Ненависть (СИ)

− Старик чертов! Что ты придумал – бросаться на лучников без щита! Совсем из ума выжил!

Сотник стоял непоколебимо, даже не двигаясь. Черные серьезные глаза смотрели спокойно – воин мог орать сколько угодно, но Ярре был стариком только потому, что ему уже сравнялось сорок лет и половина головы была седой. В учебном бою он и Наместнику ни разу не проиграл. Ничья выходила, а то и побеждал. Наконец сотник сказал:

− Господин, хватит – люди смотрят.

Наместник тут же замолчал, потом произнес совсем тихо:

− Спасибо …

Ярре молча кивнул.

Наместник подошел к своим приблудам – мальчишки стояли смирно, ждали решения своей судьбы. Две хорошие оплеухи каждому, головы мальчишек мотнулись из стороны в сторону, но стояли по-прежнему молча. Грубо проворчал: «Чтобы больше в плен не попадались…» Выглядели они жалко – ободранные, избитые, зареванные, но, слава богам, живые и целые. Ремигий повернулся к сотнику:

− Ярре, я больше свою сотню собирать не буду, а возиться с ними мне некогда – возьми их к себе на место погибших.

Один из мальчишек что-то протестующе пискнул – еще одна пощечина закрыла ему рот и отбила охоту спорить с Господином. Ремигий вдруг усмехнулся, только сотня Ярре могла шагнуть под град стрел по беззвучному приказу – уж как он их учил, но они следовали за ним всегда, в любое место, в любую битву. Ремигий бил своих, Ярре − нет. И приблудам было бы после всего лучше у Ярре. Потом расскажут, что произошло. Пока же, – слава богам, – живы хотя бы самые младшие из его сотни.

Тварь… Он по-прежнему сидел на земле, его беззастенчиво рассматривали воины – все уже знали, что произошло в палатке Наместника ночью, и теперь ждали его решения. Сложить все произошедшие события – внезапный захват мальчишек живыми, появление Твари в его палатке, обмен, во время которого он должен был выйти вперед, – это все ясно и точно было просчитано. Он мог и погибнуть, его могли замучить еще ночью, он мог убить Наместника сам, но развитие событий, видимо, по плану тварей, предполагало и такие варианты. Бить его было бесполезно, за что – он выполнял свой воинский долг. Отпустить – не дойдет и до предгорий, слишком истощен, да и кто-нибудь прикончит тварюшку – без оружия, и ранен. Мальчишка сидел на земле, опустив лицо, спрятав его под спутанными волосами. Ремигий спокойно приказал:

− Ярре, возьми его…

Он не успел договорить – Тварь вдруг вскинулся, мелкие зубки оскалились в нехорошей усмешке –так лисенок скалится, когда загнан псами под корягу. Ярре осторожно сказал:

− Господин, он никого, кроме Вас, не подпустит к себе – поверьте, я знаю, как они могут броситься…

Наместник глухо ответил:

− Не могу его касаться – он же специально подвел нас под стрелы своих. Тварь!

Мальчишка вздрогнул, сжался в комок. Ремигий тяжело взглянул ему в лицо – глаза снова смотрели затравленно, с ненавистью, словно не было того растерянного взгляда, когда он нес мальчишку на руках сюда. Лекарь ласково сказал:

− Ну что ты, успокойся, пойдем обратно…

Ярре не успел перехватить руку, протянутую к Твари – мальчишка вдруг вцепился в ладонь лекаря со всей силы, человек отчаянно вскрикнул, из прокушенной руки хлынула кровь. Воины глухо заворчали, круг людей вокруг Твари сжался. Наместник со всей силы ударил взбесившегося твареныша по щеке, заставляя разжать челюсти. Еще и еще раз… Ненависть. Опять. Они даже на доброту отвечают укусами. Мальчишка всю ночь играл роль несчастной жертвы, чтобы утром отомстить за все… Тварь. Тварь. Недочеловек…

Он бы убил мальчишку, но остановил его тихий всхлип Твари – он разжал челюсти от боли, и теперь пытался вздохнуть, чтобы хоть как-то ослабить боль от ударов воина. Он уже слышал такой всхлип – когда мальчишка ночью заплакал после всего, что с ним сделали. И он не смог больше ударить. Наместник опустил руку – мышцы жестоко свело судорогой, с трудом сказал:

– Хватит для первого раза. Еще так посмеешь сделать – выпорю…

Он и сам не понимал, что говорит – отчаянно болела разбитая о скулы Твари рука, в груди стоял жесткий комок, не дававший дышать. Мальчишка поднял залитое кровью лицо и покорно кивнул. Вокруг молчали – бешеный нрав Наместника знали и знали, что остановить его было невозможно. А тут – какая-то Тварь… Ремигий резко наклонился, взял окровавленного твареныша на руки, тот сразу окаменел, сжался в комочек. Зло сказал лекарю:

– Ты думал, он поймет по-другому? Вот и получил. Перевяжешь руку, придешь снова ко мне, – щенка перевязать надо и искупать, он весь в крови.

