Заместитель (ЛП)

— Да. Откуда вы знаете? — прошептал я, глядя на ее довольное лицо.

— Этим он дал им понять, что будет тебя защищать, и они вне игры. Обычно одному из его телохранителей приходилось выпроваживать очередного любовника. Это, Гунтрам, была декларация о намерениях.

— Тем вечером он поцеловал мне руку, но мне казалось, там никого, кроме нас, не было.

— Правда? О, это означало, что он уважает тебя и считает равным, — очень серьезно сказала Моника. Взглянув в окно, она обнаружила, что солнце скрылось и вот-вот снова начнется дождь.

— Не люблю сидеть за рулем в такую погоду. Я лучше поспешу, дорогой.

— Спасибо, что навестили меня, Моника.

— Как-нибудь еще зайду, — с улыбкой пообещала она, по-матерински чмокнула меня в щеку и ушла.

Я все еще перевариваю услышанное, Дневник. Это все как-то слишком.

Мари Амели славная девочка, во всяком случае, я так думаю. Признаю, что она довольно беспечна и своевольна, она слишком живая и не признает правила, по которым ее пытаются заставить жить. Я имею в виду, что любой почувствует себя угнетенно в этом закрытом мирке, и свободолюбивый нрав Мари Амели толкает ее на сопротивление главному угнетателю — Конраду.

Почему она затащила зрелого мужчину в постель? Только чтобы расстроить его женитьбу? Только для того, чтобы позлить Конрада? Какая-то нелепица. Она могла бы достичь своей цели гораздо проще, например, заплатить кому-нибудь, чтобы устроили сцену во время церемонии.

Могла ли Моника лгать мне? Маловероятно, но возможно. Лучше спросить Конрада. Однако и так ясно, что Конрад считал себя ответственным за весь этот скандал, так как именно он их познакомил. Сначала он будет все отрицать, потом разозлится и скажет мне не лезть в чужие дела. Это в лучшем случае. Вообще, вся эта история слишком запутана, чтобы быть делом рук семнадцатилетней девочки. Она не Лукреция Борджиа.

Вероятно, это была дурацкая и жестокая шутка, которая плохо закончилась — как и в моем случае. Может быть, Мари Амели знала, что подмешали в питье, и думала, что меня просто стошнит. В школе мы, бывало, подсыпали соли в кофе, выбирая себе жертву из сидящих за учительским столом. Если Мари Амели и ее приятели уже приняли до этого, то в таком состоянии все это могло казаться им очень остроумным.

С другой стороны, я могу понять (но не оправдать) бурную реакцию Конрада. Он любит меня и привык защищать, ему тяжело далась необходимость ежедневно подчиняться персоналу в клинике, и в конце концов он взорвался в свойственной ему параноидальной манере.

И кстати, как мог такой старомодный человек, как Конрад, всего после двух встреч со мной, на запруженной народом площади и в музее, решить, что хочет провести со мной всю оставшуюся жизнь?! Почему остальные уверены, что у нас с ним все получится?

Все это очень странно.

В оригинале разница более существенная: «сhef» и «cook»

========== "34" ==========

2 июня

Вчера ночью, а, может, сегодня — было очень поздно, когда он вернулся домой — я проснулся, разбуженный слабым шумом в спальне. Конрад неподвижно сидел у окна, уставившись на кровать. Я сел, пытаясь успокоиться — его почти бесшумное появление стало для меня полной неожиданностью.

— Извини, что разбудил. Пойду в другую комнату, — тихо сказал он, поднимаясь с дивана.

— Нет, пожалуйста, останься. Я просто не ожидал, вот и все. Что ты тут сидишь? — с меня слетел сон.

— Смотрел, как ты спишь, и думал, — смущенно сказал он, словно ребенок, которого поймали за воровством конфет.

— Забирайся сюда, ты, наверное, устал… Когда ты вернулся?

— Несколько часов назад.

— Снимай пиджак и туфли, или завтра тебе придется слушать ворчание Фридриха, — мягко сказал я, двигаясь, чтобы освободить ему место. Он быстро сбросил одежду и лег со своей стороны постели, не прикасаясь ко мне. Я протянул руку и погладил его по щеке; он с наслаждением прикрыл глаза, словно огромный кот.

— Почему ты ничего не рассказал мне про Лозанну? — спросил я, воспользовавшись его расслабленным состоянием. Захваченный врасплох, он взглянул на меня и сразу же отвернулся, но я уловил виноватое выражение его глаз. — Пожалуйста, ответь мне.

