Серебряный дождь, алмазный лед (СИ)

Волноваться о потомстве пока действительно не приходилось. Аст и Тода, похоже, совершенно не интересовались женственной прелестью Коро, они почему-то вовсю соперничали за внимание Бина. Тот в свою очередь вел себя загадочно и не выказывал предпочтения ни одному из трех собратьев. Глим, впервые заметив это, только покачал головой и пробормотал что-то вроде «каковы хозяева, таковы и коты», чем ужасно насмешил эльфа. Сабзиро смотрел, как Алвин играет с котятами, как, серьезно нахмурив брови, пытается выговорить какое-нибудь заведомо непроизносимое для него слово драконьего языка, слушал ворчание старого слуги и чувствовал, что впервые после смерти Садданх у него есть семья. Маленькая, смешная, нелепая, но такая родная.

Дела у Дракона шли с переменным успехом. Случалось, что он несколько дней подряд легко справлялся с задачами, которые ему ставил Маг, порой даже делал значительный рывок. Но потом часто наступал своего рода «откат», и его способности резко снижались. А иногда несколько дней подряд у него не получалось вообще ничего. Сабзиро в такие дни был мрачен, злился по любому поводу, беспричинно срывался на Алвина, орал, что все бесполезно, у него никогда ничего не выйдет, пока он не избавится от этих чертовых Чар. Маг старался относиться к таким взрывам с пониманием и терпением, но порой тоже не выдерживал, тем более, что в словах Дракона о Чарах ему мерещился упрек в его сторону. В таких случаях он смертельно обижался и переставал разговаривать с зарвавшимся хамом. Хам сначала делал вид, что безразличие Мага его совершенно не волнует, но, спустя примерно час, начинал с виноватым видом ходить кругами, стараясь привлечь к себе внимание и заслужить прощение. Алвину становилось смешно, и он охотно прощал. Тем более, что прекрасно понимал, как сложно Сабзиро. После таких маленьких размолвок страсть пылала особенно жарко, а примирение было так сладко. Так надолго, как в день возвращения из Тиале, они не ссорились больше никогда, хорошо усвоив урок.

Несмотря на срывы и неудачи, Сабзиро все-таки продвигался, и пользовался своим потенциалом все лучше. Это заставляло Алвина грустить и радоваться. Радовался он тому, что Дракон постепенно обретает силу и вместе с ней уверенность в себе. А грустил от того, что не знал, что его ждет, если к Сабзиро вернутся прежние способности. Он ведь тогда станет ему не нужен. Эти мысли мучили его днем и не давали покоя по ночам. Он долго лежал без сна, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить Дракона и думал о том, сколько их еще осталось, этих ночей. Потом, отчаявшись уснуть, тихо вставал и шел в кабинет. Там он забирался с ногами на широкий подоконник и долго смотрел в темноту за окном, то непроглядную из-за туч и пурги, то озаренную светом лун и сиянием белых просторов. И в который раз задавал себе все тот же вопрос: что будет, когда Сабзиро перестанет в нем нуждаться? Захочет ли Дракон, чтобы он оставался с ним или расторгнет Контракт, и каждый из них пойдет дальше по жизни своим путем? Ни слова о любви между ними так и не было сказано, а что кроме нее способно удержать их вместе? Таких разных? Разных по характеру, по воспитанию, принадлежащих к двум разным расам, между которыми до сих пор ощущались отголоски старой вражды?

Он вспоминал слова, которые вырвались у него в кабинете отца, и спрашивал себя, не ошибся ли? Неужели он, всегда считавший любовь досадной слабостью, действительно чувствует это? Кажется, так и есть, иначе как объяснить, что при мысли о расставании так ноет в груди и до боли сжимает горло? Так, наверное, и узнаешь, что любишь, когда от потери или одной лишь ее возможности сходишь с ума от тоски и горя. Алвин часто думал, что надо, наконец, признаться Сабзиро, но потом отвергал эту мысль, опасаясь, что тогда Дракон оставит его при себе, но лишь из жалости. А жалости он не хотел.