Лекарь только взглянул исподлобья. Ярре беззвучно вздохнул. Воины молча расступились, пропуская Наместника к палатке. Тварь на руках воина, казалось, и не дышал. Наместник внес его в палатку, зло сказал стражнику: «Воды натаскай! И побольше!» Стражник расширил было глаза,но, услышав яростный рык господина, бегом побежал к ручью.

Ремигий осторожно опустил Тварь на койку, устало спросил:

– Зачем лекаря укусил? Он же ничего плохого тебе не сделал…

Тварь молча попытался вытереть кровь с разбитого лица, но только еще больше размазал. Воин швырнул ему кусок ткани:

– Утрись,твареныш!

Мальчишка водил тряпкой по лицу, но кровь из разбитых губ идти не прекращала. Воин глухо вздохнул – неловкие движения худеньких пальцев, испуганные глаза. Отличная маскировка. Но жесткий комок в груди постепенно исчезал. Тварь вдруг отнял тряпку от лица :

– Я хотел умереть сам…

И сразу замолчал. Ремигий только вздохнул – да кто поверит, что один. Тварь так же беспомощно пытался утереть кровь. Воин покачал головой:

– Давай помогу, только не кусайся…

Твареныш вдруг как-то смешно сморщил носик, губы раздвинулись в улыбке, сверкнули острые зубки. Воин только покачал головой, а ведь лекарь ошибся, не юноша – ребенок. А он-то что сотворил с ребенком… И вдруг понял, что мальчишка не ел больше суток.

– Ты ел когда в последний раз?

– Не помню, давно. Дня три назад.

Ремигий молча встал, подошел к столику – Тварь следил за ним суженными глазами, отрезал кусок хлеба, сыр, вернулся, сунул в руку Твари:

– Это сможешь съесть?

Тот кивнул, потом тихо попросил:

– Попить бы…

Воин налил в кубок воды, поискал в сумке, нашел сладкий финик, сунул в руку Твари:

−На, держи…

Мальчишка осторожно начал есть. Стражник принес пару кожаных ведер с водой: «Господин, еще?» Воин кивнул. Тварь тихо спросил:

− Вода зачем?

Воин усмехнулся:

− Отмывать тебя будем

− Чтобы потом …на ложе к тебе – как ты обещал?

Наместник с трудом сдержался, чтобы не ударить мальчишку:

−Да на какого... ты… мне нужен!

Мальчишка нервно сглотнул, опустил голову. Горюшко…

Воин пытался успокоиться, но получалось плохо – он был готов убить щенка уже несколько раз, а тут он просто обиделся на Тварь. Хотя, если подумать – то, что произошло ночью и то, что он сам ему говорил: что еще Тварь мог подумать, увидев, что принесли воду. И вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы увидеть личико Твари без синяков, отмытое от засохшей крови. Интересно, волосы у него какие? Охх, опять сладко заныло в паху. Да что же это такое – он же ребенок совсем, да еще и враг.

Тварь, видимо, что-то почувствовал, сжался в комок, крепко сжимая в руках кусочек сыра. Ремигий зло сказал:

− Да не бойся ты – я же слово дал,что не трону…

Мальчишка что-то тихо шепнул, воин резко ответил:

− Ешь, наконец! Кому ты такой нужен! Одни кости…

Мальчишка вздохнул, осторожно начал кусать сыр. Ремигий отошел подальше, чтобы не смущать твареныша. И все-таки ребенок – только что сжимался от страха, и вот уже жует кусочек сыра, быстро откусывая кусочки – как мышка. Только губы сильно разбиты – какой же он голодный, что жует с такими кровавыми трещинами на губах. И Наместник хорош –бил, как молотом, – тоненькие косточки, исхудалое личико. Стыдно и больно…

Стражник принес еще два ведра, неуверенно спросил:

− Господин, принести с кухни горячей воды – я там договорился?