Семья поневоле (СИ)

9. Северус

Зелья, которые оставил Тирни, задерживали развитие болезни, так что за три дня, прошедшие с тех пор, как я прибыл в поместье Забини, Онории не стало хуже. Но и улучшений не было, она все так же лежала, не в силах даже разговаривать. Лекарства я давал ей сам, запретив этому шарлатану появляться даже на пороге дома. А когда Нора засыпала, я возвращался к поискам рецепта, пока наконец не нашел. Для зелья требовалась селезенка того самого Моко – являясь переносчиками лихорадки, сами они ей не болеют из-за особого вещества, содержащегося в их селезенке. Выделить его, смешать с толчеными семенами тентакулы, листьями цапеня, чабрецом и еще двумя десятками разных трав, корней и экстрактов, и лекарство должно было настаиваться еще четыре дня. Так что, сварив зелье, я еще несколько дней не отходил от постели Онории, уговаривая немного потерпеть, найти в себе силы бороться. Ночевал я там же, просыпаясь каждый час и прислушиваясь к ее дыханию, боясь однажды его не услышать. Зелье Тирни помогало все меньше – на ее коже уже начала появляться серебристая сыпь. Но она запретила сообщать сыну о ее болезни, веря в мой талант зельевара и то, что найденный мной рецепт лекарства окажется верным.

- Нора, ну как ты? - спросил я, когда, наконец, смог влить в нее несколько ложек темно-бурого раствора, как только подошел назначенный срок. Некоторое время ничего не происходило, но потом ее дыхание стало выравниваться, к вечеру пропала сыпь, а на следующий день уже ничего не говорило о том, что эта женщина недавно была при смерти. Оставалась только сильнейшая слабость после полутора недель, проведенных в постели, так что я не мог уехать и оставить ее одну в таком состоянии. МакГонагалл сообщила несколько дней назад, что Блейз исправно варит зелья Дамблдору, а мои уроки замещает вызванный по этому случаю Слагхорн, так что я могу не возвращаться, сколько пожелаю. Я решил остаться в поместье еще на несколько дней.

Все было почти так же, как и на Рождество. Несмотря на слабость, Нора оставалась собой – шутила, смеялась, кокетничала и командовала эльфами, в одиночку управляясь со всем хозяйством. Хоть она и не могла лично обходить владения с проверками, Онория все равно умудрялась быть в курсе всего, что происходит в ее доме и за его пределами. Я все время находился возле нее – хоть лихорадка прошла, но чувство тревоги за нее, страх, что что-то может пойти не так, не отпускали меня ни на минуту. Заставляя ее пить восстанавливающие силы настои, я постоянно спрашивал о самочувствии и уговаривал прилечь отдохнуть, на что она только смеялась и умилялась моей чрезмерной заботе, благодарно целуя или гладя по волосам.

Да, все было так же, как на Рождество. Я сам не заметил, как мои ночевки в одежде в кресле возле кровати больной переросли в ночи в одной постели с выздоравливающей. Ведь, когда я уезжал в январе, она считала меня своим любовником, и для нее наши отношения не изменились. Да, я обещал Блейзу, что порву с ней, как только мы встретимся, но я не мог сказать ей этого, когда она была при смерти. Никто бы не смог бросить умирающую женщину, будь у него хоть капелька сострадания. А я любил ее, хоть не так, как она этого хотела и заслуживала, но тем не менее Онория была мне слишком дорога, чтобы я осмелился отвернуться от нее именно тогда, когда был ей как никогда сильно нужен. А теперь, когда она шла на поправку, и можно было уже огорошить ее подобной новостью… К этому моменту я снова погряз в отношениях с ней. Нельзя целую неделю ночевать в одной постели, делая вид, что все, как раньше, а потом просто сказать, что все кончено. Я чувствовал себя предателем, который обманывал ее все это время, но с этим я еще мог жить. А вот смотреть ей в глаза, узнай она о том, кто я на самом деле, я уже не находил в себе сил. Каждый день обещая себе, что сегодня положу этому конец, я в последний момент малодушно откладывал разговор на завтра, продолжая эти отношения и все больше увязая в обмане и ответственности за свои обещания быть рядом.

