Дурные привычки и прочие неприятности (СИ)

— Без мантии, — сказал Снейп, не отрывая взгляда от его шеи. И, спрятав дрожащие пальцы в рукава, жадно проводил глазами фигуру Гарри, в прошлогодних джинсах и чуть сползающем с левого плеча свитере.

Весь зал Хогвартса был затянут полупрозрачной зеленоватой дымкой, сквозь которую доносился монотонный шум обычной сентябрьской пирушки. Приглушенный голос Дамблдора произнес «зельеварение» и «защита от Темных Искусств» и Снейп, словно во сне, слегка приподнял руку. В таком же зеленоватом тумане профессор выбрался из Большого зала и, стремительно оставляя за спиной гул голосов, направился в подземелья, не вынимая рук из рукавов.

Одним заученным движением сняв защитные чары, Снейп влетел в кабинет и ткнулся лбом в холодные камни стены, изо всех сил колотя по ней сжатым кулаком. Когда на разбитых костяшках показалась кровь, он опомнился, резко рванул от горла мантию и повалился в кресло, лихорадочно расстегивая неподатливую пуговицу на поясе брюк. Добрался до возбужденного члена и наложил десяток заклинаний на входную дверь он одновременно.

***

Снейп сверлил его взглядом посреди класса ЗоТИ. Тот Гарри точно назвал бы этот взгляд злобным. В моей же памяти всплыл флакон с предупреждающей надписью «Огнеопасно!», куда я спрятал воспоминание о том, как он сбросил заклятие во время нашей тренировки.

Гарри за партой буравил профессора ответным свирепым взглядом, а класс вновь заволокло зеленоватой дымкой. Лицо Снейпа сохраняло привычное скучающе-равнодушное выражение, но глаза теперь уже не могли обмануть смотрящего в них. На радужке полыхнули золотистые искры, и профессор поспешил отвести взгляд.

***

— Прости меня, — шептал Снейп, склонив колени перед изящным серебристым облачком дыма. — Прости, прости. Я не мог предположить. Я никогда не причиню ему зла. Просто не хочу опять терять. Никто не в силах вынести столько…

Призрачная лань сочувственно ткнулась носом в его щеку.

— Не смей сказать ему, — глухо проговорил Снейп. — Молчи, молчи до самого конца. Он не должен знать. Это лишнее.

Лань вскинула голову и искоса посмотрела на него.

— У кого еще есть такой своевольный патронус? — ласково и печально усмехнулся Снейп, погладив воздух между ушами лани. — Делай что хочешь. Он все равно не поверит. Хоть посмеется. Тоже развлечение в эти беспросветные дни.

Лань задумчиво кивнула и, оттолкнувшись прозрачными копытами от колена Снейпа, унеслась в темноту.

***

Перед моими глазами закрутились мутные спирали и, обалдевший, я вынырнул из Омута, часто моргая внезапно повлажневшими ресницами.

Северус сидел в кресле, неестественно выпрямившись и вцепившись пальцами в гладкие ручки.

Я должен был сказать что-то очень правильное, чтобы он сразу понял. Вот только слов не находилось. Медленно, словно еще не вернувшись в этот мир, я подошел поближе и увидел, как побелели от усилия кончики его пальцев.

— Так это же все упрощает, Северус, — брякнул я первое, что крутилось у меня в голове.

Его губы дернулись в подобии улыбки.

— Я тогда, наверное, тоже чувствовал что-то такое. Но я же гриффиндорец, я не могу любить и ненавидеть одновременно.

Его губы дрогнули еще раз.

— Почему ты молчал все эти дни?

— Ты столько раз давал мне понять, что хочешь меня, Гарри. Но ни разу не поинтересовался, хочу ли я тебя.

— А сейчас спрашивать уже поздно, да?

— Попробуй, вдруг повезет.

Я подошел близко-близко, так, что наконец расслышал стук его сердца, неизвестно почему не пригоняющего кровь к бледным щекам. И, внезапно севшим голосом прошептал:

— Ты не передумал? Ты до сих пор хочешь меня?

И он одними губами едва слышно ответил: — Безумно.

Кто-то из нас сделал первое движение. Не уверен, он или я. Я только огляделся убедиться, что не влетел в камин. Потому что внезапно меня обволокло таким жаром, что Адское пламя по сравнению с ним показалось бы прохладным душем. В сторону отлетели очки, за ними моя футболка, и только тут я сообразил, что давно сижу, сжимая коленями его бедра, а его губы и руки скользят по моему телу, беззастенчиво исследуя, изучая, пробуя на вкус. Я потянулся к его губам и заскользил руками по груди, но был немедленно схвачен за оба запястья, и сбивающийся голос обжег мне ухо.