И еще Мага очень расстраивало, что его попытки разрушить Ограничивающие Чары терпят поражение. С пятого или шестого раза Дракону все-таки удалось расслабиться и впустить его в свое сознание. Сначала он снова провалился в густой мрак, а после очнулся на леднике, опутанном черной сетью. Он стоял, тупо глядя под ноги, и не мог сообразить, что должен делать. Словно забыл, как действовал в прошлый раз. Потом, наконец, пришло озарение, и он попытался растопить белое поле. Алвин произносил те же заклинания, рисовал точно такие же знаки, но лед и не думал таять. Он старался, пока совершенно не выбился из сил, и его не выбросило из разума Сабзиро.

После месяца безуспешных попыток Алвину все же удалось вызвать магический дождь, но он был лишь бледным подобием того мощного ливня, который обратил в позорное бегство Урдрбрангра. Он не смог причинить Ограничивающим Чарам никакого вреда. Лишь только упали первые капли, черная сеть напружинилась, вздулась, выгибаясь навстречу водяным струям, по ней побежали багровые отсветы. Дождь, приближаясь к ней, мгновенно высыхал и даже не касался толстых шнуров, пульсирующих, словно вены огромной неведомой твари. У Мага так ничего и не вышло. Ни тогда, ни в следующий раз, ни потом. Он мучился, пытаясь понять, почему он не может этого сделать. Он ведь почти справился с Чарами во время схватки с Серым драконом. Обычно он приходил к выводу, что близкая опасность его подстегнула и заставила использовать свои возможности полностью, на пределе. А сейчас прямой угрозы не было, и его скрытые силы не желали просыпаться. Если так, значит, ему просто надо стараться изо всех сил, и все получится. Но иногда Алвин спрашивал себя, действительно ли причина в этом? Или в том, что подсознательно он вовсе не желает, чтобы у него получилось, потому, что боится остаться один? Маг пытался убедить себя, что это не так, он же искренне хочет помочь Сабзиро, но все равно продолжал сомневаться.

У Дракона были свои причины для невеселых раздумий. Он старался, но так и не мог понять, по какой причине Глава Совета желает его гибели. Имеют ли к этому какое-то отношение смерти Садданх и его родителей? Зачем он внушил ему желание разрушить тот небоскреб? Неужели правда мечтает о новой войне и хотел развязать ее с его помощью? Почему, фактически изгнав его с Острова, он столько лет не напоминал о себе, зато теперь, когда в его жизни появился Алвин, ментальные атаки последовали одна за другой? Алвин… За Алвина он тревожился больше всего. И постоянно упрекал себя в том, что подвергает его смертельной опасности. Ведь сам по себе Маг Урдрбрангру не нужен, он попал под удар из-за близости к нему. Алвин это тоже понимает. Наверное, поэтому он так печален, хотя и старается делать вид, что все в порядке. Поэтому плохо спит по ночам, часами сидит в кабинете на подоконнике, глядя в густую тьму за окном. Тупой эльф… Думает, Сабзиро ничего не замечает… Все-таки надо было расторгнуть их Контракт и отпустить Мага, он должен был на этом настоять. Но он просто не в силах. Пусть он эгоист и негодяй мало чем лучше Урдрбрангра, но он не может отказаться от того, кто так ему дорог.

И что ему со всем этим делать? Как защититься и защитить? Конечно, он делает кое-какие успехи, но они столь незначительны, что всерьез их рассматривать не стоит. И у Алвина не получается с Ограничивающими Чарами. Такими темпами он достигнет чего-то как раз лет через тридцать, не раньше. А у него в распоряжении нет этих лет. Здесь в замке безопасно и спокойно, и все это очень мило: совместные тренировки, вечера у камина с котятами и книжками, уютное ворчание Глима, но, если говорить честно, все это очень напоминает осаду. Они укрылись за толстыми стенами, под защитой заклятий, но они не могут сидеть взаперти вечно, еще каких-нибудь полгода, и такая жизнь покажется им адом. Ладно, подождем до весны, а там посмотрим. Может и правда обратиться к Совету, как предлагал Маг? Можно, конечно, попробовать… Но это означает явиться прямо в руки Урдрбрангру…