10. Блейз

Я зябко ежился, стоя посреди улицы и оглядываясь на здание почты за своей спиной. Десять минут назад я аппарировал из Хогсмида в Годрикову Лощину. Еще неделя прошла, а Снейп так и не вернулся в Хогвартс, так что я решился на это путешествие, так и не успев за прошедшие семь дней с того момента, как вломился в апартаменты профессора и нашел колдографию, решить, что же я хочу здесь найти. Просто не мог больше сидеть в школе и думать, где носит зельевара, и почему он не счел нужным сообщить мне, если не куда он исчез, то хотя бы когда вернется. Мартовское солнце слепило глаза, а под ногами хлюпала весенняя грязь – снег лежал жалкими клочками только в тени высоких домов, а на остальной территории чернела мокрая земля. Памятник Поттерам на главной площади тоже не добавлял этому месту привлекательности в моих глазах.

Спросив на почте, не живет ли в этом городке некий Луиджи лет сорока, я получил отрицательный ответ, а что еще предпринять не знал, потому просто отправился побродить по улицам, будто этот самый итальянец просто так встретится мне на пути. Разумеется, ничего такого не произошло. Обычные угрюмые англичане шли каждый своей дорогой, словно и не замечая меня. Никого с экзотической для этих мест внешностью, не только итальянской, но и вообще какой-либо другой я так и не увидел, хотя разглядывал людей во все глаза.

Устав и проголодавшись, я зашел в маленькое волшебное кафе и занял столик в углу. Для магглов оно выглядело закрытым на ремонт, видимо, уже долгие годы. Местные маги одевались практически так же, как магглы – вынужденное соседство накладывало отпечаток на все стороны быта. Так что я тоже, собираясь на эту прогулку, оделся довольно неброско: брюки, рубашка и свитер, а сверху длинный плащ. Заказав кофе гляссе и черничный чизкейк, я достал колдографию и принялся разглядывать ее.

Не может просто знакомый вот так вот держать человека за руку, практически обнимая. Спорю на десять галлеонов, что они были хорошо знакомы с отцом. Может, это его лучший друг? Тогда почему я не видел его на других снимках? Отправив в рот кусочек своего десерта, я поднял голову, увидев, что над моим столиком нависла какая-то тень. И так и замер, с трудом сглатывая, чтобы не подавиться.

- Я слышал, вы меня искали, мистер… Забини, если я не ошибаюсь?

Из-под изящно изогнутых черных бровей на меня смотрели глубокие синие глаза, в которых плескалось лукавство. Протянув мне узкую ладонь, мужчина жестом попросил разрешения присесть, и я усиленно закивал, потрясая его руку в слишком крепком пожатии, пока не додумался отпустить, смущенно отведя взгляд.

- Не ошибаетесь, - наконец-то решил ответить я, понимая, что собеседник все это время меня внимательно разглядывает, отчего становилось неуютно, и чего-то ждет. – Можно просто Блейз. А вы?

- Луиджи Гильермо Торрадо. Для вас, Блейз, просто Луи. – Он ослепительно улыбнулся, поправив манжеты на белоснежной рубашке, и подозвал официантку, заказав дорогое вино и закуски. Я тут же почувствовал себя ребенком, с этим мороженным и тортом, и смутился еще сильнее. Почему-то этот человек одним своим видом вгонял меня в краску, и я не мог понять, в чем причина. Может в том, что он был невероятно красив и выглядел моложе своих лет. Точнее, он выглядел лишь лет на пять старше, чем на той колдографии, и я не мог понять, как это вообще возможно. И взгляд, с которым он смотрел на меня… Ненормальный интерес и все то же плохо скрываемое превосходство, словно он владеет каким-то тайным знанием. Так и не дождавшись, пока я смогу выдавить из себя хоть слово, он откупорил только что принесенную бутылку и разлил кроваво-красный напиток по двум высоким бокалам:

- Вы искали меня с какой-то определенной целью? – Спросил он с усмешкой. – Ведь не просто, чтобы на меня посмотреть, хотя это, безусловно, мне льстит.

Я закашлялся, сделав слишком большой глоток, и Торрадо укоризненно взглянул на меня.