Табия (СИ)

— Ну и на что похожи капли? — врезается в далёкий шум дождя тихий голос.

Гарри прищуривается, наклоняясь ближе к одной из них, и разочарованно выдыхает:

— Они такие же, как на детских картинках.

— Ты расстроен?

Гарри задумчиво смахивает горсть капель, и в рукав ему затекает маленькая струйка воды.

— Нет. Это самый удивительный дождь, который я только видел.

— Остановившаяся жизнь тоже может быть прекрасной.

Наконец он смотрит Риддлу в глаза, открывает рот, чтобы что-то ответить, но внезапно чувствует, что говорить ему совершенно не хочется. Да и, кажется, не нужно. Крепнет непонятное ощущение правильности: правильно просто стоять напротив Риддла и молчать. Так проходит около минуты. В глазах Риддла появляется что-то странное — что именно, понять не удаётся. Он медленно протягивает руку и дотрагивается до щеки Гарри. Тот замирает и даже задерживает дыхание, когда волна магии медленно расползается по лицу, спускаясь всё ниже. Собрав последние остатки выдержки, Гарри хрипло шепчет, с усилием заставляя онемевшие губы шевелиться:

— Зачем вы это делаете?

Риддл делает шаг вперёд и поддевает его подбородок двумя пальцами, внимательно заглядывая в глаза. У Гарри постепенно закладывает уши, и он скорее читает по губам, чем слышит пугающий ответ:

— Потому что я хочу чувствовать себя живым. Когда я дотрагиваюсь до тебя, я ощущаю в тебе отклик собственной магии.

Картинка перед глазами постепенно размывается, и чёткими остаются лишь тёмные глаза, которые начинают плавно увеличиваться, и Гарри не сразу понимает, что Риддл приблизил лицо. Покалывающая волна уже миновала грудь и спускается к животу, чтобы разлиться в нём то ли приятным теплом, то ли приятной прохладой — ощущения настолько спутаны, что уже не разобрать. Из головы улетают все мысли, и всё, что теперь занимает рассудок — это большие тёмные глаза совсем близко от его собственных. Последней связной мысли, которая ещё пытается цепляться за остатки сознания, Гарри даже улыбается: удивительно, оказывается, глаза у Риддла не чёрные, как он думал до этого, а карие. И как он раньше не замечал?..

В следующее мгновенье Гарри забывает не только о чём думал, но и собственное имя. К губам прижимается что-то мягкое и тёплое, а по всему телу будто проходит мощный электрический разряд. Он хочет дёрнуться, но руки и ноги отказываются служить, и даже желание мотнуть головой, чтобы сбросить с губ странное ощущение, быстро сходит на нет. Словно почувствовав его замешательство, это тёплое и мягкое оставляет губы, которым тут же становится прохладно. Глаза Риддла удаляются на несколько дюймов, однако рука с лица никуда не исчезает. Сквозь ослабевшую волну магии пробивается сознание, и только сейчас Гарри понимает, что произошло.

Он не двигается, не пытается отстраниться, даже не моргает — он впал в оцепенение. Риддл с интересом наклоняет голову вбок, напоминая учёного, исследующего любопытный магический артефакт, затем опускает руку, давая Гарри возможность немного прийти в себя. Прохладная волна постепенно рассеивается, оставляя после себя зияющую неприятную пустоту. Но Гарри по-прежнему не двигается, не отрываясь от тёмных глаз. Он уже знает, что произойдёт дальше, но ему не хочется ни сопротивляться, ни пытаться это предотвратить. Он ловит себя на том, что хочет почувствовать это ещё раз. Только сильнее.