— Нет, не надо, — почти умоляюще прошептал Северус. — Позволь мне.

У меня не было времени на споры, потому что горячий язык тут же прочертил линию от мочки уха до самого плеча и устремился куда-то подмышку. Я застонал и заскользил бедрами, словно уселся на раскаленную плиту. Член, сдавленный тугой тканью, жгло невыносимо, и даже через два слоя плотной джинсы я ощущал, что Северус тоже возбужден. Крепкие руки тут же намертво вцепились в мои бедра, лишая возможности сладко тереться об него.

— Тише, тише, — зашептал он, поглаживая меня по спине, зарываясь в волосы. — Нет причин торопиться. Если ты, конечно, не возражаешь.

И тут его язык прочертил спираль по моему левому соску. Разве я мог возражать? Я лишь закинул голову и застонал.

— Зачтено как согласие, — проговорили губы, едва отрываясь от моей груди, а легкие пальцы легли на поясницу и выписали там явно магический узор.

— Это невербальное заклятие? — прерывисто прошептал я, когда внутри словно столкнулись два огненных шара.

Его пальцы скользнули за пояс моих джинсов и ласкали маленький участок кожи, самый верх ложбинки между ягодиц, а губы продолжали захватывающее путешествие по груди, плечам, чувствительной коже шеи вокруг еще свежего шрама.

— Я хочу тебя, хочу, Северус, — постанывал я в такт его касаниям. — Ты поможешь мне, ты научишь меня?

Вместо слов он впился мне в рот таким страстным и долгим поцелуем, что если бы я задумался, чем дышал все это время, то не нашел бы ответа. Мы целовались, медленно соскальзывая со ставшего слишком тесным кресла на пол. Не помню, когда Северус отвлекся, чтобы отправить ненужное кресло и стол в дальний угол. Теперь он навалился на меня всем телом, слегка приподнимаясь на локтях, и нас разделяли все те же слои плотной ткани. Скольжение его бедер по моим, касание членов сквозь одежду, пробивало меня бесконечными сладкими разрядами. Я захлебнулся воздухом и почти закашлялся, когда его язык, скользнув вокруг пупка, спустился вниз и пробежался по оголенной коже вдоль самого края ткани. Я бы умер от стыда, расскажи мне кто, что я так беззастенчиво буду подаваться бедрами вверх, желая хоть через грубую джинсу дотронуться членом до желанных губ и умелого языка. Похоже, я пересек допустимую черту, потому что Северус, запечатлев нежный, почти невесомый поцелуй на моем животе, отпрянул и уселся на колени.

— Что-то не так? — заволновался я, поднимаясь на локте. Он посмотрел на меня помутневшими бездонно-черными зрачками и положил ладонь прямо на мой ноющий член, легко массируя через ткань. Я двинул бедрами и вжался в его руку.

— Мерлин… Сними с меня их побыстрее, слышишь, — взмолился я и потянулся к молнии. Дважды просить не пришлось. Мы в четыре руки стянули с меня джинсы, и я замер в предвкушении долгожданного прикосновения. Но Северус медлил, дразняще прикасаясь губами то к бедру, то к самому уголку волос в паху. Затем он взял мою руку, осторожно проводя губами по пальцам, и сбивающимся шепотом попросил:

— Сделай это сам, пожалуйста. Я хочу смотреть. Я хочу, чтобы ты знал, что я смотрю.

И выпустил мне на ладонь длинную струйку слюны, тщательно размазав ее языком. Я удивился, но возражать не стал. Это было немного странно, дрочить, глядя на то, как он смотрит на меня. Словно на какое-то десятирукое древнее божество, медленно облизывая губы и покачиваясь в такт моим действиям. Спустя несколько привычных движений, я блаженно прикрыл глаза и унесся по волне наслаждения. «Будет обидно, если это всего лишь сон», — мелькнула в голове мысль. «А если сон, тогда тем более, чего стесняться?» — ответил я сам себе и опустил вторую руку вниз, поглаживая яйца, добираясь кончиками пальцев к чувствительному месту под ними. Я гладил и надрачивал, почти позабыв, что рядом находится зритель. Даже дыхание не выдавало его. Вот уже по животу пошла легкая волна и тут я услышал прерывающийся голос Северуса: