Педагогическая этика (СИ)

Кое-как растолкав Герасима, они вдвоем доволокли его до квартиры и сдали на руки отцу. Денис бормотал извинения. Валера старался держаться позади, видимо, не хотел, чтобы узнали. Впрочем, на этот счет он мог не переживать, Павлов-старший в школе не показывался никогда, так как был полностью согласен с национальной немецкой мудростью: кирхен, китчен и киндер – удел матери семейства. Дверь захлопнулась. Дэн повернулся, соображая, что же сказать, но тут его тоже догнало, и он, зажав рукой рот, бросился мимо Валеры, мимо лифта, вниз по лестнице, во двор, к кустам сирени, и там его вывернуло буквально наизнанку.

Вышедший следом Валера вздохнул и снова взялся за телефон.

- Не надо… такси… -- остановил его Дэн, -- Сам дойду… Я… близко… -- он махнул пальцем в направлении своего дома, -- через два двора…

- Ладно, пошли. Держись за меня.

Холодный осенний воздух делал свое доброе дело, и Дэн уже чувствовал себя гораздо лучше. Он запросто мог бы идти сам, но все равно цеплялся за Валеркины плечи. Плечи были неширокими, но крепкими, вполне мужскими. В лифте его снова стало накрывать, и Валера, посмотрев, как он бестолково тычется в замочную скважину, отобрал ключ и открыл дверь в квартиру. Денис не разуваясь, на ходу сбрасывая куртку, рванул к унитазу. Минут пятнадцать он горячо обнимался с «белым другом», чувствуя лбом теплую узкую ладонь, поддерживающую голову. Потом его тащили в ванную, наклоняли, умывали, поили водой. Дэн отплевывался, хватал за руки, бормотал, сбиваясь с вы на ты: « Ва… Валерий… Андре…ич… Вале…ра… прости… в-виноват… Испортил вам… Вечер тебе испортили…»

- Ерунда, -- отмахнулся Валерка, -- сейчас с тобой закончу и назад вернусь. Ты как, лучше?

- Угу.

Дэн сидел на полу в ванной, трезвел, его уже колотил отходняк.

- Вставай, пошли баиньки. Где твоя комната?

Денис чувствовал, что его снова тащат, теперь в комнату, толкают на диван, стягивают с ног берцы, набрасывают сверху плед.

-- Все, я пошел. Дверь сама захлопнется?

- Захлопнется… Валера… -- Дэн поймал за руку, -- Валер… не уходи… пожалуйста.

Руку безжалостно отобрали.

- Спи, горе мое.

Щелкнул выключатель, погружая комнату в темноту, хлопнула дверь. Денис остался один. «Ну и пусть, -- подумал он, проваливаясь в сон, -- Пусть горе. Главное, что твое. Если бы правда…»

***

Дэн проснулся, в полной мере ощущая все последствия вчерашнего разгула. Тело ныло, оттого что он спал одетым, в неудобной позе, голову распирало изнутри, во рту было гадко, шершаво и сухо. Хотелось в душ, хотелось таблетку анальгина, хотелось запить ее целой бутылкой ледяной минералки, кажется вчера в холодильнике еще оставалась. Вспомнив это самое «вчера», Денис от стыда скорчился и нырнул с головой под плед.

Кроме того, существовала еще одна проблема. Всю ночь ему снился Валера. Сначала они были вдвоем в «Антигуа». В клубе гремела музыка, мерцал безжизненный свет стробоскопа, но было совершенно безлюдно, и посреди пустого танцпола Дэн прижимал к себе Валерку, запускал пальцы в светлые волосы, смотрел в погибельные серые глаза, целовал открытые плечи. Очень хотелось поцеловать в губы, но губы все время куда-то ускользали. Потом они оказывались в его комнате, падали обнявшись на диван, но тут он понимал, что обнимает не Валеру, а Таньку, вставал и уходил в другую комнату, разочарованный до слез. В комнате был Валера, и все начиналось заново. Неопытное тело не знало как это – целовать парня, быть с парнем, наверное, поэтому во сне происходили все эти обломы. И сейчас в «новых, брендовых, из дорогущего бутика» джинсах стояло так, что с этим срочно надо было что-то делать.

Решив, что все остальное – горячий душ, холодная минералка, анальгин, угрызения совести -- подождет, Дэн стащил с себя все что было ниже пояса и обхватил пальцами измученного «младшего брата». Закрыв глаза, он двигал под пледом рукой, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, думая о том, как лезет нахальными лапами под серую маечку, задирает к самым подмышкам, гладит спину и грудь… Наяву организм оказался намного сговорчивей и он быстро кончил, содрогаясь от наслаждения. Дэн тихо лежал, приходя в себя. Он словно только что поимел Валерку, нагло, без согласия, и от этого было сладко и стыдно. И голова почему-то перестала болеть.

***

Мать, вернувшись домой, осталась довольна -- Денис вылизал хату чуть ли не языком. Он даже был рад, что они вчера так насвинячили, и яростно тер, мёл, мыл, пылесосил, словно наказывая себя за вчерашнее безобразие. Кроме того, за работой как-то легче переносились тоскливые мысли.

Вечером Фомин списался с Одинцовой и Павловым в аське. Танька отделалась сравнительно легко. Ей удалось сохранить лицо, и она отхватила только за то, что допоздна где-то шлялась. Да еще не брала трубу. Родители, мол, волновались, звонили Фоминым домой и даже ходили в соседний подъезд ломиться в дверь, но дочу вместе с остальными ХЗ где носило.

Зато Павлов огреб по полной. Его закрыли под домашний арест на две недели.

- Прикинь, -- жаловался Герка, не дописывая от волнения слова, отчего казалось, что выходящий из под его пальцев текст тоже пьян, не хуже, чем сам Герасим вчера, -- Две недели только в школу и в магазин за хлебом! Па-ма-ги-те!!!

«Мало тебе», -- пробормотал себе под нос Фомин.

Дэн был зол на Герку, считая его виноватым во всем, что вчера произошло, в том числе в собственном позорище.

- Хули ж ты так нажирался вчера, Гер? – злобно отстучал Денис и вышел из аськи.

Ему сейчас не хотелось ни отчитываться в собственных подвигах, ни обсуждать Валеру, к чему все шло. Может быть, потом. Но только не сейчас.

***

Понедельник злосчастная троица провела в растрепанных чувствах. Танька с Герасимом гадали, сдал их физик или нет, и весь день сидели на уроках тише воды, каждую минуту ожидая вызова к директору. Дэна, конечно, это тоже волновало, но он больше парился совсем по другому поводу. Денис страдал от того, что ухитрился нарисоваться перед Валерой в таком непотребном виде. «Называется, пообщались в неформальной обстановке. Возле унитаза», -- мрачно думал он, разрисовывая тетрадь буквами «В» самых разных размеров и стилей. Он-то мечтал, чтобы его увидели симпатичным, взрослым парнем, а вовсе не пьяной в хлам обезьяной.