей жизни, надеется, что плохие времена остались в прошлом. Она верит, что, в конце концов, я перестану обижаться на них с папой и вольюсь в состав безупречной семьи. Мама даже подумывает о том, чтобы завести собаку. Когда она сказала мне об этом, я посмеялась. Моя мать просто сошла с ума.

Не будет никакой собаки. Не будет хорошей семьи. Ничего не будет. Изо дня в день я мечтаю лишь о том, чтобы лето поскорее подошло к концу, и я смогла уехать вместе с Джесс в колледж в Южной Дакоте.

Если кто-нибудь спросит меня, почему я работаю официанткой в кафе «Голд» за мизерную зарплату, я отвечу ему, что лучше проводить свои дни, дыша одним воздухом с Максом, который не устает отчитывать персонал и разбрасываться неуместными и абсолютно несмешными шутками, чем делать вид, что мне приятно находиться в обществе моих родителей.

Я много раз спрашивала себя: какая она — граница, отделяющая нормальную жизнь от отчаяния?

Похоже, я уже переступила ее и сейчас нахожусь где-то за гранью...

— Питерсон, черт бы тебя побрал! — я вынырнула из мыслей и вздрогнула, когда услышала за спиной гремящий голос Макса.

Подскочив и обернувшись, я увидела его с огромной коробкой, которую он еле держал в руках.

— Убери свою тощую задницу с моего пути, или это дерьмо свалится прямо на тебя, — кричал он, дергая головой, как бы говоря, чтобы я проваливала.

О, я забыла сказать? Макс такая лапочка, когда злится. Да и когда не злится, его тактичности можно только позавидовать.

Я не сомневалась, что Макс говорит правду, и если я не отойду, то окажусь под грудой звенящего чего-то, чем забита гигантская картонная коробка.

Я вздохнула и прижалась плотнее к барной стойке, у которой стояла вот уже битый час и стучала пальцами по деревянной поверхности. Макс едва втиснулся в расстояние между мной и стеной. Он был толстым — фунтов так триста пятьдесят (прим. пер. 113 кг), и высоким — шесть с половиной футов (прим. пер. 198 см). Гора, никак иначе не назовешь. В силу своих габаритов Макс был неповоротлив, неуклюж, постоянно потел, отчего было ощущение, будто он никогда не покидает душ.

— Никакой пользы, Питерсон. От тебя никакой пользы. И зачем я только нанял тебя? — донеслось до меня его бурчание.

Я сдерживала улыбку, как могла, но в итоге усмехнулась и поймала на себе гневный взгляд босса.

— Тебе смешно, Питерсон? — у входа в коридорчик, ведущего на кухню и в кладовую комнату, Макс остановился.

Меня всегда забавляло, когда он звал меня по фамилии. А он всегда так делал, и я всегда смеялась. Слава богу, я все еще не уволена.

Я закашляла, пытаясь замаскировать свое веселье, и убрала улыбку с лица, сделав его серьезным.