Серебряный дождь, алмазный лед (СИ)

Глава 15

Холод. Холод… Леденящий кровь, вползающий в душу. Холодный сухой воздух подвала, пронизывающий холод огромного камня, холод неподвижного твердого тела. Слезы, горячие, бегущие по щекам, стекающие на мертвое черное лицо. Руки, судорожно обнявшие безжизненную гладкую статую. И горе, бесконечное, огромное, затопившее с головой. Алвин не чувствовал бега минут и часов. Для него время замерло. Остановилось в тот самый момент, когда Сабзиро застыл, вытянувшись на черной плите. Глим, тоже совершенно раздавленный свалившейся на них бедой, звал Мага, уговаривал встать. Алвин его слышал, но не понимал ни слова из того, что тот ему говорит. Наконец, к вечеру следующего дня слуге удалось увести эльфа наверх и заставить немного поесть. Алвин что-то вяло жевал, не понимая, зачем, не чувствуя вкуса еды, но, лишь только старик отлучился из комнаты, снова бросился в подвал, упал на колени и замер, уронив голову на твердую холодную грудь.

Шли дни, а Маг по-прежнему почти не отходил от каменного ложа. Он всматривался в застывшее лицо и никак не мог поверить в то, что Сабзиро больше нет. Как он мог умереть? Как мог оставить его одного?! И почему так странно и страшно? Ведь смерть к Крылатым приходит не так, Сабзиро ему рассказывал. Они умирают или в бою, или тогда, когда сами решают, что их жизненный путь завершен. Дракон, приняв решение уйти, поднимается высоко в небо, превращает свою материальную оболочку в магию и, на мгновение вспыхнув яркой звездой, растворяется в мировом магическом поле. Наверное, это очень возвышенно и красиво. Достойный исход для таких удивительных существ. Но обратиться в мертвый холодный камень… Хотя… откуда ему знать? Может в человеческом облике драконы умирают именно так. Но как же это ужасно… Как горько… И какими, оказывается, смешными и глупыми были его прежние страхи. Он так боялся разлуки… Ему казалось, что страшней ничего быть не может. Если бы его спросили сейчас, если бы позволили выбирать, он не раздумывал бы ни секунды. Пусть бы они расстались, пусть бы он никогда больше его не увидел. Но пусть бы он был. Какое, оказывается, счастье просто знать, что он где-то есть. До чего же он был наивен и слеп. И как расточителен. Вместо того, чтобы наслаждаться каждой минутой, проведенной вместе, предавался бессмысленным опасеньям. Он даже не сказал Сабзиро, что любит. А теперь поздно. Можно сожалеть, плакать, кричать, твердить о любви, но он тебя уже не услышит.

Дни тянулись один за другим, складывались в недели, а Маг все сидел возле неподвижного тела. Слез больше не было, воспаленные веки жгли сухие глаза. Иногда он поднимался наверх, чтобы наскоро поесть и снова возвращался. Спал он тут же, в подвале, пристроив голову на плите. Во сне к нему приходил Сабзиро. Грубоватый, нежный, ехидный, страстный, горячий… живой… Алвин просыпался в тоске и думал, что хотел бы уснуть навечно, чтобы всегда видеть этот сон. Но время шло, и боль постепенно менялась. Она никуда не исчезала, но уже не жгла, как огонь, а словно превратилась в холодный серый камень, тяжело давивший на сердце. От этого было ничуть не легче, но в голове прояснилось, и Маг начал думать о причинах постигшего их несчастья. И чем дольше думал, тем больше был уверен в том, что во всем виноват негодяй в белом, Ментальный Серый дракон, Глава Совета, презренный Урдрбрангр. Видимо, мерзавец все же нашел лазейку в охранных чарах.

