Между меридианами или "Мы не братья! Мы - любовники..." (СИ)

- Может, останетесь? – спрашивает она, отстраняясь.

Я качаю головой и стряхиваю пепел на асфальт.

- Мам, мы же не в другую страну едем, - в очередной раз говорю я. – Поживём у отца, тем более я его даже не помню. Мне будет полезно с ним встретиться.

Женщина немного улыбается, бросая взгляд на двери дома, ожидая увидеть, как оттуда выйдет Том с остальными чемоданами, но брата всё ещё нет. Наверное, застрял на кухне с очередной банкой колы.

- Мне всё равно не нравится, что ты уезжаешь чёрт знает куда, - мама скрещивает руки на груди. – Ты ещё не восстановился после травмы, как я за тобой следить буду?

Я фыркаю и начинаю смеяться, из-за чего пепел падает мне на пальцы и немного обжигает. Я морщусь и поджимаю губы.

- Ну, ма-а-ам, - тяну я. – Уже прошло сто пятьсот лет после аварии, и за это время ты особо за мной и не следила.

Она с упрёком смотрит на меня – ветер резко усиливается и начинает развеивать её волосы в разные стороны. Это выглядит мило: мама убирает прядь за ушко и улыбается.

- Я и не заметила, когда ты вырос, - говорит она, смотря на меня снизу вверх. – Совсем недавно сидел в коляске и требовал вишнёвый сок.

Я затягиваюсь, косясь на маму.

- Ты ещё вспомни, во сколько лет я перестал в горшок ходить, - бурчу я, нетерпеливо сжимая фильтр сигареты и смотря на дом.

Если брат не поторопится, то мне придётся выслушивать очередную историю из своего детства, а это не очень интересно.

- В пять лет, конечно же, - смеётся мама, из-за чего я тихо стону.

Выбросив сигарету на асфальт, я тушу её кроссовком, затем киваю проходящему мимо соседу, который здоровается с нами. Какое-то время мы с мамой молчим, и мне уже кажется, что ещё немного, и я передумаю уезжать. Но, наконец, в дверях появляется фигура Трюмпера, которая тащит за собой два чемодана.

- Слишком долго! – критикую его я.

- Ну, уж извини, - Том направляется в сторону машины и начинает складывать вещи в багажник.

- Ладно, мам, - я вздыхаю и снова обнимаю её, задерживаясь на несколько мгновений дольше, чем обычно. – Я позвоню, когда мы доберёмся.

Я какое-то время медлю, думая о том, что я ни за что на свете не расскажу ей, что происходит между мной и братом, потому что она и так пилит меня из-за того, что никогда не увидит внуков, а так она вообще застрелится. Или меня застрелит.

Я отстраняюсь и смотрю на брата – Том, наконец, кое-как запихивает чемоданы в багажник и захлопывает его, после чего подходит к маме и тоже обнимает.

- Увидимся, мам, - он улыбается.

Я закатываю глаза.

- Пошивеливайся, - бросаю я, немного прищуриваясь.

- Заткнись, - Трюмпер улыбается. – Чувствую себя подкаблучником.

Я фыркаю и поправляю очки.

- Ты и есть чёртов подкаблучник, так что залезай в машину живо, - шиплю я. – Я ещё тебя перевоспитаю…

Мама смеётся, наблюдая за тем, как брат отходит от нас и садится за руль. Двигатель заводится – я уже думаю, что парень уедет без меня, но он этого не делает.

- Ладно, пока, мам, - улыбаюсь я.

- Не забудь позвонить, - она смеётся, провожая меня взглядом.

- Хорошо-хорошо! – я сажусь в машину, захлопывая за собой дверь, и пристёгиваюсь. Только после этого я расслабляюсь и откидываюсь на спинку сидения.

Авто трогается – в боковое зеркало я вижу удаляющуюся фигуру мамы. Как-то грустно…

- Ты Тиму звонил? – Том сворачивает на перекрёстке и выезжает на главную дорогу.

Я немного молчу.

- Он трубку не берёт, - бурчу я. – Катрин сказала, что он в курсе нашего отъезда. Думаю, пока не надо его трогать. Он долго отходить будет.

Я снимаю очки и скольжу языком по губам – в салоне машины душно, поэтому я открываю окно и позволяю ветру залететь внутрь.

- Ясно.

Я ничего не отвечаю, смотря на то, как улицы Берлина в последний раз проносятся мимо нашего окна. Внутри меня какие-то неприятные терзания, которые никак не оставляют меня в покое. Я начинаю замечать, что находиться рядом с братом мне становится как-то неуютно, словно он изменил не Тиму, а мне, но, возможно, это просто одно из последствий сотрясения. Я уже ничему не удивляюсь. Мне не хочется прекращать то, что происходит между нами, потому что только в объятиях Трюмпера я могу избавиться от головной боли и раздражительности, которая преследует меня с момента аварии. Я не знаю, люблю ли я его или же нет. Не знаю, любил ли его вообще. Но я надеюсь, что у нас всё наладится.

Сегодня мы с Томом, наконец, уезжаем из Берлина, чтобы отправиться навстречу новой жизни, но я точно знаю, что я ещё вернусь сюда. Обязательно вернусь.