— Мари Амели была мне как дочь. Я решил промолчать и дать ей возможность подружиться с тобой. Еще раз начать с чистого листа.

— Ты ставишь ей в вину смерть твоего друга?

— Нет. Это — нет. Мы сами решаем, как поступить, и должны пожинать плоды наших решений. Меня беспокоит то, что она твердо вознамерилась стоять у меня на пути и конфликтовать с собственным отцом. Я долго закрывал на это глаза. Но теперь мне придется считать ее своим врагом.

— Сочувствую, — я потянулся и поцеловал его в лоб.

— Я допустил ошибку — не поверил своему первому впечатлению о ней. Она опасна и, подобно мне, ни перед чем не остановится, чтобы получить желаемое. Иногда я думал, или лучше сказать, мечтал, чтобы она была, как ты — самоотверженной и добросердечной. Я почти убил тебя своей неосторожностью.

— Ш-ш-ш, это не неосторожность, Конрад. Почему ты так боишься любить людей и прощать их? Если она была тебе как дочь, вполне понятно, что ты хотел дать ей второй шанс, — прошептал я, прижимая его голову к своей груди. — Хорошо бы, чтобы в следующий раз ты меня предупреждал. И вообще, ты мог бы больше мне доверять — я не ребенок и не идиот, даже если не такой умный, как ты.

— Ты умен, просто еще совсем зеленый.

— Если ты ничего не будешь мне говорить, как я смогу понять мотивы, стоящие за твоими поступками? Ты понимаешь, как я себя чувствую каждый раз, когда ты отдаешь приказ, словно какой-то король?

Он хихикнул:

— Виноват, но ничего не могу поделать.

В ответ я ущипнул его, а он взял мою руку и ласково поцеловал ее. Я сделал то же самое, и он обнял меня. Так мы и лежали.

— Кое в чем ты был прав, — полушутя заметил я. — Фридрих еще ужасней тебя, когда он кого-нибудь отчитывает.

— Знаю, — он с интересом поднял бровь. — Я всегда даю тебе ценные советы. В чем состоял проступок?

— Отказался доедать овощи, — сказал я, вспоминая эпическую ссору с Фридрихом, которая заставила меня почувствовать себя пятилетним.

— Тяжкое преступление. Радуйся, что не получил ложкой по лбу, как я когда-то, — пробормотал он, пожимая плечами.

— Прости, что?

— Фридрих заботится обо мне с четырехлетнего возраста. Отец нанял его в качестве моего наставника после няни, а он обращался с воспитанниками в лучших традициях иезуитских школ. Ты должен понять — Фридрих родился во время войны, когда не хватало еды, и деньги были бесполезны, неважно, сколько их у тебя. Продовольственные карточки для всех. Ему было двадцать два, когда он появился в этом доме, энергичный и с девизом: «Прежде чем приказывать, сначала ты должен научиться подчиняться».

— Значит, он работает на тебя уже сорок лет?

Ничего себе!

— Почти. Он преподавал в Иезуитском ордене, но искал работу получше, чтобы помогать матери. С тринадцати лет он жил в монастыре в Баварии, и к тому времени, когда достался мне, уже имел опыт работы учителем.

— Я думал, у тебя были приглашенные учителя.

— Были, но отвечал за меня Фридрих. Мне приходилось по нескольку раз переписывать домашнюю работу, чтобы она ему понравилась. Все должно было быть идеально, никак не меньше. Закрытая школа, куда я потом ходил, показалась мне летним лагерем по сравнению с его муштрой. Он перестал меня строить, только когда умер мой отец. Практически Фридрих мне его заменил. Не конфликтуй с ним — последствия тебе не понравятся. Я знаю, о чем говорю.

— Верю тебе на слово. Что еще я не должен делать?

— Сотни вещей, но с годами он стал немного мягче. И на пенсию уходить пока не планирует, — усмехнулся Конрад.

Я улыбнулся, придвинулся к нему ближе и закрыл глаза.

========== "35" ==========

20 августа

Лето на исходе. Мне стало значительно лучше, но пока я мало на что способен, и предыдущие два месяца провел в безделье. Доктор оказался прав, но я не собираюсь доставлять ему удовольствие, признав, что он знал, о чем говорит: при малейшем усилии я до сих пор чувствую, как на меня сразу наваливается усталость.