Словно прочитав его мысли, Риддл вновь подаётся вперёд. Гарри подавляет в себе короткую вспышку паники, заставляя себя не дёрнуться. Их губы опять встречаются, и на этот раз осознанно. Риддл осторожно касается его верхней губы, потом нижней. Гарри закрывает глаза. В поцелуе нет ничего романтического, это совсем не похоже на то, что когда-то было с Джинни. Скорее, это слияние двух стихий, сплетение магии, одна из частей которой рвётся наружу, навстречу своему настоящему хозяину. И Гарри, подобно этой магии, тоже тянется к нему. Осколки сознания вопят от отвращения и уговаривают: это всего лишь неприятная необходимость, это просто нужно пережить, перетерпеть. Но их быстро затопляют совершенно новые ощущения.

От нахлынувшего удовольствия слабеют ноги. В голове приятный мутный туман, и Гарри не сразу понимает, что возбуждён. Лишь когда сильная волна доходит до ступней, он не просто осознаёт своё желание, но и чувствует, что скоро взорвётся. Магия отдаётся жгучим покалыванием в кончиках пальцев, совсем как в тот раз, когда он впервые взял в руки волшебную палочку, только несравнимо сильнее и ярче. Забытое ощущение пьянит и дурманит, Гарри чувствует, что буйство магии внутри достигло своей грани, и сейчас безумно хочется переступить черту, чтобы узнать, что может быть дальше. Желание заставляет его шире раскрыть губы, чтобы углубить поцелуй. И, кажется, ему это удаётся. Магия клокочет и пульсирует так, что он практически не чувствует тела. Но тут всё заканчивается.

Постояв ещё какое-то время без движений, Гарри наконец решает открыть глаза. Наверное, вместе с картинкой кто-то включил звуки и ощущения. Снова идёт дождь: капли ожили и теперь нещадно колотят по плечам и макушке, будто отыгрываясь за долгое оцепенение. Никого, кроме него, на площадке нет. Становится ужасно холодно и пусто. Как будто Риддл, подобно дементору, высосал из него что-то светлое и тёплое. Гарри пытается привести мысли в порядок и разворачивается, чтобы войти в поместье, но ослабевшие ноги подводят, и он, неловко схватившись за парапет, медленно сползает на мокрый пол.

Сил на то чтобы подняться, совсем не осталось. А через какое-то время становится уже наплевать, что он сидит на улице под дождём, рискуя простудиться. Думать о том, что сейчас произошло, лучше не стоит. Даже себе не хочется объяснять, что это было. Однако в опустевшей голове всё же мелькает дикая, обжигающая мысль: теперь, возможно, Риддл потребует близости, а если Гарри так отреагировал на простой, почти невинный поцелуй, то что же с ним будет тогда?..

Глава 17. Побег

Гарри плохо помнит, как добрался до своей спальни. Кажется, это случилось, уже когда на горизонте забрезжил рассвет. Он завалился в постель прямо в мокрой одежде, даже не потрудившись скинуть ботинки, и теперь лежит, снова пялясь в потолок, как и несколько часов назад. Как ни странно, он спокоен, несмотря на случившееся. Если на площадке его переполняли эмоции, смешанные с безумными ощущениями, то теперь на смену им пришли холодная рассудительность и трезвость. Удивительно, но нет ни отвращения к себе, ни брезгливости. Видимо потому, что он до сих пор не воспринимает состоявшийся поцелуй именно как поцелуй. Прикосновение, слияние магии — всё, что угодно. Но никакой романтики. Он понимает, что и для Риддла тоже это не было поцелуем, лишь чуть более… глубокое касание. Вот только почему же тогда сам Гарри так возбудился, стоило его губам встретиться с другими? Ведь это вовсе не из-за бунтующих юношеских гормонов и вовсе не потому, что ему могут нравиться мужчины. Это всё чёртова магия, которая рвётся из него наружу, чтобы соединиться с остальной, живущей в Риддле. И так будет происходить каждый раз, когда тот вздумает к нему прикоснуться или даже… Что «даже», Гарри думать отказывается. Во всяком случае, сейчас его должно волновать не это, а то, что проклятый старик был прав: Риддл не позволит ему совершить задуманное. Более того, если и дальше так пойдёт, он просто свихнётся. Значит, нужно…