Ultraviolence (СИ)

Альфа замирает на месте, не реагирует на удивленные взгляды подчиненных, хватается за голову и пытается унять затапливающую боль. Но кажется, Чонгук теперь и есть боль. Она усиливается, клокочет, опустошает, покрывает вены-сосуды пенящимися ожогами, и Чонгук понимает, что не может. Хочется выть раненным зверем. Юнги добился своего, он как бомба с часовым механизмом, и время Чонгука истекло. Его разорвало. Он сгибается пополам, оседает на колени, зарывается пальцами в землю и пытается надышаться, пытается собраться силами, но Юнги бьет прямо в затылок, прошибает болью крест-накрест по всему позвоночнику, а потом, кажется, и его вырывает. Потому что отныне Чонгук — бесхребетное нечто, а управляет им маленькая омега с рыжими волосами. Он достиг предела, достиг той невидимой черты, которую перейти не в силах. Он сам себя пересилить больше не может, сдается, бросает к ногам омеги остатки себя, отдает ему всё свое оружие, и как вассал принимает его правление. Надо отменить приказ, надо вытащить эту лживую дрянь оттуда, потому что он выиграл. Потому что из этого поединка вышел победителем Мин Юнги, а не Чон Чонгук.

Альфа встает на ноги, комкает на груди рубашку и тянет ворот вниз до треска, но страдания облегчить не может, унять эту переламывающую его боль тоже. Приказывает охране вытащить омегу и только поворачивается к псарне, как слышит четко, будто Юнги в шаге от него, хотя между ними метров пятьдесят не меньше:

— Я ношу твоего ребёнка. Ты убиваешь своего ребёнка.

Чонгук думает, показалось, смотрит на охранника рядом, словно ждёт от него подтверждения. Смаргивает с глаз густое марево, остатки пережитого шока и боли, а потом слышит звериный рык. Моментально выхватывает из кобуры охранника пистолет и подлетает к псарне за секунду. Стреляет четко, метко и подряд. Псарня превращается в ад, заполненным дымом, запахом пороха и скулежа погибающих в агонии зверей. Как только затихает последний писк, Чонгук подходит к омеге и опускается рядом. Юнги сидит на земле, забрызганный кровью, осознанности в его взгляде ноль. Чон бегло осматривает омегу и, убедившись, что его они тронуть не успели, отбрасывает пистолет и опускается рядом. Вид у него такой, что это будто на него собак пустили, а не на Юнги.

— Повтори, — пытаясь отдышаться, говорит альфа. — Повтори, что сказал.

— Я жду от тебя ребёнка, — бесцветным голосом говорит Мин, облизывает сухие губы. Он вымотан, иссяк, нет сил даже глаза поднять. Собак сняли с цепей секунду назад, и Юнги думал, что всё, что это конец. Про ребёнка он закричал, когда на него бросилась первая собака, но он пинком отшвырнул её назад.

— Опять лжешь?

У Юнги нет сил больше разговаривать, он вообще охрип от криков. Омега просто мотает головой из стороны в сторону.

— Приведите ко мне Яна, — приказывает альфа работникам и берет омегу на руки. Юнги опускает отяжелевшие веки и, прильнув к груди Чона, засыпает. Перенесший стресс организм и, наконец-то, объявленная правда сделали свое дело — окончательно опустошили омегу. Юнги снял с себя груз, переложил его теперь на другого. Мин обмякает и отключается в руках альфы. Чонгук опускает омегу на заднее сидение мерседеса и приказывает отвезти в пентхаус. Сам альфа возвращается на псарню — у него будет долгий разговор с Яном.

***

Пять часов утра. Чонгук на вечеринку не вернулся, свалил всё на Чимина, сам альфа сидит в баре в центре и опустошает бутылку виски. Чонгук ничего не видит и не слышит, он просто пьёт бокал за бокалом и пропадает в бесконечных вереницах своего сознания. Ян всё подтвердил — Юнги беременный, носит его ребенка. От самого Яна уже, наверное, ничего не осталось — Чонгук приказал скормить его другим своим псам. Скрывать от альфы такое простительно только Мин Юнги.

