Димочка (СИ)

Ты подплыл к нему, покачиваясь из-за выпитого, повис на нем. ЕБН холодно отстранил тебя, размахнулся и по-деловому заехал в челюсть. Никто из компании не стал перехватывать руку. Из разбитой губы по подбородку потекла красная струйка.

- Пьянь.

- Стааасик? – удивленно переспросил ты, прикладывая пальцы к губам и рассматривая на них проступившую кровь.

…А потом у вас полетела стандартная сцена ревности. Такие ссоры не из-за чего не раз вспыхивали в нашей среде у меня на глазах. Брошенный не туда и не там взгляд, неосторожные, не продуманные до конца высказывания, восприятие которых усугубляется выпивкой. Неуверенность. Во всем.

Прежде всего, в себе. Никто не может дать стопроцентную гарантию, что общество однажды не сломает и не заставит жить по своим, общепринятым законам, и по ночам, закусывая губы, не придется кататься в бессоннице по койке и жрать простыню, ненавидя себя за то, что сдался.

В своем партнере. В его желании быть с тобой, когда нет ничего цементирующего пару, вроде официального брака с вытекающими материальными последствиями при разводе и общими детьми, которых надо делить в судебном порядке. Даже в элементарном завтрашнем дне, когда так легко можно потерять работу и получить «волчий билет» в профсфере, если вдруг руководство не придерживается космополитских взглядов трудового законодательства США. Еще хуже – случайно подцепленный где-нибудь СПИД. Это смертный приговор без отсрочки исполнения.

- Не лезь к ним, я еще раз говорю, - процедил френд, - пойдем, лучше, подышишь в предбаннике.

Да и я не собирался.

Там, в предбаннике нас снова выцепил кто-то из твоей компании.

- Слышь, тут один богатый папик свою тачку дает. Хотим в шарогоняльню на пару часов. Он за все платит. Вы с нами?

Сейчас по прошествии лет, я не знаю, чем надо было думать, чтобы согласиться. Пьяный водила за рулем, неизвестная компания, чужие бабки, низверзнувшиеся с небес в руки. Закончится это могло в лучшем случае аварией, в худшем...

Тачка была огромной. Почти микроавтобус. Мы загрузились в нее, затарившись снова спиртным, и полетели по ночным питерским трассам. Любимый бильярдный клуб неожиданного разбогатевшего на «избушках» папика затесался в хрущебах пресловутого Веселого поселка.

Папик в кожаном плаще и золотых шайбах на пальцах сидел с нами рядом и говорил на неожиданно литературном русском языке… о жене, которую отправил в одну из лучших европейских клиник на днях. Его никто не слушал. Я тоже, только разве что на автопилоте. Это называлось «разговаривать с зеленью» .

- Понимаешь, у меня есть деньги. Много денег. Очень много. Я готов заплатить, сколько надо. В десять раз больше. В сто раз больше. Но она все равно умрет.

….Как затейливо устроена человеческая жизнь и, казалось бы, случайные встречи в ней… Спасибо, Вам, М. Н., что Вы, узнали, не узнав, меня в новой. Я тоже сделал вид, что этого Вашего прошлого и той встречи никогда не было…

- Зачем Вы так? Возможно, она еще поправится.

- Сколько тебе лет?

- Двадцать два.

- Знаешь, когда тебе будет столько, сколько мне сейчас, единственное чудо, в которое ты будешь верить – это, что до сих пор жив. Я врач. Пять лет хирургической практики. Я знаю не просто ее диагноз - видел динамику анализов.

Я не нашелся, что ответить Вам. Может быть, к лучшему. Иногда не стоит плодить вслух банальности. Просто налил еще.

…Тачка, пролетев огни центра, мигающие желтым семафоры окраин, тормознула у невзрачного барака. Мы вывалились из нее и вспомнили, что мы забыли в клубе… тебя, Димочка. Ты тоже хотел поехать и просил пару минут подождать тебя. Пока миритесь с ЕБН. Все уже шло к этому.

- Неудобно вышло, - виновато выдавил кто-то. – Может, позвоним ему?

- Толку? Мы уже здесь, он там со своим ебарем.

….Папик заказал всем еды. Горячей. Отходя, я проглотил суп и пропустил пару-тройку партий в паре с френдом против папика и его случайного напарника.

- Хорошо играешь. Учился?

- Не. На компе игрушка стоит. Там траектории хорошо прослеживаются.

Я даже не думал тогда, что он так запомнит меня. С чего вдруг? С непроизнесенного вслух очевидного? Вот с этого несказанного дерьмового: «Я Вам соболезную, или я Вам сочувствую», когда никто никому нехрена нет?

Тачка вернула нас под утро в клуб. Все обошлось без приключений. Как говорится, Боженька хранит пьяненьких. На этот раз.

Ты, Димочка, спал прямо на столе. Рядом валялся полный денег бумажник и тарелки с уже заветревшейся, затвердевшей жиром едой. Косметика на лице поплыла под пьяным потом, светлый парик упал под стол.

Френд потянул за руку:

- Пойдем.

- А он? – я кивнул головой на тебя, Димочка.

- А, что, он? – переспросил друг, хмурясь.- Ты же сам админ, и прекрасно знаешь, как поступают с пьяными.

Ментовка. Вызов бойцов на дом и погрузка тела. Кому охота возиться с пьяненькими?

Ч.8.

У нас с френдом тоже были ссоры. Иногда до мата в мобильник на пол-улицы, прорывающегося сквозь музыку в кафе или ударяющего взрывным, гулким эхом по стенам пустой квартиры. Но гораздо хуже было тяжелое, напряженное, физически ощущаемое всеми порами молчание, которое иногда повисало между нами. Так было и в тот раз.

- Слышь, он сказал, что мы его друзья, - процедил я сквозь зубы, не двигаясь с места.

- И че? – осклабился френд, - у него таких друзей тут полкабака. Угомонись уже. Кто-нибудь да поможет.

- Да таких друзей за хуй и в музей.

Как раз по-человечески я понимал френда. Сейчас ему меньше всего хотелось возиться с тобой, Димочка. Наверное, он уже далеко не первый раз вот так нянчился с тобой. Доволакивал домой, раздевал вонючее, зашедшееся перегаром, потом и мочой тело, укладывал спать. И вместо «спасибо», закономерно получал под уход порцию пьяного дермища в свой адрес. Потом, правда, под утро ты всегда звонил и долго, деликатно извинялся. Хотя не помнил, за что. Об этом я также узнал позже.