Педагогическая этика (СИ)

***

Одинцова тоже заметила. И тут же поделилась наблюдениями с Павловым. Обсудив ситуацию, они решили, что пора бы с Фоминым поговорить начистоту, как только будет подходящий момент. Случай представился, когда Дэн с Геркой в кабинете биологии приводили в порядок два огромных шкафа. В них биологичка держала свой хабар: скелеты ящериц и лягушек, гипсовые мозги и печень, плакат с ободранным до мяса чуваком, у которого половина тела бесстыдно выставляла наружу все органы и все в таком духе. На последней биологии Павлов с Фоминым здорово повыпендривались, из-за чего урок чуть не был сорван. Биологичка согласилась не выносить сор из кабинета и не посвящать в этот случай директора школы с условием, что преступники наведут красоту и культуру в этих самых шкафах.

Танька под раздачу не попала, но решила своим присутствием скрасить унылые каторжные работы. Она устроилась с ногами на широком подоконнике, выставив умопомрачительные загорелые коленки, и иногда поглядывала на улицу. Дэн с Герычем копались в шкафах, расставляя биологический хлам в относительном порядке. Они успели уточнить планы на вечер, обсудить уже близкую днюху Дениса, и теперь Герка развлекал их очередной порцией гонева. Гнать Геракл умел и любил. Его рассказы всегда отличались красочностью и множеством деталей. О правдоподобии он не особенно заботился. Народу и так нравилось. Гнать он мог что угодно. Например, в пятом классе, посмотрев Лару Крофт и Индиану Джонса, Герка гнал, что на летних каникулах они с отцом ездили в Африку и там искали всякие сокровища и научные артефакты. При этом его ничуть не смущало, что рядом обычно стоял Денис, с которым они все лето вместе полоскались в реке, рубились в приставку и учились курить по всяким закоулкам. В старших классах рассказы, конечно, видоизменились. В них теперь фигурировали поп-дивы, топ-модели и голливудские звезды, которые толпами приезжали инкогнито в их город, чтобы предложить Павлову что-нибудь неприличное. Ну, и в тайных боях без правил он все время участвовал. Драться в этих боях надо было непременно досмерти, и получалось, что раз Павлов до сих пор жив, то он убивец еще тот. Еще Герка уже два года всем рассказывал, что пишет романтический детектив под интригующим названием «Загадка старого влагалища» и уж когда допишет – тогда, чуваки, держитесь: русский букер у него в кармане. А может, даже нобелевка. Нобелевский лауреат Георгий Павлов – звучит клево. Произведение, разумеется, существовало только в воображении автора. В нем, в зависимости от Геркиного настроения, все время менялся сюжет, состав действующих лиц, время и место действия – вплоть до смены геологического периода и галактики. Сейчас он как раз с выражением цитировал последнюю главу, и тут Одинцова, снова взглянув в окно, его перебила:

- Дэн, гляди, Лерочка твой идет.

- Где?!

Дэн среагировал не раздумывая. Его тут же отнесло от шкафов, и он рванул к окну, отпихивая Танькины ляхи, прилипая к стеклу, жадно ища глазами. И тут же, опомнившись, обернулся, глядя в серьезные лица, понимая, что спалился и, кажется, даже не сейчас.

- В смысле, какая еще Лерочка? Не знаю такой, -- попытался он как-то спасти положение и тут же заткнулся, осознав нелепость этой попытки.

Несколько секунд в кабинете биологии было тихо-тихо. Молчание нарушил Герка:

- Фомин, ты нам ничего рассказать не хочешь? Мы, конечно, в общих чертах сами доперли, но хотелось бы тебя заслушать. Мы ведь друзья, нет?

- Давай, Дэн, колись, -- поддержала Одинцова, -- нас уже запарило прикидываться, что мы ничего не замечаем.

Дэн почувствовал, как в груди тяжело и мутно заныло и ему захотелось тут же, на месте, провалиться сквозь все четыре школьных этажа, подвал, фундамент, землю – до самой городской канализации. Или, хотя бы, опять отвернуться к оконному стеклу. До этого момента он даже не задумывался о том, как его сумасшествие выглядит со стороны. И, честно говоря, такого вопроса никак не ждал.

- И до чего же вы там доперли?

- До того, что ты за Валериком бегаешь, -- пояснила Татьяна, -- в смысле влюбился.

Момент истины настал. Дэн понял, что сейчас выяснится все. Не только тонкости его сексуальной ориентации, но и чего на деле стоит их дружба. Или они все поймут, или он останется один.

- Ну, влюбился. Бегаю. И что?

- Ну и какого?.. Девчонок мало, что ли? – Герасим действительно не въезжал, но разобраться хотел.

Дэн в ответ промолчал, только вздохнул тоскливо. Что тут объяснять? Он и сам не понимал, почему ему вдруг стали безразличны девчонки, и по какой такой причине для него вдруг свет сошелся клином на мелком худом парне.

- Он ведь мужик. Ни сисек, ни задницы. И в штанах у него все то же самое, что и у нас. Ты хоть это понимаешь?

- Все я понимаю…

- И как это тебя угораздило?

- Гер, ну не долби ты мне мозги, -- взмолился Денис, -- Ну, не знаю я, как это получилось. Честно, не знаю. Просто взял и влюбился. Что мне теперь, под трамвай бросаться? Ну, не общайтесь со мной, раз так противно…

- Тихо, тихо! Чего прям так сразу «не общайтесь», «противно»? Да мне, если хочешь знать, до звезды, я просто понять хотел, -- Герка пожал широченными плечищами, -- Бегай за кем хочешь. Меня, главное, не домогайся.

- Расслабься, Гертруда, на тебя у меня не встанет, -- огрызнулся Дэн, немного нервно, но в целом, беззлобно.

- А на Валеру, значит, встает? – оживился Герыч, -- Слушай, расскажи!

- Отвали, извращенец.

- Это я извращенец?

- Ты. Расскажи ему… Может, еще показать?

- Не надо, не надо, -- в притворном испуге выставил вперед обе ладони Герка, -- Не надо ничего показывать. И злиться тоже не надо. Мне просто интересно.

- Интересно – пойди, сам влюбись в парня, узнаешь.

- Хватит вам, -- вклинилась Одинцова, -- оба вы извращенцы неслабые. Мне вообще нравится. По-моему, очень романтично.

- Да вам, деффкам, гомосятину только подавай, -- отозвался Герыч. «Ой, ой, це ж яой!» -- заныл он, подняв к потолку томный взгляд словно в невыразимом экстазе.