Все последние часы голову Чона рвут мысли. Он никогда не думал о детях, не думал, что у него так быстро появится ребёнок, и уже тем более не думал, что захочет его. Чонгук ненавидит своё детство, похоронил его в своей памяти и не вспоминает. Но в глубине души он всегда хотел подарить кому-то всё то, чего не было у него самого. Возможно, семью ему построить так и не удастся, но зато у него теперь есть тот, кому Чон отдаст всё, что заработал непосильным трудом, тот, кто никогда не будет ни в чём нуждаться, и тот, кто не будет знать, что такое голод. Чонгук не позволит. У Чонгука родится сын, без разницы кто — омега, альфа или бета. Чонгук теперь понимает, что самый большой подарок на его день рождения ему сделал именно Юнги. Пусть омега лживый и гулящий, но он подарит ему наследника, и Чонгук этого ребенка хочет. За последние пару часов он пережил бурю самых различных эмоций, начиная от горечи предательства, угрозы потери, осознания своей полной капитуляции и тотальной зависимости до абсолютного счастья. У него будет сын. От лисы. Легкая улыбка трогает губы альфы, и он, опустошив бутылку, встает на ноги.

***

Юнги спит беспробудно до самого рассвета, он бы спал и дальше, если бы не прогнувшаяся под тяжестью другого тела постель. Мин просыпается, сонно потягивается и, открыв глаза, сталкивается с Чонгуком. Юнги пережил псарню, но переживет ли всё то, что сейчас услышит от альфы. Мин подбирается весь, смотрит на возвышающегося над ним Чона и ждет очередного приговора.

Чонгук ничего не говорит, не спрашивает. Задирает блузку омеги до груди и прикладывает ладонь к уже заметному животу. Юнги не дышит почти, следит за рукой, не знает, чего ожидать. Боится, что альфа сделает больно, что навредит ребёнку.

— Сколько же ты мне лжешь… — устало произносит Чон. — Что ты вообще творишь… Какого черта ты столько молчал, я чуть не скормил своего ребенка псам. Что ты за омега такая?

— Я сказал это, не думая, что ты из-за ребенка передумаешь, а чтобы ты был тоже виноват. Я записался на аборт, но не успел. Я устал носить этот груз один, — тихо говорит Мин.

— Аборт? — усмехается альфа. — Это стало бы последним, что ты сделал. Это мой ребёнок, и ты, сучёныш, его жизнью распоряжаться не можешь.

— Я думал, ты все равно меня отправишь на аборт, когда узнаешь.

— Я тебе запрещаю отныне думать. Ты родишь мне этого ребенка. Я хочу этого ребенка, и если хоть волосок упадет с его головы, я спалю к херам этот город. Можешь не сомневаться, — от неприкрытой угрозы в словах альфы, Юнги кожу стягивает.

— Ты хочешь ребенка…

— Почему я не должен его хотеть?

— Но… — Юнги пытается присесть, но Чонгук не позволяет, давит на грудь, заставляя откинуться на подушки. Омега не знает, что ему сказать на это всё.

— Ты дрянь та еще, и мы с тобой еще к теме твоего предательства и измены вернемся, но не сейчас. Пока ты носишь его — я тебя не трону. Родишь ребёнка — я тебя помилую. Твоей жизни ничего угрожать не будет. Обещаю.

— Ты же сказал, что мы вернемся к этой теме, — обреченно выдыхает Мин.

— Да, только без крови и убийства. Меня больше не интересует твоя ложь, то, с кем ты спал и что творил. С тобой отныне всё ясно. Но тебе стоило бы подумать, откуда у тебя враги. Тот, кто открыл мне глаза на твои похождения, вряд ли желает тебе добра, — серьёзно говорит альфа. — Ян сказал, что ребёнку уже третий месяц, еще три, и он родится.

— Ян… он ничего не знал, — надломлено говорит Юнги.

— Ну да, ты отравился раменом, — кривит рот в улыбке альфа.

— Не трогай его, пожалуйста.

— Не буду, — говорит Чон и, нагнувшись, нежно целует омегу в живот, потом притягивает к себе и отключается. Юнги больше глаз не смыкает, лежит в руках альфы, разрываемый надвое между страхом, что всё, что только произошло — сон, и абсолютным счастьем от осознания того, что Чонгук хочет ребенка. От Юнги.

========== Ты у меня в крови ==========

***

— Как ты себя чувствуешь? — Намджун подходит к стоящему на балконе Джину и легонько касается губами затылка омеги. — Ты опять рано встал, а я больше всего ненавижу просыпаться один.

— Нормально чувствую, — говорит Джин и поворачивается к альфе. — Мне кажется, ты что-то не договариваешь. Будто за пределами этого дома война, ад, а я сижу тут в изоляции и уже не различаю дни. Даже врачи приезжают на осмотр сюда. Я так не могу больше.