Не полюблю больше никогда...(СИ)

Нет, ответственность он чувствовал. За одного единственного человека. За Шерлока Холмса. Это стало открытием, но вовсе не неприятным. Шерлок заполнил его жизнь собой настолько, что странно было бы, если бы Джон просто не стал испытывать к нему эти не очень понятные, но не такие уж необоснованные чувства. А разве можно не беспокоиться за Шерлока? С его-то жаждой экспериментов, бросанием под пули и в погоню, не задумываясь, голоданием по несколько дней и отсутствием сна по несколько ночей? И все это на его, Джона, глазах. Конечно же, ответственность возникла сама собой. Он всегда ее чувствовал за тех, кто был с ним рядом. Семья, дети в ожоговом центре, взрослые в больнице, солдаты в Афганистане… Теперь вот Шерлок.

И Джон был вовсе не против нее. Скорее даже за. Это тоже давало некие стимулы в жизни и ощущение причастности к ней. Ему нравилась эта жизнь. И нравился Шерлок. А еще, почему-то Джон подозревал, что тот так старательно рушит его отношения по одной причине – не хочет, чтобы они переросли в постоянные и вдруг стали бы значить для него, Джона, гораздо больше, чем просто приятное дополнение в жизни. Попросту, Шерлок не хотел бы, чтобы Джон ушел, съехал, сошелся с кем-то и оставил его одного. Конечно, нельзя быть в этом уверенным, но ведь и такое может быть? Не такой уж социопат Шерлок Холмс. И Джон прекрасно видел его привязанность к себе. Может, еще и поэтому просто не мог дуться на него долго за его выходки.

К немногим людям привязывался Шерлок. Да что уж там, Джон мог назвать всего двоих: себя и миссис Хадсон. К домовладелице тот, несмотря на вечное недовольство, что она наводит порядок и стирает пыль, был искренне привязан. И понимание, что он стал нужен Шерлоку, быстро стирало любые обиды на него. Не мог он долго обижаться на человека, который был одинок и защищался от одиночества броней отчуждения и объявлял себя социопатом. И принятие его заботы, внимания, а иногда и настойчивости на самом деле было очень приятно и как-то даже грело душу. Именно благодаря этому детектив в последнее время хоть немного поправился, и его гемоглобин, наконец, пришел в норму.

За это время Шерлок вновь куда-то уезжал один раз. Он вернулся точно так же как и раньше через два дня. Джон не спрашивал, где тот был, а он сам не говорил, но вел себя после возвращения как и обычно. И, слава Богу, больше ничем не заболел.

Шерлок ненавидел размеренную жизнь, но в последнее время она была именно такой. Расследования были хоть и интересными, но отнюдь не захватывающими. Эксперименты могли бы нарушить эту размеренность, не будь они такими удачными. Как назло, все получалось и подтверждало его догадки. Джон почти всегда находился рядом, ну если не работал и не ходил на свидания, а они не были столь уж частыми, и которого всегда можно было увести с них, сославшись на срочное дело. Даже если такового и не было, Шерлок мог с ходу придумать что-то. И совсем не из вредности. Просто на самом деле Шерлок очень боялся, что если свидания перерастут в постоянные отношения, то Джон уйдет. Какая-нибудь не очень глупая дамочка своими прелестями, готовкой, вниманием и уютом сможет склонить его Джона к выбору себя. Да, Шерлок считал Джона уже своим. Он даже не задумывался над этим. Просто доктор вошел в жизнь и прочно в ней обосновался. Как? Шерлок не мог сказать. Что именно повлияло на это? Болезнь, его искренняя забота, желание всегда помогать и быть рядом на расследованиях… Все вместе, наверное. Но сейчас Джон стал неотъемлемой частью Шерлока. Не для других. Эти идиоты назвали их парой. Для себя лично. Когда Джон был рядом, Шерлоку было просто хорошо. У него была земля под ногами, на которой он твердо стоял.

