Стой за моим плечом (СИ)

Запоздало пришла мысль о том, что воину может не понравиться такой поворот событий.

- Вполне возможно. Ты же знаешь – любой житель страны – мой раб. Без исключений. Может быть, я захочу, чтобы ты сменил род деятельности.

Азиз поклонился. Кажется, он недоволен.

- Я могу идти? – голос воина был бесстрастен, но руки, сжатые в кулаки, подрагивали от напряжения.

Как правило, даме, получившей платок, давалось время на приведение себя в порядок, но сегодня я не намерен был ждать несколько часов, изнывая от предвкушения. О, нет.

- Нет. Во внутренние покои, - я повелительно повел рукой, Азиз медленно прошел в указанном направлении, охрана дернулась вслед за нами, но я покачал головой, и они остались в зале.

Помедлив пару мгновений, я нашел взглядом служанку и повелел принести фрукты и кофе. Когда я зашел в покои, Азиз задумчиво стоял посредине, гипнотизируя взглядом покрывало. Мои пальцы прошлись по мгновенно напрягшейся спине, съехав по желобку вниз, туда, где начиналась манящая расщелина между ягодицами. Потом я подтолкнул его вперед, Азиз прошагал до постели и снова остановился.

В покои проскользнул уста, помогая мне раздеться, отослав его, я присел на край, посмотрел снизу вверх: лицо Азиза было подчеркнуто спокойным, каким-то неживым. Ни следа улыбки или теплоты в глазах, хотя «клинок» продолжал демонстрировать похвальную стойкость. Обиделся он на меня, что ли? Или просто расстроился?

Мягко потянув на себя кисть, уложил Азиза рядышком. Поцелуй в плечо заставил Азиза вздрогнуть, пока я медленно исследовал грудь и живот губами, он лежал неподвижно, только изо всех сил комкал ткань покрывала, а когда я вернулся из своего путешествия по его телу к ключицам и плечам, он, видимо, не выдержал напряжения – резко взметнулся, навалился на меня всем весом, сдавливая, вышибая дыхание. Он прижал меня с такой силой, что я не смог бы вывернуться, даже если бы захотел, но я и не желал свободы – секундный страх быстро испарился, воин целовал и ласкал меня так неистово и жадно, что трудно было заподозрить его в желании моей смерти. Он прижимался и терся, горячо дышал в ухо, постанывал, его пальцы наверняка оставят на мне синяки, с такой безжалостностью он мял бока и ягодицы, цеплялся за плечи и руки. Это было так непохоже на осторожные, тягуче-плавные ласки нежных цветков моего сераля!

Мне было душно, жарко, пот заливал спину, ребра трещали под тяжестью придавившего меня Азиза, я хватал ртом воздух, втягивая каждый глоток как последний, твердая ладонь натирала нежную кожу, меня трясло от этого безумного горячечного напора и собственной внезапной онемелой слабости – вместо того, чтобы разозлиться и подмять наглеца под себя или хотя бы запротестовать, я тонул в новых ощущениях и терял себя, прижимаясь в ответ, целуя и прикусывая чуть солоноватую упругую кожу. Судорога наслаждения настигла нас почти одновременно – Азизу потребовалось еще несколько движений. А потом он немного сполз в сторону, но все еще продолжал придавливать. Так мы и лежали. Не знаю, о чем думал воин. Я лениво решал для себя: то, что произошло, заслуживает награды или наказания? В действиях воина не было и капли почтения или стремления угодить, зато хоть отбавляй страсти и искреннего незамутненного ничем вожделения. Не этого ли я жаждал?

С трудом пошевелившись, понял, что весьма ограничен в движениях – Азиз не давал сдвинуться. И все-таки я ухитрился почти вслепую, действуя за его спиной, стянуть с пальцев перстни, все до одного. Азиз на мои дерганья не обратил никакого внимания, так и лежал, отвернувшись в сторону, пока на его спину не начали падать тяжелые драгоценности. Ощутив этот своеобразный град, воин вздрогнул, откатился, пошарил рукой и с удивлением поднес к глазам торжественно-красный перстень.