Эльф не представлял, как он мог это сделать, но ему, в общем, было все равно. Какая разница? Главное, у него получилось. И теперь он, Алвин Квала Кэлуме Нэнья, должен сделать все, чтобы рассчитаться с ним за это. Он не станет вызывать его на дуэль. Вряд ли он справится с ним один, без поддержки магии Сабзиро. Он поступит по-другому. Отправится на Драконий Остров, будет орать, колотиться о Барьер, пока его не впустят и не позволят говорить перед Советом. Он разоблачит негодяя, раскроет драконам глаза на его мерзкие преступные дела и планы. Они обязательно поверят и поймут. Драконы ведь благородные и мудрые существа, хотя иногда кажутся совсем не такими… Он добьется, чтобы преступник понес наказание, а потом вернется сюда, ляжет на большой черный камень рядом с Сабзиро и тоже умрет. Потому что жить ему теперь незачем.

Алвин поднялся на ноги, склонился над застывшим темным лицом, поцеловал холодные твердые губы и направился к выходу из подвала. Наверху его встретил Глим, который тут же поковылял на кухню, чтобы быстро приготовить поесть. Маг посмотрел ему вслед и вдруг заметил, как сильно сдал слуга. Еще не так давно он, несмотря на увечья, выглядел бодро и бойко хромал по замку, что-то привычно бормоча под нос. Теперь же все прожитые годы словно в один миг упали на его сутулые плечи, сгорбив их еще больше, походка стала тяжелой и неуверенной, а в волосах сильно прибавилось седины. «Бедный старик, - подумал Алвин, - Горе и его придавило. Несчастный, лишился любимого господина, а теперь и я ухожу, и он остается совсем один в этом мрачном каменном замке. Но я должен…»

В этот раз Маг съел все, что стояло перед ним на столе. Есть совсем не хотелось, но ему нужны были силы. Глим радовался, что у его, теперь единственного, хозяина вдруг проснулся аппетит и старался впихнуть в эльфа побольше. Покончив с едой, Алвин пошел в спальню, надел удобную дорожную одежду. Затягивая на джинсах ремень, он равнодушно отметил, что очень похудел за прошедшие недели. Пояс, застегнутый на последнюю дырочку, все равно болтался слишком свободно. Он посмотрел на себя в зеркало. Красные воспаленные веки, бледное лицо с провалами щек, синяки под глазами, сухие потрескавшиеся губы, свалявшиеся растрепанные космы. Но какая теперь разница, ему не для кого больше быть красивым. Хотя, причесаться, пожалуй, стоит. Беспорядок прически как будто свидетельствовал о беспорядке в мыслях, а он сейчас должен быть собран. Беспощадно раздирая расческой спутанные пряди, он все-таки привел волосы в порядок, достал из шкафа теплый плащ , вышел из комнаты и пошел в привратницкую. Там он сказал Глиму, что уходит Старик молча смотрел на него покрасневшими слезящимися глазами. Большие натруженные руки, голова на отощавшей жилистой шее мелко тряслись. Аст, Бин, Коро и Тода жались к его ногам и таращили на эльфа круглые испуганные глаза. Алвина пронзила горькая острая жалость. Он порывисто шагнул к старому слуге, обнял, прижал к груди седую голову.

- Я вернусь, - шепнул он в сморщенное старческое ухо, повернулся к двери, вышел во двор, кое-как, на пределе сил, сдвинул тяжелую створку огромных ворот и вышел за крепостную стену.

За воротами его встретил холодный зимний день. Маг задохнулся от свежего студеного воздуха, от которого отвык за последний месяц. У него закружилась голова, и он немного постоял, заново привыкая к обступившему его степному простору. День был ветреный, но ясный, небо светилось прозрачной безоблачной голубизной. Ветер жег щеки, сияющий под солнечными лучами снег слепил глаза, и все вокруг было так светло и красиво, что сердце Алвина болезненно сжалось от чувства великой несправедливости. Мир, как и прежде, жил, пах морозом и снегом, шумел ветрами, сверкал, как будто ничего не случилось. Маг смахнул навернувшиеся на глаза слезы, плотней запахнулся, отошел от замка на сотню метров, потом вдруг остановился и обернулся, чтобы еще раз взглянуть на серые стены. Рука скользнула под плащ, стиснула сквозь ворот свитера ошейник, словно ища у него поддержки и сил.

- Я отомщу за тебя, мой господин, - шепнули сухие бледные губы.