Даже ругаться и спорить с Джоном было нераздражительно. Ну, несильно раздражительно. А иногда даже смешно. Именно потому, чтобы не дать отношениям доктора перерасти в постоянные, Шерлок старательно пресекал их на ранней стадии. Тем более это было совсем несложно. Да и Джон не сильно обижался. Из чего можно сделать вывод, что он сам не очень дорожил ими, точнее, просто не успел прийти к этому. И Шерлок намеревался и дальше не дать этому случится. Джон нужен ему. Очень нужен. Даже если бы он не делал чай и не мыл посуду, не готовил завтраки, не помогал в расследованиях, он все равно был бы нужен. Ведь он принял его, Шерлока, и вытеснил из его жизни одиночество, а возвращаться к нему, к этому беспросветному одиночеству и черной тоске не хочется. Нет. Не не хочется. Шерлок просто уже не сможет. Если уйдет Джон, единственное, что останется Шерлоку, это медленно умирать одному от тоски. А умирать, несмотря ни на что, сейчас уже не хотелось. Хотелось жить. Жить и помнить. Помнить и жить.

Он вновь ездил к Алану. Но в этот раз не из-за приступа одиночества. Не из-за чувства, что единственное желание в этой жизни, которое осталось, это оказаться рядом. Пусть даже на могиле. Сейчас им двигало совсем другое чувство. Некое спокойствие и желание поделиться этим спокойствием. Не рассказать о нем. А именно поделиться. Глупо, он ведь рационалист. Но при всем рационализме все, что касается Алана, не вписывается в эти рамки. Ведь тот никогда не был спокоен за Шерлока. Сейчас Шерлок хотел, чтобы ему было спокойно. Вот он, живое доказательство, стоит на его могиле, живет и не хочет умирать. Он хочет жить и помнить. Всегда. И он точно знает, что это лучшее, что он может сделать для Алана теперь. Если нет души и загробного мира, жизни после смерти и всего прочего антинаучного и недоказанного, то есть память, в которой живет любимый человек. Ради этого стоит жить самому. Чтобы не уничтожить его и там. Не совершить еще одно преступление. Кто послал ему Джона? Ведь с ним он вновь живет.

Шерлок вернулся быстро. И сильно удивился, что так был рад видеть Джона. Он понял, что соскучился по нему за два дня.

Вот уже три недели Шерлок скучал. Такое впечатление, что на преступления был наложен мораторий. Ничего интересного. Все, с чем приходил Лестрейд, было настолько скучным, что раздражало. Как и тупость полиции, не видящей элементарного. Он даже не вставал с дивана, чтобы раскрыть их так называемые преступления.

Поездка в Белоруссию его вообще окончательно разочаровала и разозлила. Не зная чем себя занять и отчаянно скучая без Джона, который почему-то именно сегодня решил помогать какой-то там очередной пассии, или коллеге, как тот выразился, с перевозкой вещей, Шерлок взял его пистолет и принялся палить в стену. Просто так. Хотя, нет. Смайлик на стене жутко раздражал своей улыбкой. Ему так скучно, а этот еще и смеется.

Шерлок искренне недоумевал, почему так разозлился Джон. Ведь он всего лишь стрелял в стену. Ну не в людей же. И даже не в картину, как в прошлый раз. Наверное, рассчитывал на ночь у «коллеги», но та не оправдала его ожиданий. Иначе с чего бы еще и злиться на голову в холодильнике? Чем отличается голова от других частей тела, периодически хранящихся там? Детектив искренне не понимал. Это кто еще из них должен обижаться! Не его ли Джон в блоге назвал чуть ли не ограниченным? Если ему понадобится, он за сутки узнает все и о солнечной системе, и о других галактиках, и поразит этими знаниями не только Джона, но и профессоров астрономии. Только ему это ни к чему. Он расследует преступления, а не исследует космическое пространство! Ему важна работа! Его работа!

Все это Шерлок высказал Джону и обиженно отвернулся от него, уткнувшись лицом в спинку дивана. Тот, раздраженный усталостью, отсутствием еды и этим дурацким спором, решительно встал и направился к выходу.

- Куда ты идешь? – Шерлок повернул голову в его строну.

- Гулять! На воздух! – Джон накинул куртку, быстро спустился с лестницы вниз и вышел за дверь.

Детектив не очень обращал внимание на вошедшую к ним квартирную хозяйку. Слова Джона не давали ему покоя. Он подошел к окну и посмотрел на улицу, провожая Джона взглядом. На душе было противно и тревожно. Он механически отвечал что-то миссис Хадсон, а его мозг отчетливо рисовал ему картину из прошлого.