- Мне уже уходить? – медленно спросил он.

- Можешь остаться. Сейчас, правда, день, а девы обычно остаются на ночь, но так ты не дева. И я что-то подустал…

Отчего-то спать захотелось неимоверно и я, наплевав на запланированные дела, развалился на перине, позволив себе задремать. Проснулся от тихого стука посуды – прислужник расставлял на низком столике тарелки. Женщина, прислуживающая мне ранее, была весьма сноровиста, никогда даже чашечка у нее не звякнет. Но, к сожалению, она не была умна. Сирхан очень скоро добился от нее признания, что именно она подсыпала яд в пищу, и только счастливая случайность сберегла меня от смерти. Теперь, кроме повара, блюдо пробует еще и подавальщик. Под моим пристальным взглядом юноша быстро закинул в себя куски всех принесенных яств, отпил из чашки и с поклоном удалился. Азиз, пока я спал, сложил перстни кучкой перед собой; когда я взглянул на него, он задумчиво их разглядывал, морща лоб и приподнимая брови.

Шевельнувшись, привлек внимание Азиза: на меня уставились серьезные, даже какие-то грустные глаза.

- И что же - великий султан уже решил, что делать со своим рабом? Мне сдать клинки в оружейную?

- Нет. К чему? Когда твоя смена?

- Завтра.

- Хорошо. Значит, сегодня тебе следует отдохнуть, а то проворонишь султана. Предлагаю прогуляться по саду, а потом потрапезничаем и – спать.

Азиз кивнул. Прислужники заторопились со сменой одежды, пока мне помогали, Азиз, словно между делом, успел сжевать половину кушаний, краем глаза я следил за его передвижениями. Он держал себя спокойно, неторопливо надевая принесенные из смежных покоев вещи и прилаживая к поясу саблю. Наверное, успел привыкнуть к окружению – все-таки не раз уже бывал в этих покоях и даже наблюдал за моими ночами с наложницами. Воспоминание о тех ночах натолкнуло на вопрос:

- Азиз!

- Да, повелитель?

- Ты не ревнив?

- Ревнив, - спокойно утвердил Азиз, взгляд его был безмятежен и чист, лицо, как обычно, ничего не выражало.

А вот с этим надо что-то делать. Моя семья столетиями властвовала над телами и душами подданных, но очень немногие из моих почтенных предков умерли от естественных причин. Султан – хозяин жизни любого жителя нашего славного царства, но, увы, не хозяин своей собственной жизни. Я еще помнил дикий страх в глазах отца, который он пытался потушить жестокими казнями и немилосердными указами. Смерть порождает смерть, страх перерастает в ненависть. Потому я не усматривал ничего удивительного в том, что батюшка в конце концов скончался во вполне цветущем возрасте. Я был всего лишь пятым сыном и все, на что мог рассчитывать – быстрая смерть. Жив только благодаря матушке. Ей удалось умолить старшего братца не торопиться с казнями родни… Красивая была женщина, мир ее праху. И умная. Она не переставала мне повторять:

- Сулейман, помни, нельзя недооценивать простых людей. Последняя поломойка может в какой-то момент получить власть над твоей жизнью. Пусть всего на мгновение. Не обижай зря рабов, окружи себя преданными людьми и дни твои на этой земле будут долгими.

Слова матушки запали мне в душу. Не скажу, что при мне совсем не появляются головы у стены, но, по крайней мере, я стараюсь сдерживать норов и взял себе за правило хотя бы на несколько мгновений задуматься, прежде чем отдать приказ.

Ответ Азиза колет сердце тревогой. Ревнивец способен на многое. Отверженный и обиженный мужчина – почти на все. Я меряю взглядом его фигуру. Ну, и что теперь с ним делать? Отослать подальше? Но я не хочу терять удивительное ощущение от близости, еще ведь даже не успел толком распробовать! Вдруг с другими наложниками так не получится? Хотя, о чем это я? Скорее всего – не получится!